Теперь россиянам доступны лишь радости малоимущих?

В словаре жаргонизмов среднего класса самое достойное место занимает понятие «опция». То есть возможность выбора оптимального и соответствующего сословию варианта для решения задачи. Например, задача — отпуск, опции — Турция, Египет, Таиланд… И чем больше вариантов предполагает опция, тем выше статус представителя сословия. С возможностью последующего скачка в премиум. Но отобрав у среднего класса деньги, кризис вызвал великое перераспределение опций. Привычные возможности оказались недоступны (точнее, доступны только высшему сословию). Их место заняли жухлые опции малоимущих.

Задача — отпуск. Опции — дача, Анапа, маршрут Золотого кольца…

Два года назад я оказался в компании обветшалых стариков, бездомных и алкашей. Это было в регистратуре клинического центра стоматологического университета. В единственном на весь город месте, где бесплатно лечат зубы, не требуя документов. Добровольцами люди записывались на прием к студентам, проходящим практику. Добровольцам (в тот раз их было человек шесть) улыбались и безвозмездно вручали бахилы. Спустя два года, когда пришел кризис, контингент завсегдатаев был потеснен. Им здесь больше не улыбались.

В десять утра бездомного внутрь клиники не пустили.

— Вам куда? — громко спросил охранник.

— Саныч, не узнаешь? — выдохнул бродяга. — Зубик бобо… Остограммился, но не помогает.

Охранник махнул рукой перед своим носом, развеивая мерзкий аромат огуречного лосьона.

— Потише, удод, — прошипел он. — Вали лучше. Добровольцев без тебя хватает…

Бродягу вытолкали на улицу. Удивленный, тот еще с минуту смотрел в вестибюль клиники через стеклянную дверь. Туда, где на лавочках сидело с полсотни приличных людей.

Мужчины в костюмах, женщины — в строгих платьях. Некоторые читали газеты, кто-то суетливо ходил по холлу, мусоля в руках ключи от машины. Такую картину можно увидеть скорее в банке… Бездомный с искренним негодованием вдруг промычал: «Черт знает что! Душу мать…» — и поплелся к воротам.

Запись на лечение напоминает набор массовки для съемок фильма. Раз в двадцать минут из регистратуры в центр вестибюля выбегает администраторша, указательным пальцем отсчитывает несколько человек и уводит их в лифт.

— Набор в группу доцента Сенкевич! — проревела администраторша. — Вы, вы, вы и вы, пройдемте в 205-й…

Доцент Сенкевич — крупная женщина лет пятидесяти пяти с короткой стрижкой — и семеро студентов ожидали нас у входа в кабинет. Через полминуты четверо добровольцев (и я в качестве журналиста) уже сидели в креслах. Мужчина лет тридцати в костюме, зрелая дама в шляпке и пара молодых брюнеток. Студенты надевали перчатки. Из-за ширмы показалось невинное создание в огромных очках, похожее на стрекозу. Создание раздало добровольцам бланки анкет-расписок и встало рядом с доцентом. «Спасибо, Ксюшенька, — хрипловатым голосом сказала Сенкевич. Затем обратилась к пациентам: — Уважаемые больные! Я рада приветствовать вас в центре. Через какие-то минуты наши студенты окажут вам помощь, но для этого мы должны знать, что вы согласны на бесплатное экспериментальное лечение…. Сегодня с вами четвертый курс, я — доцент Сенкевич и моя ассистентка Ксения. Заполненные бланки прошу передать ей».

— Секундочку, — деловито выступил мужчина 30 лет в костюме. — А каковы будут с вашей стороны письменные гарантии?

Лицо доцента сделалось гневным.

— Гарантии? — переспросила она. — Каковы письменные гарантии?! Да никаких гарантий, вы слышите, никаких! Я уже сейчас вижу ваш передний резец и минимум 10 тысяч, которые на него потратит центр. Что ж вы еще хотите, доброволец?

Через сорок минут с предсмертным воплем мужчина в костюме вскочит с кресла, повалив на пол одного практиканта и столик для инструментов… «Трус, — объявит Сенкевич. — Это всего лишь укол ультракаина». А пока добровольцы заканчивали с анкетами.

— Так, рассредоточились, — Сенкевич обратилась к студентам. — Выбираем больного, выясняем диагноз, затем обсуждаем лечение… Ксюшенька, не забывайте протоколировать процесс от и до.

В руках «стрекозы» тут же возник массивный блокнот.

Практиканты разбились на пары. И с заметным волнением подступили к добровольцам, которые уже раскрыли рты.

Дама в шляпке, впрочем, надумала возмутиться:

— Это что, сеанс группового лечения? Хотелось бы индивидуального подхода!

— Это подготовка к курсовой, уважаемая, — сощурилась доцент. — И насчет индивидуального подхода: снимите шляпку. Или, как вы себе представляете, человек будет выполнять у вас во рту свою практику?

