Китай: что мы знаем о лисе

\"Что мы знаем о лисе?
Ни-че-го! И то - не все...\"

Борис Заходер

Человека, всерьез заинтересовавшегося вопросом, существует ли у России внятная стратегия развития отношений с Китаем, ожидает неприятное разочарование. Говоря коротко, стратегии такой не существует, хотя понимание того, что она нужна, безусловно, есть. Китай - третье по величине государство мира с населением почти в полтора миллиарда человек - ближайший сосед России. Сосед этот уверенно идет к тому, чтобы стать второй сверхдержавой Земли и, в перспективе, самым могущественным государством XXI века. Между тем, в нашей стране о Китае знают крайне мало - и не только на бытовом уровне (где образ Китая - это образ страны-производителя дешевых и некачественных товаров), но и на уровне принимающих политические и экономические решения элит. Почему же информация о Китае оказалась невостребованной? В какой момент это произошло? Что представляет собой сейчас российское экспертное сообщество китаистов и существуют ли информационные каналы, связывающие его со структурами, формирующими государственную политику? Попробуем разобраться.

\"СССР ни на минуту не приостанавливает изучение Китая\"

Интерес русских к Китаю имеет давние традиции. Просветительская деятельность о. Иакинфа (Бичурина), о. Палладия (Кафарова), работы Василия Васильева заложили основы российской школы синологии, которая вплоть до середины 30-х годов прошлого века по праву считалась одной из сильнейших в мире. К сожалению, разгром отечественного востоковедения в годы репрессий самым драматическим образом сказался на советской синологии. К началу \"великой дружбы\" между СССР и Китаем советское китаеведение подошло в значительной степени обескровленным. Тем не менее, в 50-е годы прошлого века отечественная синология развивалась весьма бурно: активно переводилась китайская поэзия и проза, научные коллективы в Ленинграде и Москве продолжали традиции классического китаеведения, заложенные В. Алексеевым и Ю. Щуцким, историки спорили о \"восточном ренессансе\", советские специалисты обучали китайских студентов русскому языку и т.д. С другой стороны, постоянно повышался уровень интереса к СССР со стороны Китая. \"Медовый месяц\" в отношениях двух стран закончился после того, как Мао Цзэдун после XX съезда КПСС обвинил Хрущева в ревизионизме и уступках Западу. Период \"культурной революции\" в Китае ознаменовался существенным охлаждением отношений и практически полным прекращением изучения СССР китайской стороной. Интересно, что в это самое время премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай \"не раз выступал с серьезным заявлением, внушая всему обществу одно важное понятие: Советский Союз - это огромная страна, которая имеет с Китаем общую границу в несколько тысяч километров. СССР ни на минуту не приостанавливал пристальное изучение Китая, а мы не изучаем, не учимся у него. Мы не знаем, что он делает, о чем думает. Имея такого огромного соседа, как Советский Союз, мы подготовили русистов не столько много, сколько мало\"[1].

Чжоу Эньлай нисколько не грешил против истины. В годы охлаждения отношений с Пекином советские китаеведы занимались Китаем даже активнее, чем в предшествующий период. В 1966 году, за три года до военного столкновения СССР и КНР у острова Даманский, был создан Институт Дальнего Востока АН СССР, ставший крупнейшим интеллектуальным центром изучения проблем современного Китая. Экспертное сообщество, группировавшееся вокруг ИДВ, обеспечивало советское руководство достаточно полной информацией о восточном соседе. По словам заместителя директора ИДВ Владимира Портякова, \"было нечто вроде комиссии по китайскому вопросу, которая так или иначе собиралась\". В состав этой комиссии входили, помимо всего прочего, \"советники и помощники первых лиц государства\".

