Ресурсное богатство - проклятие России?

На модерации Отложенный Утверждать, что ресурсное богатство априори вредно, конечно, трудно. В середине 2000-х россияне наслаждались самым благополучным с экономической точки зрения периодом в истории своей страны, и рассказы о "нефтяном проклятии" едва ли покажутся им убедительными. Однако цифры — упрямая вещь: многие страны, богатые природными ископаемыми, почему-то развиваются менее успешно, чем их более "бедные" соседи.

Оксфордские экономисты Пол Коллье и Бенедикт Годерис показывают, что даже если сырьевое богатство идет вам на пользу в краткосрочной перспективе, в долгосрочной оно может навредить. Проанализировав данные по 50 различным видам сырьевых товаров и 130 государствам за 1963-2003 годы, экономисты выделили две группы стран.

В странах первой группы действует парадоксальная закономерность: чем выше цены на экспортируемое сырье, тем медленнее в долгосрочной перспективе растет экономика. Это правило, правда, не относится к странам, вывозящим сельскохозяйственную продукцию. Но вот с полезными ископаемыми картина получается неприглядная. Для Замбии повышение цен на экспортируемое ею сырье на 10% означает, что показатель ВВП на душу населения будет на 4,4% ниже, чем был бы без повышения, для Нигерии — на 4,9%.

Однако не все богатые природными ресурсами страны страдают из-за своего богатства: те же Норвегия, Канада, Австралия живут неплохо, несмотря на значительные запасы газа, золота и прочих полезных ископаемых. Точно так же Ботсване наличие алмазных копий не мешает обгонять в экономическом развитии соседей по континенту. Расчеты Коллье и Годериса показывают, что в случае Норвегии, например, рост мировых цен на газ на 10% означает, что душевой ВВП в стране не снизится, как в Нигерии или Замбии, а наоборот, вырастет почти на два с лишним процента.

Объясняя, почему одним странам ресурсное богатство идет во вред, а другим — на благо, экономисты обычно указывают на группу теорий, связывающую "ресурсное проклятие" с политическими процессами. Предполагается, что приток сверхдоходов от экспорта сырьевых товаров позволяет авторитарным режимам не заботиться о развитии экономики. Они сосредоточивают усилия на сборе и перераспределении свалившейся на них "ренты", а заодно получают дополнительные стимулы, чтобы держаться за власть и средства для подкупа элиты и избирателей. Растет соблазн проведения популистской политики, например искусственного поддержания высокой занятости и высоких зарплат в госсекторе, предоставления гражданам необоснованно высоких (на фоне общего уровня экономического развития) социальных благ, реализации неэффективных и ненужных инфраструктурных проектов.

Благодаря сверхдоходам власти могут позволить себе проводить неэффективную политику: все ошибки можно сгладить за счет нефтедолларов. Элиты живут одним днем, коррупция приобретает хищнический характер: надо украсть побольше сегодня, пока цены на сырье не упали. Наконец, перспектива взять в свои руки распределение сырьевых сверхдоходов придает дополнительную решимость всевозможным сепаратистским и революционным движениям.

В странах с развитыми государственными и общественными институтами такое если и происходит, то в гораздо меньших масштабах. И именно поэтому, например, Норвегия, имевшая к моменту обнаружения полезных ископаемых демократическую систему, практически не страдает от "сырьевого проклятия".

Впрочем, большинство исследователей объясняют "сырьевое проклятие" гораздо проще. Мировые цены не только на нефть, но и на все сырьевые товары в целом отличаются высокой нестабильностью. За бумом всегда следует спад, причем колебания эти происходят часто и резко: еще вчера трейдеры были готовы драться за ваши каучук и какао-бобы, а сегодня они никому не нужны. Именно эта нестабильность сырьевых рынков и мешает развиваться странам—экспортерам природных ресурсов. Расчеты Аасима Хусайна и Анны Тер-Мартиросян из Всемирного валютного фонда и Камили Тажибаевой из Чикагского университета показывают, что колебания мировых цен на нефть и колебания темпов роста несырьевого сегмента экономики в этих государствах явно коррелируют. Особенно сильна корреляция в странах, где на нефтяную промышленность приходится значимая доля ВВП: здесь экономические циклы оказываются короче, а нестабильность экономики — выше, чем в менее нефтезависимых странах.