И Ксения тут же застрочила в блокнот.

После осмотра состоялось короткое обсуждение состояния больных. Первым решено было оперировать мужчину в костюме.

— Сергей Афанасьев, разрушено несколько пломб, — констатировал усатый студент. — В том числе на переднем зубе, а шестерка требует удаления нерва.

— Так это же прекрасно, Захаров! — обрадовалась доцент. — У вас курсовая как раз по новейшим способам пломбирования. Это ваш случай. Но я с вашего позволения взгляну.

Сенкевич подошла к мужчине в кресле. Заглянула в анкету:

— Менеджер ты наш по работе с физлицами в банке, — доцент склонилась над лицом мужчины. — Ну нельзя же так себя не любить, Сереженька! Открой ротик… Три разрушенные пломбы, ну что же ты, голубчик, в дешевой клинике вставлял? Жвачку жевал?

— М-м… — застонал Сергей.

— Пошире-пошире… Сейчас тобой займемся, можешь пока закрыть. Захаров, приступайте, группа в вашем распоряжении. Рекомендую начать с шестерки.

— Доктор! — вскрикнул Афанасьев. — Давайте начнем с переднего зуба. На меня люди смотрят, надо как-то улыбаться!

— Не командуй, Сереженька, — по-матерински осекла Сенкевич. — Ты же не в «Мастердент» пришел.

В доценте Валентине Сенкевич чувствовалась старая закалка. Пригласив меня в свой кабинет (каморка через смежную стенку), она предложила закурить. Из сумочки показалась пачка «Беломора» и бутылка минералки. В баночках на стеллаже, как в миниатюрной кунсткамере, были представлены образцы зубов-мутантов. «Как бы плохо ни говорили про кризис, он очень помог центру с добровольцами, — Сенкевич постучала папиросой по столу. — Скажу откровенно, повысилось качество пациентов, расширился круг жалоб…»

Сенкевич подтверждает: раньше центр посещали в основном бомжи и гастарбайтеры с флюсом и кариесом. Но даже этот контингент приходилось зазывать. Как выход рассматривалась практика западных университетов, которые сами платят добровольцам за лечение. Но с кризисом проблема посещаемости была решена: пришла новая публика. «Средний класс, люди с представительскими функциями, начальники отделов. Благодаря такому потоку мы здорово повысим уровень наших студентов».

Доцент крепко затянулась папиросой, отхлебнув минералку из горла.

— Но есть большая проблема. Это психологическая напряженность пациентов. Надо понимать, что к нам их приводят только сложности с деньгами, соображения экономии. У людей по этой причине стресс. Вплоть до абсурда. Каждый день приходят пять—десять женщин и мужчин с просьбой сделать отбеливание передних зубов. У многих из них тяжелейший пародонтоз, запущенный кариес, они же хотят только отбеливание. Но почему? Во всех случаях ответ примерно один: мы должны выглядеть конкурентоспособно. Это какая-то массовая истерия, ведь невообразимо, чтобы людей сегодня увольняли за желтые зубы!

Из процедурного кабинета тем временем раздался пронзительный крик пациента Афанасьева. В тот же миг Сенкевич выкинула недокуренный «Беломор» в форточку и помчалась к двери. Я побежал следом… Картина открылась следующая: посреди комнаты стоял напуганный Афанасьев, из его рта торчал конец шприца с анестезией. Практикант Захаров, стоя на коленях, лихорадочно собирал приборы. Ассистентка Ксюша усиленно исписывала блокнот. «Афанасьев! Что вы разорались с инструментом во рту? Сядьте на место», — Сенкевич хладнокровно удалила шприц. Мужчина негромко всхлипнул.

— Мне немного боязно, — сообщила дама без шляпки.

— Правильно, бойтесь. У вас зубной камень, а вы, судя по анкете, требуете отбеливание.

— Вы ничего не понимаете, — манерно возразила дама. — Здоровый блеск, свежее дыхание, непринужденная улыбка — залог успеха в делах. К тому же я личный переводчик вице-президента компании, и кому как не мне…

— И вы, очевидно, тоже пришли на отбеливание? — перебила Сенкевич, взглянув на двух брюнеток.

— Только мы не переводчицы, — сказала одна. — Мы помощники генерального директора.

Но в этот день мечты секретарш и переводчицы не сбылись. Со словами: «Пациент с острой болью!» — в кабинет ворвалась администратор. Следом семенил грузный мужчина в пальто, ладонью придерживая правую щеку: «Умоляю, сделайте что-нибудь, умоляю…» — пыхтел толстяк.

— Коллеги! — произнесла Сенкевич. — Полагаю, это автомат по летнему зачету. Всех остальных прошу покинуть помещение.

Афанасьева, впрочем, не отпустили. На него уже было потрачено 300 бюджетных рублей. Будут долечивать.