В России началась ликвидация грамотности?

Меня позвали на митинг. На митинг без политики.

Это была акция «За достойное образование детей с инвалидностью». В Новопушкинском сквере собрались дети с инвалидностью, их родители, правозащитники, актеры, режиссеры, просто прохожие. Акцию проводила региональная общественная организация инвалидов «Перспектива». Ждали политиков. Политики не пришли.

В России дети с инвалидностью могут учиться дома, или в специальных (коррекционных) классах, или в закрытых школах-интернатах, или вообще нигде.

Из Государственного доклада о положении детей за 2002 год: в России - 658,1 тысячи детей с инвалидностью (до 18 лет), из них 467 тысяч школьников от 7 до 17 лет. В то же время, по данным Министерства образования России, в системе общего и специального образования (в том числе и на дому) учились более 185 тысяч детей с инвалидностью. А где получали образование 282 тысячи детей с инвалидностью? А нигде.

По данным Росстата за 2004 год, детей с инвалидностью - 590 тысяч, образование получали 250 тысяч. Более свежих данных добыть не удалось. Информация становится все более и более засекреченной.

Но включите воображение и вживую представьте себе те цифры, что есть: более половины наших детей с инвалидностью (детей школьного возраста) остаются безграмотными. Что это? Ликвидация безграмотности в России закончилась 80 лет назад, а теперь ударно начали ликвидацию грамотности?

Кстати, кроме более полумиллиона детей с инвалидностью в России полтора миллиона детей с отклонениями в развитии (это тоже фактически инвалиды, но с неоформленным статусом). Где и как учатся они, опять же неизвестно.

Но где бы ни учились дети с инвалидностью (или с отклонениями в развитии) - на дому или в специнтернатах - у них нет никаких общественных или социальных отношений, связей, контактов, знакомств, дружб, точек соприкосновений, пересечений. И это в прямом, а не в переносном смысле.

Есть ли альтернатива? Есть. Инклюзивное образование. В России оно только первые шаги делает. А во многих странах мира почти все школы уже инклюзивные.

Inclusive education - переводится на русский язык по-разному: «включенное образование», «включающее образование», «совместное обучение» и т.д. То есть инклюзив - это когда дети с инвалидностью учатся в обычных школах. Или лучше так: необычные дети - в обычной школе. «Включение» необычных детей в обычную школу - не просто новый подход. Это развитие гражданского общества. Ведь что такое г/о? Это и есть включение людей друг в друга. Всех во всех. Потому что мы все - другие, потому что мы все - разные. Разные, другие - по национальности, по богатству или бедности, по уму, таланту, красоте, счастью-несчастью, по карьере, возрасту, профессиям, по трусости-смелости, радости-печали.

***

Митинг без политики был веселым и радостным. Никакого пафоса, никакого надрыва, никаких жалоб. Никто никого не обличал и не ненавидел.

Взрослые и дети, в колясках и без, те, кто не видит и кто не слышит, с синдромом Дауна и детским церебральным параличом и т.д. Яркие майки, разноцветные плакаты «Дети должны учиться вместе!», музыка, улыбки. И солнца так много - как будто на заказ.

Вот Ирина Ясина выступает. Она - член президентского Совета по гражданскому обществу и правам человека. Ира говорит: «Знаете, в Америке я познакомилась с женщиной, которая в два года переболела полиомиелитом. Ее зовут Джуди. Она живет в Вашингтоне. Сейчас ей 61 год. Когда Джуди была совсем маленькой, ее страна тоже почти ничего не могла сделать для таких, как она. А сегодня Америка - самое приспособленное для инвалидов место в мире. И это случилось в течение одной человеческой жизни. А мы просто немножко отстали. Не на века. Просто надо уметь собираться вместе и добиваться своих целей. И что-то будет меняться в сторону хорошего. Уже меняется. Четыре года назад я очутилась в инвалидном кресле. Было страшно. Помню, как в консерватории на служебном входе (только там есть лифт) охранники мне сказали: «Инвалид? Сиди дома». Но вот прошло совсем немного времени - и статус инвалидов закреплен у нас в Законе. И социальные сети заработали сильно и мощно - я вижу, сколько сюда, на митинг, пришло ребят, с которыми я переписываюсь в Живом Журнале. Они - не инвалиды. Но тоже за то, чтобы необычные дети учились в обычных школах».

А вот слово берет актер Сергей Белоголовцев. У Сергея - сын Женя имеет ДЦП (детский церебральный паралич). Кстати, психологи настаивают, что нужно говорить именно так: «имеет ДЦП», а не «страдает ДЦП», или «жертва ДЦП», или «дэцэпэшник». Так вот, Сергею и его семье было трудно с сыном Женей. Он не очень аккуратно ел, часто падал. Но семье удалось (у Сергея и его жены еще двое сыновей) создать такую обстановку, что Женя и дома, и в школе - кстати, обычной - ни в чем не чувствует себя ущемленным. «Нужно преодолевать в себе равнодушие, страх, - сказал Сергей Белоголовцев на митинге без политики. - И так выстраивать отношения в обществе, чтобы оно, наше общество, было красивым, чистым, добрым домом. Не отдельно для инвалидов. Для всех. И для детей-инвалидов в том числе. Правильные отношения - вот что важнее всего».