Важный вопрос — каким именно образом мировые цены на нефть влияют на экономическую активность в нефтедобывающих государствах. Данные исследований показывают высокую корреляцию уровня мировых цен на нефть и уровня бюджетных расходов в странах-экспортерах. Один из механизмов такого влияния раскрывают в своей работе Фредерик ван дер Плог и Стивен Поэлекке из Европейского университетского института во Флоренции. В условиях высоких и стабильных поступлений от сырьевого экспорта в стране не возникает проблем с ликвидностью, и компаниям легко получать доступ к финансированию, что, в свою очередь, стимулирует инновации и экономический рост. Однако когда поступления нестабильны, эффект получается ровно обратный: в условиях неопределенности многие фирмы боятся затевать долгосрочные проекты, а когда бум на сырьевом рынке сменяется спадом и источники кредитования внезапно иссякают, даже те, кто рискнул, вынуждены сворачивать уже запущенные проекты на полпути.

Особенно сильно проявляется негативное влияние нестабильности сырьевого рынка в странах со слабой финансовой системой. Развитая банковская отрасль помогает сгладить отрицательные последствия резких колебаний конъюнктуры. В отсутствие же мощной кредитной системы инвестиционная политика компаний неизбежно привязана к циклам на сырьевых рынках, а значит, нестабильность только усугубляется.

Хусайн, Тажибаева и Тер-Мартиросян изучили данные за последние полтора десятилетия по десяти странам—экспортерам нефти, включая семь стран Персидского залива, а также, для сравнения, три государства-нефтеэкспортера с относительно низкой долей ресурсного сектора в экономике — Иран, Йемен и Норвегию. (Всего на долю этих 10 государств приходится 40% мировой добычи нефти и 50% ее мирового экспорта.)

Как показывают экономисты в своем докладе, при снижении цен на нефть экономический спад в реальном секторе не связан ни с распространением пессимистических настроений, ни с колебаниями курса валюты. Единственным значимым фактором является фискальная или бюджетно-налоговая политика государства. Как известно, фискальная политика в идеале должна стабилизировать экономику: при спаде налоги снижаются, а государственные закупки и трансферты увеличиваются, поддерживая спрос. При перегреве экономики, напротив, налоги увеличиваются, а бюджетные расходы, направленные на стимулирование спроса, сокращаются. В реальности, однако, все происходит ровно наоборот. Как правило, в период бума на сырьевых рынках политики впадают в эйфорию и начинают закачивать средства в инфраструктурные проекты (в "поддержку отечественного производителя") и всевозможные инициативы по импортозамещению и т. д. А при снижении нефтяных цен правительства стран—экспортеров нефти резко уменьшают свои бюджетные расходы и только усугубляют последствия падения нефтяных цен для своих экономик.

Нетрудно увидеть, что, прислушавшись к советам тех, кто предлагал немедленно потратить все нефтедоллары на масштабные проекты подъема народного хозяйства, Россия воспроизвела бы именно этот сценарий и повторила типичные ошибки стран—экспортеров сырья. В этом случае сокращение госрасходов сегодня было бы гораздо более резким и экономика получила бы дополнительный шок.

Конечно, ситуация не совсем однозначна. Как указывал Поль Коллье в докладе на конференции Глобальной сети развития в Кувейте в феврале этого года, доводы сторонников немедленного инвестирования ресурсных поступлений не так бессмысленны. С одной стороны, накопить стабфонд, который был бы настолько велик, чтобы совсем сгладить последствия глобального экономического катаклизма, практически невозможно. С другой — для развивающихся стран, которые в целом страдают от недостатка инвестиций, отказ от возможности обновить инфраструктуру очень похож на непозволительную роскошь.

Другое дело, признает Коллье, что именно развивающиеся страны, экономики которых сильнее всего нуждаются в сырьевых долларах, имеют меньше всего шансов потратить их с толком. Проблема состоит в тех самых институтах, которым мешает формироваться "сырьевое проклятие": коррупция, популизм, общая неэффективность госаппарата практически неизбежно обрекают здесь государственные инвестиционные программы на провал. Так что в отличие от тех стран, которым повезло открыть месторождения полезных ископаемых уже после формирования развитых институтов, ситуация в странах с недоразвитой государственной системой похожа на порочный круг: возможно ли вообще построить дееспособные институты в условиях ресурсного богатства, пока не очень понятно.