Другой вопрос, насколько эффективно использовалась экспертная информация. В частности, во время китайско-вьетнамской войны 1979 года некоторые эксперты советовали проводить более жесткую линию в отношении Пекина, однако партийная верхушка СССР побоялась открыто выступить на стороне своих вьетнамских союзников и ограничилась словесным осуждением китайской агрессии. В результате китайское руководство укрепилось в мысли, что советская геронтократия боится нового вооруженного конфликта и окончательно сделало выбор в пользу стратегических отношений с США.[2]

Добрососедские отношения с Китаем возобновились лишь после распада СССР. К сожалению, именно в это время - начало 90-х годов - российская академическая наука испытала на себе всю прелесть рыночных реформ и потеряла значительную часть своего интеллектуального потенциала. Потери, разумеется, не обошли и советскую школу китаеведения. Тем не менее, по словам президента Фонда востоковедческих исследований, профессора МГИМО Сергея Лузянина, \"на сегодняшний день в России Институт Дальнего Востока РАН сохранил костяк профессиональных китаеведов. За постсоветское время удалось сохранить это ценнейшее ядро специалистов по Китаю в экономической, военной, политической сфере, гуманитарной, культурной. То есть, это более двухсот сотрудников, которые занимаются самыми разными направлениями, не только Китаем, но и Японией, и Корейским полуостровом, Юго-Восточной Азией, Центральной Азией, ШОС - кругом этих вопросов. Но китайские исследования, конечно, в центре внимания Института Дальнего Востока\".

Деятельность ИДВ осуществляется по нескольким направлениям: во-первых, академические исследования (публикации, конференции и т.д.), во-вторых, экспертно-аналитические заключения (доклады, записки и т.д.) для политического руководства страны, МИДа, военного ведомства и т.д. Третьим направлением является развитие международных научных связей. На сегодняшний день постоянными партнерами ИДВ только в одном Китае являются более двадцати ведущих институтов.

Помимо ИДВ, существуют несколько центров изучения Китая, как в Москве, так в регионах (Владивосток, Красноярск, Казань). Однако в целом количество китаеведческих центров в России на порядок уступает аналогичным структурам, занимающимся изучением России в Китае. Не приходится говорить и о какой-либо согласованной политике этих центров. По словам зам.директора Института стран Азии и Африки Андрея Карнеева, \"Они (китаеведческие центры, - К.Б.), конечно же, никак не координируют свою деятельность между собой. Когда к ним обращаются те структуры, которые принимают решения, это администрация президента, Министерство иностранных дел, то они участвуют в тех или иных обсуждениях, в семинарах, пишут записки. Но между собой они координируют какие-то точки зрения или сопоставляют различные экспертные оценки в основном тогда, когда бывает возможность в каком-то обсуждении высказать оценки по той или иной проблеме\". Это закономерно приводит к ситуации, когда заказчики экспертно-аналитической информации могут получать противоречащие друг другу рекомендации от различных китаеведческих центров.

Более того, по мнению изучавшего этот вопрос обозревателя \"Коммерсанта\" Александра Габуева, в сфере исследовательской работы остро стоит проблема кадров. \"Списочный состав китаистов-исследователей в ВУЗах и академических научных центрах России вроде ИДВ РАН составляет около 200 человек. Если выкинуть все \"мертвые души\" и учитывать только активно публикующихся авторов, останется человек 50 на всю страну от Калиниграда до Владивостока. Для сравнения: в США, не имеющих с Китаем границы протяженностью почти 4,5 тыс. км, количество синологов составляет около 15 тыс. человек (не считая сотрудников закрытых центров при спецслужбах и Пентагоне)\".

Необходимо добавить: как минимум, часть этих \"50 активно публикующихся китаистов\" специализируется вовсе не на проблемах современного Китая. Зачастую люди, являющиеся признанными экспертами по истории, праву или литературе древнего или средневекового Китая не знают фамилий коллег-китаистов, занимающихся современными китайскими реалиями.

Кому нужен Китай в России?

Итак, пусть малочисленное, экспертное сообщество китаистов в России все же существует. По словам Сергея Лузянина, оно осуществляет информационно-аналитическое обеспечение структур российской власти, ответственных за выработку политических решений. Что же это за структуры и каким образом осуществляется передача информации?

