Реконструкция по-московски: сломать и построить новодел

Архитектурные подделки

Вспомнить хотя бы перекрытие внутреннего двора Провиантских складов, против которого сейчас как может борется архитектурная общественность. Или «реставрацию» здания Военторга на Воздвиженке. Здесь не оставили даже старых стен — решили, что надежнее и «красивее» будет выстроить заново. Та же судьба ждет, судя по всему, и «Детский мир» на Лубянке.

«На самом деле московский закон об охране памятников прямо запрещает их реконструкцию, — поясняет «Часкору» Сергей Королев, председатель московского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. — Однако сам процесс реставрации подчас ведется так, что в итоге мы получаем дом именно реконструированный. Вот, например, усадьба в Царицыно — какая же это реставрация, это чистой воды реконструкция. Понимаете, в России развалена вся школа реставрационной сети, есть только отдельные специалисты, а системы-то нет. По сути, у нас дома реставрируют те же таджики».

Повышенное давление

Бывает, что всё говорит за охранный статус здания. Кажется, собраны все необходимые доказательства и документы, осталось только пройти согласование и получить бумаги в Москомнаследии.

«На самом деле процедура постановки объекта на охрану очень и очень сложная, как и любая другая бюрократическая процедура в России, — говорит «Часкору» президент фонда «Возрождение русской усадьбы» Виссарион Алявдин. — Быть может, не так проблематично поставить на учет дом, где жили и творили известные поэты или музыканты. Однако очень сложно, к примеру, доказать, что какой-нибудь скромный купеческий особнячок является памятником архитектуры. Вам найдут кучу причин, чтобы отказать. Скажут, например, что дом уже был надстроен в советские годы (а такое не редкость) и потерял свою целостность и значимость».

Интересно, что по действующему законодательству на период рассмотрения заявки дому присваивается статус «выявленного объекта» и любые работы по его реконструкции или сносу должны быть полностью остановлены. Но и здесь всё непросто: дом может неожиданно сгореть. Так было, например, с типографией, построенной по проекту Эль Лисицкого, на Самотеке. И когда кто-либо спросит про то, что же на самом деле случилось с домом, можно по сложившейся традиции ответить: «Он сгорел».

«В Москве, как и в любом крупном городе с активной экономикой, памятники истории испытывают очень высокое и серьезное давление, — говорит Виссарион Алявдин. — Например, в провинции проблема совсем другая — там памятники уничтожаются и пропадают, потому что денег мало. А здесь, наоборот, денег много, поэтому и давят интенсивно. Основная проблема сейчас — убедить инвесторов и власти сохранять не только отдельные памятники архитектуры, но и целые градостроительные ансамбли».

«Это беда, сознательно устроенная памятникам, — утверждает Сергей Королев. — Это вопрос желания или нежелания властей. Ведь там, где хотят, охраняют и берегут: храм Христа Спасителя, Кремль, храм Василия Блаженного. Мы сколько раз подавали в прокуратуру дела о сносе памятников, стоящих или не стоящих на госучете, но нам всегда отказывали. Прокуратура всё время не находила состава преступления, потому что якобы там всё неумышленно. Странно всё это: машину чужую чуть царапнул — отвечай, а тут хоть дом весь сноси — тебе ничего не будет».

Особняки-трансформеры

Есть и такие дома, которые ждали решения своей судьбы и в результате получили красивый титул «ценного градоформирующего объекта». Им помочь еще сложнее: с такими строениями можно делать практически всё, лишь бы то, что получится в результате, хоть как-то напоминало о «ценном объекте», когда-то участвовавшем в «формировании города». Под ними роют котлованы для автостоянок, их надстраивают новыми этажами, из них делают бизнес-центры.

Да, может быть, эти дома не связаны с громкими именами. Может быть, о них нельзя рассказать увлекательных историй. И выглядят они довольно просто — без изысков. Даже архитекторы и искусствоведы нередко отмахиваются от таких зданий: «Ничего особенного, рядовая застройка». Но в том-то и дело, что теперь эти дома превращаются в единичные и редкие образцы застройки конца XIX — начала XX века. Хорошо если найдется одно такое строение на улицу. Тогда рядом с этим осколочком еще есть шанс ощутить прошлое этой улицы. Да и этого города.

Приспособленческие реконструкции

Одно из таких зданий совсем недавно стояло на Малой Грузинской улице, недалеко от разрушаемого дома Нирнзее на улице Климашкина.

