Нужна ли нам национализация убыточных заводов?

Возможно, граждане маленького города Пикалево даже не поняли, что они сделали. Но, отстаивая свое право на выживание, они совершили то, чего не смогли добиться многочисленные эксперты, теоретики, публицисты, активисты общественных движений и интеллектуалы.

Страшное слово произнесено: в Государственной думе заговорили о национализации. И произнесли это слово не какие-нибудь коммунисты (им такое и в голову не придет), не самозваные претенденты на роль «левого центра» из почти забытой уже партии «Справедливая Россия», а самые что ни на есть проправительственные депутаты из фракции «Единой России».

По паническому шуму, который тут же поднялся в либеральных изданиях, можно было судить о том, насколько болезненной оказалась тема. Законопроект вызвал не просто возмущение, а самую настоящую истерику, свидетельствующую, что, хотя речь шла всего лишь о частном случае - городке Пикалево, на практике таких частных случаев могут оказаться тысячи.

В условиях начавшегося промышленного спада национализация разрушающихся предприятий становится объективной необходимостью. С этим уже смирились правительства во многих странах мира. Идеология здесь ни при чем. Прагматические соображения и элементарный здравый смысл заставляют их делать то, что еще недавно считалось жесточайшим идеологическим табу. В глазах либералов национализация является самым страшным идеологическим преступлением, похуже геноцида и холокоста. Но, увы, никаких иных решений они предложить не могут. Потому власти одной страны за другой оказываются вынуждены забирать в государственную собственность компании, предприятия и целые отрасли.

Парадоксальным образом Россия оказалась одной из последних развитых стран, где был поставлен вопрос о национализации. Оно и понятно. Американскую администрацию и британский парламент никто не обвинит в «возвращении к коммунизму», даже если правительство берет под свой контроль ипотечные компании и некоторые банки. А отечественные начальники боятся быть обвиненными в коммунистических симпатиях больше, чем в казнокрадстве, браконьерстве и взяточничестве вместе взятых. Ибо перечисленные грехи никоим образом не противоречат ценностям «свободного мира». А вот спасение предприятий и их работников через возвращение собственности государству - противоречит. И наглядно ставит вопрос о том, насколько плодотворными и эффективными стали приватизационные реформы 1990-х годов, из которых вся нынешняя элита, как известно, выросла.

Между тем в нашей стране, как и на Западе, частные хозяева то и дело не справляются с управлением, не могут обеспечить развитие и элементарное выживание производств и фирм, находящихся в их руках, а общество не может позволить себе допустить ликвидации этих предприятий, поскольку побочным итогом неизбежно окажется ликвидация (в буквальном, физическом смысле) самого общества.

Ситуация в городке Пикалево очень наглядно иллюстрирует этот тезис. После того как, став в одночасье нерентабельными, там закрылись три градообразующих предприятия, прекратила функционировать и котельная, снабжающая население горячей водой, а затем начали отмирать структуры городского управления и технические службы жизнеобеспечения - денег на их функционирование не было.

Отчаявшиеся жители ворвались в муниципалитет, где шло затянувшееся - бессмысленное и безрезультатное - заседание (местные власти старательно избегали называть этот инцидент «штурмом»). Затем, когда стало понятно, что местные власти ничего решить не в состоянии, жители обратились к властям центральным. Самым простым и доступным для простых граждан способом вызвать в город высокопоставленную правительственную делегацию оказалось перекрытие дорог. Когда встала трасса Новая Ладога - Вологда, в Москве узнали про существование расположенного на этой дороге города Пикалево.

Результат последовал незамедлительно. Не прошло и суток, как в Государственной думе представителями «Единой России» был внесен законопроект о национализации пикалевских заводов.

Государству пришлось вмешаться, поскольку в ином случае необходимо было бы закрывать уже не предприятия, а весь город. За который, кстати, отвечают уже не хозяева заводов, а правительство. Куда девать население, непонятно, поскольку ни другого жилья, ни другой работы в условиях кризиса все равно нет.