Главным потребителем экспертной продукции ИДВ, а также других центров изучения Китая, является российское Министерство иностранных дел. По словам заместителя директора ИДВ РАН Владимира Портякова, \"МИД, особенно в прошлом году, очень активно привлекал специалистов из академических институтов для консультаций по китайской тематике. Северо-Восточная Азия, Россия, Индия и Китай, БРИК, ШОС\".

Роль МИД, по мнению Портякова, существенно выросла по сравнению с советским временем, когда экспертная информация в основном адресовалась \"специальной комиссии\" и соответствующим отделам ЦК КПСС. Это связано с тем, что МИД \"в наименьшей степени оказался затронут многочисленными пертурбациями и, на мой взгляд, сохранил наиболее квалифицированные кадры, или, по крайней мере, кадры, обладающие штабной культурой\". Фактически это надо понимать так: кроме МИД, ни одна из структур российского правительства в настоящий момент не обладает кадрами, способными адекватно воспринимать экспертно-аналитическую информацию ИДК и других китаеведческих центров.

Гораздо менее оптимистична оценка ситуации одного из ведущих российских китаистов, профессора Института стран Азии и Африки, Виля Гельбраса. По сравнению с советскими временами, считает Гельбрас, ситуация с востребованностью экспертной информации изменилась драматическим образом. \"Были времена, когда я активно привлекался к таким вопросам, - вспоминает Гельбрас. - С тех пор, как не стало ЦК партии, всё изменилось. Если раньше ИМЭМО буквально теребили заданиями и не успевали их выполнять, то теперь это никто не спрашивает, никто не запрашивает, даже когда сами предлагают, нет уверенности, что это прочитывается. Я не знаю, кто этим занимается, и занимается ли этим вообще кто-нибудь\". В этом случае важно подчеркнуть, что Гельбрас, авторитет которого в китаеведческой среде очень высок, не принадлежит к числу экспертов ИДВ.

В чем причина столь существенного расхождения между позициями Портякова и Гельбраса? С одной стороны, количество российских ведомств и межведомственных структур, так или иначе завязанных на Китай (и, соответственно, являющихся заказчиками экспертно-аналитической информации), достаточно велико. Это, например, Межправительственная комиссия по торговле, Межведомственная комиссия по банковскому сотрудничеству, Межведомственная комиссия по военно-техническому сотрудничеству, несколько комиссий по гуманитарному сотрудничеству и т.д. В военной сфере на китайское направление замыкаются соответствующие отделы Министерства обороны, а также \"Рособоронэкспорт\" (экспорт военной техники и вооружений). Свои отношения с Китаем выстраивает \"Росатом\" и другие госкорпорации. Наконец, одним из заказчиков экспертно-оценочной информации является Совет Безопасности РФ, разрабатывавший стратегию системы обеспечения национальной безопасности.

С другой стороны, все эти организации (за исключением Совета Безопасности) решают свои узкопрофессиональные задачи, в рамках уже сформированной политической линии по отношению к Китаю. Координатором их деятельности выступает МИД. Что же касается того органа, который должен, по идее, формировать эту линию, то его, судя по всему, в структуре российской власти просто не существует. \"Наверное, на уровне правительства нужен какой-то либо вице-премьер, либо специальный министр, который бы отвечал за комплекс вопросов, связанных с развитием Сибири и Дальнего Востока, с прицелом на развитие инвестиционного сотрудничества, прежде всего с Китаем\", - рассуждает Сергей Лузянин.

Пока же такого вице-премьера нет, и поток информации от немногочисленного экспертного сообщества российских китаистов размывается на множество мелких ведомственных ручейков.

Организация этого потока строится в соответствии с принятыми в нынешней России стандартными бюрократическими нормами. По словам Владимира Портякова, \"все, что касается основных событий в Китае, основных моментов в российско-китайском политическом, международном, экономическом сотрудничестве - всё это расписывается, экспертами, реально знающими обстановку и часто контактирующими с китайцами, телеграммы, которые идут из посольства, всё это высшему российскому руководству расписывается, существует даже такая разметка.

