По статистике в России все хорошо - у кого и где?

Статистика в последнее время нас радует. Инфляция не растет. Курс рубля укрепляется. Промышленный спад в феврале затормозился. Фондовый рынок растет, как будто никакого мирового кризиса и нет. Проценты по кредитам падают. Торговый баланс положителен. Кажется, наступает новое, счастливое время.

Впрочем, есть ли тут поводы для радости? Посмотрим внимательнее.

Инфляция не растет. Но во многих странах и вовсе дефляция – цены падают. У нас – нет. Причем поддерживают рост цен именно государственно регулируемые тарифы.

Простой пример. 70% российской электроэнергии вырабатывается на тепловых электростанциях. Оптовые цены в добыче полезных ископаемых только за четвертый квартал прошлого года упали вдвое к третьему кварталу. Кажется, есть все основания для падения тарифов на электроэнергию. Ну хотя бы раза в полтора. Нет. Они не падали в четвертом квартале, а с нового года – растут. То же касается цен на бензин, ЖКХ, транспорт и т. д.

Сигнал снижения оптовых цен государство сознательно не допускает до потребительского рынка. Зачем? Хороший вопрос. Жаль, задать его некому. Вот и депутаты не поинтересовались этим у отчитывавшегося за правительство Владимира Путина. Тем не менее

Путин выступил однозначно за рост тарифов естественных монополий. Чтобы у них были деньги на инвестиционные программы. Откуда эти деньги? От населения, конечно, оно у нас богатое.

Курс рубля? А хорошо ли для российской экономики его укрепление? Это снижает конкурентоспособность отечественной продукции и доходы экспортеров. Ухудшает торговый баланс. Бюджет несет огромные убытки по своим валютным счетам (в марте они превысили размер дефицита бюджета). Чистая валютная позиция банков опять разбалансируется (долги в валюте снова превышают валютные активы). Эта политика создает массу проблем. Пора бы Банку России снова уронить бивалютную корзину к 40–41 рублю...

Промышленный спад затормозился – по сравнению с январем, когда вся страна полмесяца гуляла, а многие заводы – весь месяц. Да и затормозился чуть-чуть. Кроме того, Росстат, не оговаривая это специально, зачислил в февральский выпуск многолетнее производство в судостроении. Увы, когда в один месяц записывают многолетнее производство и не объясняют, как это повлияло на показатели, с трудом верится, что спад промышленности прекратился. Особенно если принять во внимание, что отправка коммерческих грузов в тоннах упала в январе на 20%, а в феврале – уже на 26% (к тому же месяцу прошлого года). То есть произведенное стали меньше возить. Может, на самом деле и нет никакого торможения промышленного спада, а это так, статистические фокусы?

В феврале заработали многие заводы, простоявшие январь, – например, автомобильные. Но восстановления производства до предыдущего уровня не последовало. Значит, спад просто увеличился в других отраслях.

Хуже другое. Именно с февраля впервые начал активно сокращаться внутренний спрос в экономике. Впервые упали розничный товарооборот, объем платных услуг населению (до января эти показатели были выше соответствующего периода прошлого года). Номинальная зарплата работающих, как и расходы федерального бюджета – ниже уровня октября – ноября прошлого года. Объем инвестиций в феврале остался на том же уровне – 15% спада к прошлому году.

Как может начаться промышленный рост, если мы видим очевидное сокращение спроса на промышленную продукцию? Простой ответ – можно производить, но не продавать. Так и происходит. Работа на склад, а не на потребителя возобновилась. Товарные запасы в феврале вновь начали расти после того, как они хорошо рассасывались в январе (когда полмесяца производство стояло из-за праздников, но люди-то продолжали пить-есть и покупать).

Российский экономический кризис, первоначально спровоцированный внешними шоками, а затем углубленный неуклюжей экономической политикой, перерастает в новое качество: теперь он становится кризисом перепроизводства.

