\"Успех\" наркополиции: осужден коллектив целой аптеки

Двенадцать фармацевтов — женщины разных лет, никогда не судимые, с детьми — отправятся по колониям-поселениям. Федор Душин, хозяин аптеки, получил семь лет колонии строгого режима. В среду, когда заканчивалось оглашение приговора, в зал суда приехала съемочная группа местного телевидения «Кварц». И вечером в городских новостях показали, как белугами ревут 12 девчонок, которым оставили десять дней, чтобы собрать вещи и попрощаться с детьми.

Основное обвинение аптеки «Федор и доктор» выросло из 171-й и 174-й статей УК. Это классические для бизнеса статьи — «Незаконное предпринимательство» и «Отмывание доходов». Самостоятельно они применяются редко, обычно идут довеском к другим статьям, составляющим суть обвинения. Но есть у них и другая особенность: по этим статьям можно привлечь к ответственности — без исключений — любого российского коммерсанта. В фабулу данных статей укладывается сама суть российской предпринимательской деятельности.

Также в обвинении была упомянута 327-я статья — «Подделка рецептов». Разумеется, учтена и статья 35 УК РФ — «Организация преступного сообщества». Преступное сообщество — это и есть осужденная аптека.

С этой подольской аптекой я познакомилась в сентябре прошлого года. Тогда все аптечные уже ходили в статусе подозреваемых. На вид дело казалось простым спором хозяйствующих субъектов. Вагиф Кулиев, соучредитель аптеки, заваливал правоохранительные органы заявлениями на своего бывшего друга и нынешнего партнера Федора Душина и его трудовой коллектив. И Душин хотел мне рассказать, в чем Кулиев был неправ. Казалось, до страшного не дойдет — поделят бизнес и разойдутся. Хотя у Кулиева сын работал в центральном наркоконтроле.

Мы сидели в подсобке, которую фармацевты обустроили по-домашнему. У них там был заварной чайничек в кобальтовую сетку, скатерть с цветочками. Кто-то порезал сыру. Хотя на тот момент в документах следствия они уже проходили как преступная группа, разговоры у них были сугубо обывательские: про то, где были куплены вкусные конфеты и как похудеть побыстрее.

За чаем девушки рассказывали мне, какие потрясения переживала аптека в последние годы.

Аптека дежурная, работает по ночам. И вот в ночь на 5 мая 2006 года на нее был совершен налет. Девушки так и сказали: «На нас налетели». Неприметные люди подошли к провизору Алле Марковской, которая была в тот день на дежурстве, и попросили несколько препаратов. Заплатив за лекарства, они подняли крик и шум, заявили, что это была контрольная закупка и теперь начинается обыск. Никаких документов не показали, предъявили только корочки областной службы по контролю за оборотом наркотиков.

Обыск продолжался до глубокой ночи. Были изъяты системные блоки компьютеров, деньги из кассы, личные дела сотрудников, другие рабочие документы. Аллу Марковскую, которая в ту ночь была за главную, заставили писать объяснительную.

— Я держалась изо всех сил, — вспоминала Алла. — А они меня все спрашивали: «Ты почему не плачешь? У других уже истерика!»

По итогам визита ФСКН в аптеку было возбуждено уголовное дело — сначала только против Федора Душина, однако потом в разбирательство оказался втянутым весь аптечный штат. Формальным поводом для возбуждения дела послужил препарат буторфанол, который дежурный провизор Алла Марковская отпустила без рецепта. Этот препарат не состоит ни в списке наркотических средств, ни в списке сильнодействующих. Согласно инструкциям Минздрава, его можно было продавать по обычным рецептам. В аптеке резонно замечают:

— Восемьдесят процентов всех препаратов, которые есть в любой аптеке, положено отпускать по рецепту. Здесь и от простуды, и антибиотики, и даже противозачаточные. Но у врачей и без того километровые очереди.

Продажа лекарства без рецепта — это, конечно, плохо. Это штраф, а то и порицание от областного Минздрава. Так рассудил Федор Душин, приготовившись нести административную ответственность. Не тут-то было. Аптека попала на передовую в войне ФСКН с наркобизнесом. Шли бесконечные проверки и обыски. В ходе одной операции Душину даже сломали руку, повалив на улице на асфальт. Прохожим пояснили: идет задержание наркодельца.

Тюлень, на которого в море нападает акула, вместе с кровью испускает запах, который привлекает к нему, покусанному, других хищников. Аптека, на которую нападает наркоконтроль, тоже, наверное, испускает какой-то особый запах. По крайней мере с этой аптекой именно так и было — понаехали всевозможные хищники, вплоть до самых мелких. И инспекция по труду приезжала, и налоговая, и даже судебные приставы — интересовались личностью охранника, который будто бы скрывался от алиментов.

В конце концов выдвинутая ФСКН версия про наркоторговлю все же развалилась.