А вот к микрофону подвозит на коляске своего сына Кирилла Валентина Дроздкова. «Мы учимся в обычной школе», - говорит Валентина.

Впрочем, к Валентине и ее сыну Кириллу я вернусь чуть позже. А пока - чуть-чуть подробнее об инклюзивном образовании.

***

Нет, никто не призывает к стихийному закрытию специальных школ или отсутствию специальных условий обучения для необычных детей.

Но вот ознакомьтесь с важным документом:

Мы считаем и торжественно заявляем о том, что:

- каждый ребенок имеет уникальные особенности, интересы, способности и учебные потребности;

- необходимо разрабатывать системы образования и выполнять образовательные программы таким образом, чтобы принимать во внимание широкое разнообразие этих особенностей и потребностей;

- обычные школы с такой инклюзивной ориентацией являются наиболее эффективным средством борьбы с дискриминационными воззрениями

Саламанкская декларация о принципах, политике и практической деятельности в сфере образования лиц с особыми потребностями, принятая «Всемирной конференцией по образованию лиц с особыми потребностями: доступ и качество». Саламанка, Испания, 7-10 июня 1994 г.

333 участника этой конференции представляли 92 правительства и 25 международных организаций.

NB! «Мы считаем и торжественно заявляем...» Не просим, не уговариваем, не бьем на жалость... А - считаем и заявляем. И делаем это торжественно (т.е. почти что радостно, да?).

Кстати, 5 августа 2008 года президент России Дмитрий Медведев принял решение о подписании Конвенции ООН о правах инвалидов и поручил МИДу России подписать от имени Российской Федерации указанную Конвенцию.

24 сентября 2008 года в штаб-квартире ООН в рамках «договорного мероприятия» 63-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, приуроченного к 60-летию принятия Всеобщей декларации прав человека, министр иностранных дел Cергей Лавров от имени Российской Федерации подписал Конвенцию о правах инвалидов.

Этим Россия берет на себя обязательства по выполнению 24-й статьи Конвенции ООН о правах инвалидов - «Образование», где говорится о том, что в целях реализации права инвалидов на образование «государства-участники обеспечивают инклюзивное образование на всех уровнях».

И опять - о чувствительности слов. Точнее - о том, что за словом.

«Инвалидность - нарушение здоровья человека со стойким расстройством функций организма, приводящее к полной или значительной потере профессиональной трудоспособности или существенным затруднениям в жизни». Большой юридический словарь. 3-е изд., доп. и перераб./Под ред. проф. А.Я. Сухарева. - М.: ИНФРА-М, 2007.

«ИНВАЛИДНОСТЬ - это эволюционирующее понятие. Инвалидность является результатом взаимодействия, которое происходит между имеющими нарушения здоровья людьми и отношенческими и средовыми барьерами и которое мешает их полному и эффективному участию в жизни общества наравне с другими.

Конвенция о правах инвалидов

Принята Генеральной Ассамблеей ООН

13 декабря 2006 года

Вступила в силу 03 мая 2008 года».

Очень хорошо, что Россия 24 сентября 2008 года подписала эту Конвенцию. Надеюсь, и жить мы будем по ней, а не по Юридическому словарю.

И это не вопрос формулировки, не уточнение терминологии. В современном международном праве и в международном сообществе НОРМАТИВНЫМ признается социальное понимание инвалидности.

Социальная модель определяет причину инвалидности не в самом заболевании как таковом, а в существующих в обществе физических, организационных или отношенческих барьерах, стереотипах и предрассудках.

При такой модели ребенок с инвалидностью - не «носитель проблемы». Все ровно наоборот. Проблемы и барьеры создает общество.

«Медицинская» модель определяет инвалидность как нарушение здоровья. Ребенка с инвалидностью при таком подходе надо лечить, изолировав - и надолго! - от общества. *

Старая парадигма: полноценное большинство - неполноценное меньшинство. Новая: общество, где, повторю, очень разные, очень другие люди включены друг в друга. Так что инклюзия не сводится к физическому перемещению детей из системы специального образования в общее образование. Инклюзия - это реализация права и создание условий.

А теперь вернемся к Валентине Дроздковой и ее сыну Кириллу. Самое время.

***

Так вот: на митинге без политики Валентина Дроздкова первым делом сказала в микрофон, что «мы учимся в обычной школе». Ну, конечно, это ее сын Кирилл там учится(лся). Но так говорят все мамы детей-инвалидов: мы учимся, мы делаем, мы стремимся... Они - всегда вместе.

Теперь о том, почему я написала о Кирилле: учится(лся).

