Почему у нас нет честного кино про милицию?

Главную новость этой недели вы знаете. Событие это, как водится, продемонстрировало, подчеркнуло и выявило. Кроме прочего, мы увидели наконец правдивое кино про милицию – 30-секундную запись скрытой камеры в супермаркете «Остров».

Когда я смотрел в Интернете – вместе с миллионами людей – этот ролик про расстрел в супермаркете, я почему-то вспоминал бесчисленные сериалы последнего времени о работниках силовых структур. Всю эту бездарную даже с художественной точки зрения ложь, которую ролик и сама история майора Евсюкова последовательно и безжалостно опровергали пункт за пунктом.

– непременную любящую жену, делящую с мужем тяготы службы;

– опытных и внимательных начальников, всегда готовых прийти на помощь в трудной жизненной ситуации («Как у тебя с Галиной, товарищ майор?» – «Трудно, товарищ генерал!»);

– наконец, суровую улыбку и благородный взгляд самого героя в погонах.

Все это неминуемо всплывает в памяти, когда смотришь короткий, 30-секундный ролик из супермаркета.

Вот мы и увидели наконец честный фильм про милиционера – увы, за него заплачена чудовищная цена.

Мы увидели, так сказать, ремейк Тарантино – с его непременной долей немотивированного зла, когда человек стреляет во всех подряд без причины. Известные сцены из «Криминального чтива» или «От заката до рассвета» почти полностью воспроизвелись в реальности.

Как такое могло случиться? Как такое мог сделать милиционер, офицер? Мы словно впервые столкнулись с проявлением агрессии, жестокости – и по-прежнему, кажется, не готовы принять это как данность. Мы ищем конспирологических объяснений или же, напротив, спасаем свою психику объяснениями из разряда «они все там такие» – в ответ на реплику одного из милицейских начальников, что, мол, урод только один.

На самом деле мы не готовы к правде о человеке вообще – не только о милиционерах. Наша традиционная культура не готовит нас к встрече со злом – она до сих пор предпочитает нас баюкать в традициях романтизма и соцреализма, рисуя нам, например, несуществующего, идеального героя в погонах и тем самым нанося нам практический, а не только эстетический вред. Лишая нас знания о реальной жизни, держа нас в дыму заблуждений по поводу того зла, которое громоздится в каждом человеке – хотя и всегда выходит на поверхность.

Когда редкое художественное произведение пытается нам рассказать о человеческой жестокости (как фильмы Балабанова, например), мы предпочитаем обвинять автора в «дешевой спекуляции» или же, в лучшем случае, относиться к этому, как к художественному приему, как к «режиссерской фишке». Мы козыряем при случае ссылками на «эстетику жестокости», «театр жестокости» или как там еще это называется, не понимая главного: такого рода искусство есть необходимая вещь для современного мира, для современного человека. Такова одна из главных задач современного искусства, без дураков: предупреждать о той мере зла, которая находится в каждом из нас.

Западное искусство, включая, конечно же, кинематограф, последовательно и настойчиво знакомит человека с проблематикой зла, с различными проявлениями жесткости и агрессии в человеке. Одним из символов этого зла является образ человека без тормозов, без амортизаторов; человека, не имеющего никаких внутренних стоп-сигналов. Человека, не имеющего пределов. Порождение ли это релятивизма современного общества потребления, естественное ли это следствие полой, внеценностной культуры или тотального отчуждения человека – кто его знает. Но вот что можно утверждать точно: этот человек – без башни, без крыши, соскочивший с катушек – есть символ нашего времени. Кино об этом снимать необходимо. И говорить, и показывать это необходимо. Потому что это случается и будет случаться, увы, в жизни.

Тема эта – немотивированности, нелогичности и абсурдности зла – является чуть ли не основной в мировой послевоенной культуре; Запад пристально исследовал эту тему – а именно пределы жесткости, до которых может дойти человек.

Об этом романы Кафки и пьесы Беккета, фильмы Майкла Ханеке, Ларса фон Триера, Гаса ван Сента, братьев Коэнов, перформансы Наташи Абрамович. Все то, что проходит у нас по разряду «искусство не для всех» – хотя оно как раз именно предназначается для всех, для как можно большего числа людей, – и все то, от чего нас по-прежнему тщательно оберегают, как детей.

Мы, между тем воспитанные чуть ли не сталинскими голубками мира и брежневской фразеологией вроде «людей доброй воли», говорим о таком искусстве: «Ну, опять какашки показывают и мозги наружу – не понимаю я этого искусства». В то время как одна из задач такого искусства вполне практическая – предупреждать вас об опасности.

Вместо этого телевизор продолжает усыплять нас сказками о «хороших людях», которых «больше, чем плохих».

Помнится, режиссера Алексея Балабанова, когда вышел его «Груз-200» про милиционера-маньяка, многие «государственники» ругали: что, мол, это «очернение» и что, мол, «такого» не могло быть в 1984 году.

Пересмотрите ролик про майора Евсюкова еще раз.

Жизнь подбросила еще один парадокс: хоррор оказался более жизненным и актуальным, чем то кино, которое претендовало на якобы реалистичность и жизненность.

«Великая ложь романтизма» – была когда-то такая статья в забытом ныне журнале «Молодая Гвардия».

«Великая ложь сериализма» – можно было бы сказать в отношении многочисленных саг про силовые ведомства.

Эти фильмы о «хороших милиционерах» являются в совокупности злом не меньшим, чем майор Евсюков.

Эти фильмы не просто лакируют действительность – они лишают зрителя чувства адекватности.

Большое негодование общественности вызвала фраза генерала Пронина о «трудной психологической обстановке», в которой приходится работать милиционерам.

Говорят, это высказывание стоило Пронину его поста.

Между тем доля правды – хотя и упакованная в кокон корпоративной нужды – проскользнула в этом высказывании.

Будучи патриотами и людьми, желающими добра своей родине, мы, естественно, не только должны цокать языками, подкрепляя ужасающий случай рассказами из личного опыта, но и думать, как этому профессиональному сообществу помочь. Помочь именно психологически. Это очень просто: говорить и писать, и снимать о них правду или хотя бы не откровенную ложь – это единственное им и может помочь. Контроль общества – вот какое простое лекарство им необходимо.

Естественно, это и от нас потребует более серьезного отношения к милиции.

Серьезность эта предполагает, прежде всего, признание того факта, что у них – действительно тяжелая работа. Вне зависимости от их личных моральных качеств, у них действительно тяжелая работа. Грязная работа. Специфическая. Работа, которую выполнять, по-видимому, необходимо, но которую большинство людей не станут делать по своей воле.

А поскольку без этой работы и этих людей обществу не обойтись, нам настоятельно хотелось бы знать – и это даже необходимо – знать, что у них в голове на самом деле, а не в кино.

Вот о чем нужно снимать фильмы.

Не про «плохих милиционеров» и не про «хороших», а про обычных, заурядных. Про специфическое замкнутое сообщество, со всеми его недостатками и особенностями, о котором необходимо хотя бы иметь достоверное представление.

Неизвестно, рискнет ли кто когда-нибудь снять художественный фильм, драму о майоре Евсюкове, хотя это было бы правильным и логичным. Чтобы разобраться в причинах его злодейства, в причинах бойни, чтобы дать ответы на вопросы, волнующие сегодня общество: почему это случилось, а не только как и кто будет за это наказан.