То есть, теоретически либо референты, которые готовят подборку, а в самых важных случаях и сами наши высшие руководители, то есть президент, премьер, руководители двух палат, Госдумы и Совета Федерации, всё это знают\".

По мнению Сергея Лузянина, при том, что механизм подачи информации на китайском направлении в целом отработан, далеко не все институты и центры, занимающиеся в России китайской проблематикой, поставляют заказчикам качественный продукт. \"В России много сейчас говорят о Китае, это модная тема, конъюнктурная, если угодно, тема, и появилась масса книг, масса так называемых экспертов, которые не знают ни китайского языка, ни разу не были в Китае или были как туристы один раз, и так далее\".

Миф о китайской угрозе

Во многом благодаря деятельности таких \"экспертов\" в российском общественном мнении укоренился миф об угрозе китайской экспансии на Дальний Восток. Так, независимый военный эксперт Александр Храмчихин обвиняет Институт Дальнего Востока в капитулянтской позиции в отношении \"неизбежной\" китайской экспансии. \"Общая позиция такова (ИДВ, - К.Б.), что Китай, в общем-то, нежизнеспособен в своих нынешних границах, при той модели развития, которая им выбрана. А какова альтернатива этой модели, непонятно. Скорее всего, ее просто нет. То есть, там в основе всего лежит проблема перенаселения, от которой никаким образом никуда не деться, даже несмотря ни на какие ограничения рождаемости, которые действуют достаточно слабо на самом деле. То есть, либо Китай вынужден будет стать гораздо меньше, то есть он просто развалится, либо ему придется стать гораздо больше. То есть, тема экспансии неизбежна, и для него это способ выживания. Вот это вкратце их позиция, если суммировать все аспекты их исследований\". Справедливости ради, надо отметить, что Храмчихин оговаривается: \"они (ИДВ, - К.Б.) это, по большому счету, так не формулируют, это я так формулирую, просто прочитав все, что они по этому поводу написали\".

Идею о китайской угрозе России Храмчихин популяризирует в многочисленных статьях и обзорах на военные и внешнеполитические темы, в выступлениях на различных круглых столах и конференциях. С точки зрения Храмчихина, \"современные отношения с Китаем абсолютно невыгодны России. И более того, Китай - это главная угроза для России. Причем практически это неизбежная угроза\".

Большинство экспертов-китаистов не согласны с Храмчихиным. \"Если кратко попытаться сформулировать, что, в принципе, конечно, все эти страхи (китайской экспансии) отчасти отражают внутрироссийское восприятие Китая и определенные опасения относительно быстрого подъема мощи Китая, - полагает Андрей Карнеев. -. Но, с другой стороны, если другую часть аргументов рассматривать, что в школьном образовании в Китае присутствует тема неравноправных договоров XIX века, и то, что Китай в свое время потерял часть земель, которые перешли к царской России. То есть, такая тема в образовательных ресурсах Китая присутствует. Но, понимаете, ведь и у нас сожалеют об утраченной Аляске, но это не является призывом к заселению сейчас Аляски\". С Карнеевым не согласен Виля Гельбрас, по мнению которого \"китайцы нам многое в истории не простили и не простят\". Но даже Гельбрас, достаточно осторожно относящийся к перспективам российско-китайских отношений, считает, что основная китайская угроза для России лежит не в сфере миграции (\"проблема заключается не в том, что они (китайцы, - К.Б.) хлынули в Россию, их, кстати, не так уж и много, во всяком случае, в разы меньше, чем об этом пишут\"), а в сфере экономики. \"Через китайскую диаспору идет гигантский контрабандный товар. Ведь целые отрасли влачат у нас жалкое существование, потому что конкурировать с китайской продукцией они не могут. Где текстильная промышленность, где легкая промышленность? Мало того, что правительство этим не занимается, китайцы этим занимаются\". Однако к проблеме китайской экспансии кризис российской текстильной промышленности имеет весьма опосредованное отношение.