Паника, поднятая либеральной прессой (и, по-видимому, либеральным крылом самого правительства), тоже достигла определенного эффекта. Вместо того чтобы решить вопрос стратегически, вернув заводы государству, правительство ограничилось сиюминутным единовременным решением. Приехав в Пикалево, премьер Путин принудил владельцев заводов выплатить долги рабочим и принять меры, чтобы запустить остановившиеся предприятия, намекая, что в противном случае власти сделают это сами. Иными словами, процессу национализации хода не дали, но использовали соответствующий законопроект как угрозу, с помощью которой можно надавить на собственников. За это, разумеется, Путина наградили титулом лучшего антикризисного управляющего. Но не факт, что сегодняшняя победа не обернется для премьера завтра новой головной болью.

Причины, по которым заводы в Пикалево встали,не могут быть устранены поездкой премьер-министра, а главе правительства не хватит никаких сил и времени, чтобы лично разруливать каждый локальный кризис, которых уже назревают сотни, а будет в ближайшее время еще больше.

Неспособность частного бизнеса решить проблемы кризиса является системной проблемой. Суть дела в том, что в условиях затяжного спада значительная часть промышленного производства становится нерентабельной в принципе, причем не имеет никакого значения ни эффективность управления, ни качество производимого товара, ни даже его себестоимость. У потребителей денег нет, и в этой ситуации совершенно не важно, хорошо или плохо работает продавец. Требовать от бизнеса, чтобы он годами работал себе в убыток, бессмысленно. Закрывать предприятия - значит смириться с уничтожением уже не отдельных индустриальных объектов, а экономики как таковой. Кое-кто, может быть, и порадуется окончательному уничтожению промышленности, надеясь, что на смену ей придут «постиндустриальные» формы бизнеса. Но придется их огорчить: постиндустриальный сектор разрушается даже быстрее, чем индустриальный, и, как мы видим на Западе, тоже переходит под контроль правительств.

Промышленные объекты в такой ситуации нуждаются в таком хозяине, который мог бы позволить себе работать в убыток несколько лет подряд, а потом еще и инвестировать средства в модернизацию, реструктурирование и перепрофилирование объектов.

Таким хозяином может быть только государство.

Вопрос о национализации не решен, но поставлен. Каковы политические, социальные и психологические последствия этого? Они окажутся несравненно более значительными, чем можно было бы подумать, учитывая масштабы небольшого города в Ленинградской области, где все это началось.

Прежде всего, понятно, что вопрос национализации назрел, но принятие необходимого решения сопряжено с острой политической борьбой в обществе и, что гораздо важнее, внутри самого правительства. Вообще, приходится признать, что единственно значимая в сегодняшней России политическая борьба идет внутри правительства. Отсюда, однако, не следует, будто общество не может и не должно в эту борьбу вмешиваться. Как раз наоборот. От общественного движения зависит то, какие силы в правительстве будут определять курс и в чью пользу изменится соотношение сил.

Либералы были правы, подозревая, что закон о пикалевской национализации мог стать прецедентом для десятков других городов и областей, где сложилась сходная ситуация. В России хоть и нет прецедентного права, но есть прецедентное мышление. Раз это можно было сделать один раз, почему не в другой раз и не в другом месте?

Прецедент национализации в итоге не был создан, но зато возник другой, куда более опасный для власти прецедент. Можно теперь ожидать и требовать вмешательства правительства на самом высшем уровне для разрешения локального кризиса, который вообще-то должен решаться автоматически, по единому алгоритму. Во-вторых, единовременные решения, игнорирующие стратегическое развитие ситуации, гарантируют непременное повторение кризиса, ответственность за которое будет нести высшая власть. Иными словами, то, что сейчас подается как пример эффективного «антикризисного управления», может быть завтра представлено в качестве доказательства неэффективности. А власти придется сталкиваться с новыми и новыми требованиями.