Доходный дом на углу Малой Грузинской и Большого Тишинского переулка, построенный архитектором Василием Угличининым в 1911 году.

Это был дом, сразу обращавший на себя внимание, со своим особым духом, с оригинальным стилем. Несмотря на «этажность» (в основном объеме четыре этажа, в боковых крыльях — три), он казался даже не домом, а особняком. Больше на Малой Грузинской таких не осталось.

Уже несколько лет он стоял пустым, несколько раз горел (рассказывают, что его даже специально поджигали для съемок фильма «Нулевой километр»). Многие окна были заколочены, под крышей виднелись следы пожара. Затем началась традиционная московская «реконструкция». Ею занялась та же самая фирма, что ведет реконструкцию соседнего дома Нирнзее, — ООО «Фобос».

Согласно разработанному плану от дома должны были остаться только две внешние угловые стены. Вместо крыльев по Малой Грузинской появится новое семиэтажное здание, а по Большому Тишинскому — трехэтажное. Само собой, в подобном строительстве сложно не увидеть точечную застройку, которая, как известно, была запрещена постановлением правительства Москвы в августе 2007 года. Однако застройщики упорно именуют свои работы допустимой «реконструкцией с приспособлением».

Летом 2008 года дом начали разбирать изнутри: были выбиты окна, разрушены перекрытия, исчезли львиные маски с фасада. Зимой были спешно снесены трехэтажные боковые крылья. Сейчас от здания остались только две внешние угловые стены на распорках. За ними — заваленный кирпичом двор и орудующие экскаваторы. Дома архитектора Угличинина больше нет, с «ценным градоформирующим объектом» можно попрощаться. Но теперь происходящее стало болью и заботой жителей окружающих домов. Дело уже не в охране памятника — вопрос встал иначе: как сохранить от разрушения собственные дома?

Наталья, одна из жильцов дома № 46 на Малой Грузинской, соседствующего со снесенным памятником, ходит по приемным местных администраций и всячески пытается привлечь внимание властей к проблемам пресненских жителей. Это и понятно: дому, в котором она живет, буквально с каждым днем становится хуже. Стопка заявлений от тех, у кого в квартирах образовались трещины, — это малая толика бумаг, скопившихся у нее за последний год. Но воз и ныне там. Реакции нет практически никакой. «Приходили, посмотрели, поставили по дому метки — и всё, — рассказывает она. — А труба газовая во дворе погнулась от просадки грунта — сказали: «Пока газ не пойдет, ничего делать не будем».

В районе сложный грунт: в коллектор забрана река Пресня с ее притоками. Много грунтовых вод. По словам диггера Вадима Михайлова, исследовавшего район, под жилым домом № 46 на Малой Грузинской находится полуразрушенная дренажная система, грунт размывается и проседает. Строительные работы буквально под боком ощущаются физически: дом сотрясается, одна за другой появляются трещины. То же самое происходит в доме № 9/7 по Климашкина и в доме № 28 по Малой Грузинской, известном как дом Высоцкого. «Нас трясет», — говорят их жители. И это не от нервов — земля под соседними домами сотрясается, когда рабочие с отбойными молотками «разбирают» дом Нирнзее. В декабре 2008 года депутат Сергей Митрохин вместе с диггером Вадимом Михайловым осматривали окрестные дома — было зафиксировано девять пошедших трещинами. С тех пор ситуация только ухудшилась.

Но дальше — страшнее, считают местные жители: на стройках планируют начать рытье котлованов. Под домом Угличинина сейчас убирают старое бомбоубежище и постепенно углубляются в землю. Дом Нирнзее на улице Климашкина, дом Угличинина на Большом Тишинском. Следующим в плане сноса в этом районе числится общежитие Московской консерватории на Малой Грузинской. Как может отреагировать ненадежная почва? Вполне возможно, так же, как недавно на юге Москвы, где под землю провалились шесть автомобилей. В таком случае в ближайшее время весь микрорайон вдоль бывшей речки Пресни может быть объявлен аварийным.

«На государственной охране по всей России стоит 86 тыс. разного рода памятников, — говорит Сергей Королев из МГО ВООПИиК. — Это просто мизер! В одной только маленькой Швеции их 300 тысяч, а у нас получается где-то по тысяче на субъект Федерации. Но наследия-то значительно больше. У нас на самом деле памятником считается только объект, по которому государство приняло решение по его охране. Все же остальные не являются памятниками. Всё это вопрос государственного отношения».