Буторфанол не является наркотиком. И наркополиция, которая в свое время находила основания возбуждать дела даже по незаконному обороту вазелина, не смогла вписать подольский случай в свою первоначальную версию про наркотики. Но не бросать же разработанную преступную группировку. К тому же это марает честь мундира, обнажая тот факт, что носители мундиров занимаются откровенными глупостями. И тогда наверх вылезла самая суть наезда, а именно претензии финансового характера. То самое действие, которое президент определил как обыкновение органов «кошмарить бизнес».

Суммировав стоимость всех упаковок буторфанола, проданных за обозримое время, следствие нащупало примерное количество отмытых доходов: 1 миллион 200 тысяч рублей. Налицо было тяжкое преступление. Федор Душин на это ответил публичным обличением правоохранителей. Писал во все инстанции, выступал, где только мог, с таким посылом: отчего у нас в стране бизнес сам по себе уже считается преступлением?

Каждый день кого-то из сотрудников аптеки вызывали в Москву на допрос в ФСКН — поначалу еще в качестве свидетелей. От свидетелей требовали рассказать о преступной деятельности Душина. Они отказывались от дачи показаний. Через несколько недель раздельных допросов в Москву вызвали целиком всю аптеку. Следователь ФСКН Просвирнин сказал, что дает женщинам две недели, чтобы они во всем сознались, перестали покрывать своего начальника. Для весомости добавил, что «Ходорковского посадили, и вас посадят», «не помогут ни малолетние дети, ни отсутствие судимостей», а также «костьми лягу, для меня это теперь дело чести».

Аптека отказалась сдавать Душина. Ровно через две недели сотрудники из класса свидетелей перешли в класс подозреваемых. По определению Верховного суда наемные работники не несут ответственности по деяниям работодателя. Но только кого у нас волнует законность? Вплоть до конца судебного разбирательства эти женщины, попавшие в самый страшный переплет в их жизни, держались своего первого слова: Федор Душин — не преступник, и сажать его не за что. Прокуроры и судьи трактовали эту их упертость как очевидный признак устойчивости и организованности преступной группы. Про человеческую совесть и верность прокуроры и судьи не думали. Хотя если бы аптека дала показания против Федора, то всем было бы лучше: развалилась бы преступная группа. Сроки за одиночные преступления куда гуманнее.

Приговор судья Альберт Шарафеев читал два дня. Весь первый день был посвящен рассказу о том, как аптека продавала наркотики. Наркотических статей ни Федору, ни 12 его сотрудницам никто не предъявил, а судья продолжал судить по исходному сценарию, от которого уже и наркоконтроль отказался. Он рассказывал про ужасы наркомании и про то, как будущее подрастающего поколения поставлено под угрозу фактом безрецептурного отпуска препарата буторфанола. Обещанных следствием наркоманов-свидетелей, будто бы покупавших препарат в аптеке для своих наркоманских нужд, никто в процессе не увидел. Один, говорят, умер, второй будто бы сел в тюрьму. Зато весь приговор был пропитан духом кошмарной тяжести содеянного аптекой.

В своей жестокости судья переплюнул даже прокуратуру. Обвинение просило пять лет для Душина и условные сроки для его сотрудниц. В последнем слове многие просили не отнимать у них право заниматься профессией. Судья решил: главному — семь лет «строгача», остальным — от года до полутора лет поселений. Все на ближайшие годы лишились права работать по специальности.

Федора взяли прямо в зале суда. В порядке неизбежного унижения сняли шнурки, ремень, надели наручники. Двенадцать женщин спешно устраивают жизнь близких на то время, которое сами проведут в колонии.

Лена Улицкая, у которой двое детей, пожилая мама и лежачий отец, бегает по больницам и соцзащите, чтобы как-то пристроить своих близких к государственной заботе. Она шепчет в телефон:

— Я сейчас не могу при всех про это говорить, я в больнице, в очереди.

У Аллы Марковской кроме ребенка и отца-инвалида еще и ипотека. Люда Титова и Лена Юрьева растят детей без отцов.

Федор Душин тоже нужен семье. Он отец-одиночка, вырастил двоих близняшек. Третий ребенок, от второй жены, еще маленький. Весь его бизнес вышел из проданного поддержанного автомобиля «Фольксваген-гольф» и открытого на эти деньги аптечного ларька на автобусной остановке. И он, конечно, не олигарх.

Зато Саша Огнич и Катя Звонарева — без семьи, только после института; оттого и получили больше всех.

Когда судья Шарафеев оглашал сроки, девчонки поддерживали друг друга за руки, кто-то шмурыгал носом, кого-то шепотом успокаивали. Судья прикрикнул: «А ну тихо! Я не для себя, а для вас приговор читаю».

И все же осталось непонятно, какой урок хотел преподать судья этим двенадцати женщинам.