Кирилл не ходит с детства. Атрофия мышц. Он все время сидел в квартире. Почти один. Только с мамой и папой. И часто спрашивал маму Валю: «Что я - плохой человек? Почему у меня нет друзей?».

Короче, когда Кириллу исполнилось 7 лет, Валя решила отдать его в обычную школу.

- Я очень боялась звонить в эту обычную московскую школу №1161. Люди из одного фонда предлагали мне: «Давайте мы позвоним...». Но я сказала: нет! Я - сама! И - позвонила. Мне казалось, сейчас пошлют, скажут: «Сидите дома!». Но директор Евгения Сергеевна Плекина была так доброжелательна, так внимательна, так участлива, что я растерялась. Помню, Евгения Сергеевна спрашивает меня: «А что, у вашего сына проблемы?» И я: «Да! Да!! Да!!!». Она прямо опешила: «А что с такой радостью?». «Да это от страха», - призналась я. Ну, короче, взяли нас в эту школу. Она в Южном Бутове находится. И Кирилл стал там учиться. И вот на днях начальную школу окончил, на все пятерки. Сначала на нас с Кириллом удивленно так смотрели, почему, мол, мы здесь, но быстро привыкли. Нет, нас никто не обижал. Ни детки, ни взрослые. Наоборот. Часто спрашивали: «А чем вам помочь?». Начальная школа на первом этаже. На крыльце есть пандус. Иногда, правда, какие-то занятия были на втором этаже, так или ребята помогали мне коляску с Кириллом перенести туда, или я сама как-то приспосабливалась. Но это очень редко было. Кирилл учился на одни пятерки. У него появились друзья. Мальчишки говорили ему: «Побежали в прятки играть?». Я говорю: «Он же не может, вы что, забыли?». А мальчишки - мне: «А давайте вы вместе с ним будете прятаться».

Но вот на следующий год все занятия в школе будут на втором, третьем и четвертом этажах. И каждый день. А это означает, что без лифта (или подъемника) не обойтись.

Я обратилась в окружком, ну это типа РОНО. Там мне сказали: «Вы что, не слышали? У нас - кризис. Денег нет. Какие подъемники? И что это все - ради одного вашего мальчика?». Потом кто-то мне сказал, что департамент образования правительства Москвы обещал что-то сделать. Но это не точно. Я опять ничего не знаю. Куда бежать, кого просить. Кириллу - 11 лет. Он так радостно учился. Так счастлив был в дружбе с одноклассниками. А теперь что? Опять сидеть дома одному? Директор школы очень хорошая, заслуженный учитель. Она хочет нам помочь, но тоже не знает как. Разные люди услышали про нашу беду, предлагают собрать деньги, за лето построить в школе подъемник. Но опять же с кем это надо согласовывать, как добиться разрешения?

Валентина все это мне рассказывает, а сама смотрит - очень счастливыми глазами - на сына. А Кирилл смотрит на сценку, которую разыгрывает прямо здесь, в Новопушкинском сквере, «Театр Простодушных». В этом театре - 18 актеров. Все - инвалиды, люди с синдромом Дауна. По словам художественного руководителя «Театра Простодушных» Игоря Неупокоева, это «театр огромного преодоления».

Когда они были совсем маленькими, этих актеров считали «неподдающимися обучению». И вообще относились к ним, как к неодушевленным предметам. А теперь их знают и в России, и во всем мире. Они невероятно талантливы, вдохновенны, пластичны, артистичны, индивидуальны, уникальны. Такую внятную артикуляцию, такую отчетливую сценическую речь я слышала только в театрах Петра Фоменко и Льва Додина, и больше нигде.

***

Журналист «Радио Свободы» Михаил Шевелев говорит: «Писали об эксклюзиве. Теперь будем - об инклюзиве».

Будем-будем.

Потому что инклюзив - это не просто какая-то очередная реформа специального образования.

Вот прочтите внимательно письмо девочки-инвалида.

«Я думаю, это лучше для нас - учиться вместе, ведь живем мы все в ОДНОМ мире; но нужно, конечно, много смелости для нас, чтобы довериться, а для взрослых нужно преодолеть страх перед нами и душевную лень. И тогда многие проблемы отпадут и всем лучше будет!

Соня Ш., 15 лет, ученица средней общеобразовательной школы №1321 , Москва. (Из сообщения на интернет-форуме, посвященном проблемам инклюзивного образования.)

* Из книги «Инклюзивное образование: право, принципы, практика». Москва, 2009.

P.S. Насчет подъемника - очень странно. Мы же не обсуждаем, ставить туалеты в школах или не ставить. Почему по поводу подъемника разводим дискуссии? Что значит - «только для одного»? Один - это уже очень много.

И что значит: «у нас - кризис»? Сколько можно все радостно валить на кризис? Если подъемник в южнобутовской школе №1161 - это вопрос только денег, то давайте опубликуем в нашей газете счет школы №1161 и соберем деньги на подъемник для Кирилла Дроздкова. Кто «за» - прошу откликнуться.