Перепроизводства по отношению к упавшим доходам населения, государства и предприятий.

Перепроизводства, несмотря на уже произошедший колоссальный спад.

После всего сказанного вы думаете, действительно стоит говорить об оживлении промышленного производства в феврале? Лично я считаю, что высока вероятность нового витка промышленного спада с падением обрабатывающей промышленности до 35–40% к прошлому году (с нынешних 25% спада). Не когда-нибудь, а еще весной.

Фондовый рынок. Его рост радует те 100–200 тысяч человек, которые там пытаются заработать. А также компании, у которых заложены фондовые активы под кредиты. Но стоит иметь в виду, что этот рост связан не с оживлением российской экономики и благоприятными финансовыми отчетами российских компаний, а с благоприятной динамикой американского и европейских фондовых индексов после самого глубокого в мире спада российского фондового рынка за прошлый год. Российская отчетность фантастически убога – за декабрь – январь (более поздних данных пока нет) по сравнению с прошлым годом российская экономика потеряла $70 млрд чистой прибыли. Уже два месяца она убыточна. Конечно, в значительной части эти убытки «бумажные», то есть связаны не с текущей деятельностью, а с переоценкой активов компаний. Но вот падение прибыли и доходов бюджетов от налога на прибыль – вполне реальные. Падение инвестиций – тоже.

Что еще осталось? Снижение процентной ставки. Месячный MosPrimeRate, в конце января достигавший 28%, сейчас упал вдвое. Это связано с тем, что беззалоговые кредиты Банк России выдавать почти перестал, а закладывать банкам для получения залоговых кредитов (которые дешевле) особенно нечего. Происходит «естественное» количественное ограничение спроса на деньги, что сокращает процентную ставку. И тем не менее она все еще остается выше прогнозируемой на год инфляции (в развитых странах – ниже) и кредиты по-прежнему недоступны для промышленности, работающей второй месяц с чистым убытком. Даже пролонгировать существующие кредиты для промышленности – тяжелое бремя.

Просроченная кредиторская задолженность предприятий, доля просроченных кредитов в банках, невыплаты зарплаты на предприятиях, просроченные долги населения банкам – все имеет тенденцию к росту.

Торговый баланс действительно положителен. За счет резкого падения импорта. Иначе он уже в январе мог бы стать отрицательным. Импорт упал из-за падения розничного товарооборота и инвестиций. Торговый баланс положителен за счет экономического спада, а не в результате усилий правительства или Банка России по стимулированию экспорта или импортозамещения. Экономическим властям гордится тут нечем и считать этот результат стабильным трудно. Что в итоге?

Похоже, российская экономика получила небольшую «передышку» в связи со стабилизацией динамики мирового экономического кризиса.

Чуть подросли фондовые индексы, упал доллар, выросла цена нефти – и российская экономика чуть оживилась. Что будет, если это все пойдет в обратную сторону? Немедленно полетят вниз российские фондовые индексы, резко ухудшится торговый баланс, ну а все остальное мы сделаем сами – потенциал дальнейшего падения промышленности и доходов населения уже заложен. Российская экономика застыла сегодня в состоянии хрупкого, неустойчивого равновесия, и малейший негативный толчок может привести к резкому обострению кризиса.

И тем не менее оптимизм в последнее время льется с высоких трибун. Особенно со стороны Центрального банка, который почти весь кризис просидел как воды в рот набрав. Мы вдруг узнаем, что макроэкономическая стабильность достигнута (правда, промышленность падает и безработица растет, но это мелочи). А до конца года будет еще лучше – и рубль еще укрепится. В общем, российский кризис дошел до дна, и экономика начинает расти – первой в мире.

Этот оптимизм не разделяется почему-то правительством. Алексей Кудрин все время твердит о какой-то второй волне кризиса и растущих банковских проблемах. Путин, выступая в Думе, вообще ушел от оценок и прогнозов.