О том, что исторически китайцы никогда не селились к северу от Амура, китаеведы говорили давно - вот только их голоса, как правило, заглушались воплями журналистов о \"желтой угрозе\" малонаселенному Дальнему Востоку России. При этом оставался за скобками тот факт, что при действительно большой плотности населения в центральном Китае многие области КНР на севере и западе заселены очень слабо. По мнению директора по спецпроектам Института Национальной Стратегии Юрия Солозобова, \"Китаю геополитически гораздо важнее идти на юг, идти в США, идти в австралийский регион, что он и делает прекрасно, чем колупаться на вечной мерзлоте Чукотки или совершенно не освоенной инфраструктурно Восточной Сибири, кто бы что ни говорил\". Регион, который действительно представляет собой геополитический интерес для китайцев - это Средняя Азия, в частности, Казахстан и Киргизия, где Китаю удалось в последние годы значительно потеснить пришедших туда в 2001 году американцев. Однако сотрудничество России и Китая в Средней Азии развивается вне каких-либо стратегических рамок, а проще говоря, от случая к случаю.

По мнению некоторых экспертов, нагнетаемая в прессе и навязываемая общественному мнению истерика по поводу \"китайской угрозы\" является результатом действия антикитайского лобби, которое работает в интересах некоторых стран, не заинтересованных в российско-китайском сближении (обычно называются США).

\"Например, есть такая версия, что якобы кто-то в российском руководстве или около российского руководства пытается блокировать реализацию достаточно успешного проекта ветки нефтепровода \"Сковородино - Мохэ - Дацин\", - говорит Сергей Лузянин. - Даже, в частности, господин Караганов (Сергей Караганов, зам.директора Института Европы РАН) много говорил о том, что якобы существует какое проамериканское лобби в российском руководстве, которое не заинтересовано в реализации этой схемы: российская нефть в обмен на китайские деньги, которая усиливает китайское направление и ослабляет американское\". Сам Лузянин \"не совсем согласен\" с такой точкой зрения. По его мнению, антикитайское лобби существует, но оно не проамериканское, а, скорее, бюрократическое - \"неформально, конечно же, отдельные министры, наверное, чисто субъективно, исходя из своего личного опыта общения с Китаем... возможно, иногда чисто на уровне интуиции... более активно или менее активно действуют на китайском направлении\". Если это так, то \"конспирологическая\" схема переворачивается с ног на голову - не антикитайское лобби заказывает статьи о \"желтой угрозе\", а взбаламученное недобросовестными журналистами и \"экспертами\" общественное мнение формирует стихийное антикитайское лобби.

По словам Владимира Портякова, антикитайское лобби все-таки существует, и подпитывается оно главным образом западными структурами. \"В 90-е годы Московский центр Карнеги проводил совершенно четкую идею, что главная опасность для России - на Востоке. Я считаю, что это была антикитайская позиция... В России существует некоторые представители экспертного сообщества, особенно военные, есть некто Храмчихин, Институт военного анализа, Шаравин оттуда же, они высказывают такие точки зрения, что Китай может представлять угрозу для России. Но представляют ли они всех военных? Я в этом не убежден далеко. Точно я, конечно, этого не знаю, но все-таки на сегодняшний день их точка зрения - это точка зрения людей изолированных, которые не представляют мейнстрим. Есть реальное понимание в российском обществе, что уж с кем, с кем, а с Китаем отношения портить нельзя. Тем более у России вообще-то и ни с кем, кроме Китая, особенно хороших отношений-то и нет, так еще последние здесь ухайдокать? Поэтому, мне кажется, при принятии серьезных решений и в каком-то большом поле все-таки этого нет\".