Либеральные критики национализации пугали власть тем, что в случае принятия закона в стране появятся сотни, если не тысячи новых Пикалево. Это справедливо. А что, теперь, когда вопрос об отключении городской котельной решается лично премьер-министром, будет по-другому? И жители всех российских Пикалево и Урюпинсков не захотят лично пообщаться с премьер-министром, как с единственным в стране человеком, который умеет наладить подачу горячей воды и ремонт канализации? И если перекрытие трассы приводит к немедленному визиту высокопоставленной правительственной делегации, разве не очевидно, что с движением транспорта по российским дорогам возникнут большие проблемы?

В обществе возникло понимание того, что от государства можно требовать реальных антикризисных мер в интересах населения. И будут требовать, привлекая к себе внимание доступными методами. Рассказы про то, как правительство успешно противостоит кризису, раздавая сотни миллионов рублей крупным собственникам, доводящим до краха свои компании, не будут вызывать особого энтузиазма у подобной аудитории.

Национализации просто нет альтернативы. Другое дело, что тут же встанет вопрос о том, что делать с национализированной собственностью. По мере того, как в руках правительства начинает скапливаться растущее количество производственных мощностей, возникнет необходимость реорганизации государственного сектора, наведения в нем порядка, создания новой структуры управления. Придется задуматься о стратегии, которая позволила бы не только оживить заводы, пострадавшие от кризиса и бездарного частного хозяйствования, но и превратить эти предприятия в локомотив развития, в силу, с помощью которой будет вестись работа по преодолению кризиса на общероссийском и на местном уровнях. Ведь будущее страны - это не только и не столько национальные проекты и крупномасштабные инвестиции в престижные технологии, а в первую очередь - возрождение многочисленных Пикалево.

И отсюда возникает вторая, самая главная задача. Национализация необходима не только для того, чтобы привлечь средства для сохранения и реконструкции заводов, но и для того, чтобы мобилизовать инициативу снизу, без которой не будет никакого нового подъема экономики. Жители Пикалево добились вмешательства правительства, смогли привлечь к себе внимание и добиться принятия мер по защите своих интересов. Но для того, чтобы проблемы решались, нужно не вызывать начальников из столицы, а вовлечь людей в решение местных проблем, дать им шанс повлиять на будущее своих предприятий и своего города.

Национализация может создать экономические и правовые условия для решения вопросов снизу, если будет создан потенциал для «демократии участия», для реального привлечения граждан к управлению. Для будущего страны это в тысячу раз важнее всех думских дебатов и правительственных заседаний. Это та самая низовая инициатива, которая, в конечном счете, помогла выиграть Великую Отечественную войну и создать советскую промышленность. Эту инициативу допускали только тогда, когда дела шли по-настоящему плохо, а как только ситуация хоть немного налаживалась - начинали душить. Однако сегодня дела у нас идут все хуже и хуже. Может быть, время для народной инициативы уже пришло?

В таком случае быстро выяснится, что множество вопросов можно решить безо всяких национальных проектов и многомиллиардных инвестиций, запрошенных хозяевами компаний и приближенными к ним чиновниками. Обнаружится, что инициатива снизу, здравый смысл и знание обстоятельств вполне заменят различные думские комиссии, министерские коллегии и межведомственные совещания. Короче, станет понятно, что две трети людей, занятых в системе управления, могут быть с большим эффектом использованы на какой-нибудь другой, более полезной работе.

Возможно, граждане маленького города Пикалево даже не поняли, что они сделали. Но, отстаивая свое право на выживание, они совершили то, чего не смогли добиться многочисленные эксперты, теоретики, публицисты, активисты общественных движений и интеллектуалы. Они изменили общественную ситуацию, создали новое поле и новые темы для политической борьбы, а главное - показали, что протест и выступления в защиту своих прав и интересов могут дать конкретные, практические результаты.