По мнению самого Храмчихина, никакого антикитайского лобби в России нет, а существует, напротив, \"гигантское прокитайское лобби, в первую очередь ВПК, естественно, который в значительной степени выживает до сих пор, особенно в 90-е годы он выживал на китайских заказах. Причем, учитывая вообще высочайший уровень коррупции в России вообще и где угодно, в частности, в том числе и в ВПК, Китай, очевидно, получает всё что угодно, включая даже и технологии. Даже те, которые сам Кремль пока еще опасается отдавать, Китай, я думаю, получает путями нелегальными, а просто за деньги от ВПК. Но и, я думаю, что значительная часть кремлевской политической элиты - это тоже китайское лобби... То есть, для них Китай - это противовес Соединенным Штатам, которые воспринимаются как угроза сохранению власти правящей группировки\".

Безусловно, концепция мощного прокитайского лобби в российском руководстве способна объяснить, почему Москва безропотно отдала Китаю инициативу в рамках ШОС, пошла на беспрецедентные территориальные уступки на Амуре, ослабила свое влияние в Средней Азии и т.д. Однако она не объясняет, почему Китай был привилегированным партнером российского ВПК лишь до 2006 года, после чего целый ряд контрактов был свернут. По словам Владимира Портякова, в сфере военного сотрудничества с Китаем \"ситуация непростая... на данный момент Китай не является крупнейшим рынком сбыта российской военной техники\". По мнению источника из Министерства обороны РФ, российский ВПК в значительной степени \"потерял интерес к Китаю\" в последние три года.

Что нам делать с Китаем?

Вопрос о том, насколько прокитайское или антикитайское лобби влияет на механизм принятия решений российским руководством, остается открытым. Однако важен он не сам по себе, а в контексте драматического отсутствия стратегической линии отношений между Россией и Китаем, которая, в свою очередь, является следствием малочисленности китаеведческого экспертного сообщества в России, его институциональной раздробленности и чрезвычайной распыленности потока аналитической информации. О том, что стратегия развития отношений с Китаем у российского руководства отсутствует, говорят многие эксперты. Некоторые винят в этом самих китаистов. Так, по мнению журналиста Александра Габуева, \"российские исследовательские организации, которые должны обеспечивать экспертное сопровождение принятия решений, не способны производить конкурентноспособный продукт. В свою очередь, отсутствие такого продукта приводит к нежеланию инвесторов в лице государства и бизнеса вкладывать деньги в развитие исследовательских организаций. В результате возникает порочный круг: китаисты жалуются на отсутствие денег, а заказчики - на нехватку специалистов и идей. Уровень отечественной экспертизы по Китаю продолжает падать, а вместе с ним деградирует и система принятия решений\". Китаист Виля Гельбрас, в свою очередь, полагает, что отсутствие стратегического мышления на китайском направлении связано с низкой компетентностью и узким кругозором российской политической элиты. \"Некомпетентные люди занимаются решением таких вопросов, люди без кругозора, люди, не способные видеть, что будет через 5, 10, 20, 50 лет. Поэтому получилось так, что когда экономический потенциал Китая стал в два раза превышать российский, только тогда зачесали затылок и до конца еще не осознали этого факта\".

Вполне вероятно, что отсутствие разработанной стратегии в отношении Китая дорого обойдется России. Даже выведя за скобки мифическую угрозу китайской экспансии на Дальний Восток, трудно будет смириться с ситуацией, когда вторая сверхдержава мира предложит России место младшего партнера в большой геополитической игре. Но, если вдуматься, существует ли у российской политической элиты стратегическое видение развития отношений с США или Евросоюзом? Китай в этом ряду выделяется разве что тем, что про него хоть что-то знают всего лишь пятьдесят человек из ста сорока миллионов, населяющих Россию.

[1] \"Русский язык в Китае\"//Жэньминь Жибао он-лайн, 19.10.2004

[2] Удивительно, но Китай вышел из договора о дружбе, союзе и взаимной помощи с СССР, заключенном в 1950 г. сроком на 30 лет, только после войны с Вьетнамом - это означает, что на Даманском убивали друг друга солдаты двух формально союзных государств.