Кризис - испытание нравственности

Недавно российскому обществу посредством аллюзий, неизбежно возникавших при просмотре телефильма о закате Византии, было рассказано об угрозе подобного же исхода и для Отечества. Ныне предлагается путь выхода из ситуации: провокативная статья Михаила Юрьева в \"Известиях\" обосновывает целесообразность обращения к методам сталинской эпохи.

Кризис раскалывает элиту

Последовательный вброс в информационное пространство этих двух идей можно истолковать как актуализированную реинкарнацию классической ленинской работы \"Грозящая катастрофа и как с ней бороться\". Она написана осенью 1917 года, на излете того краткого периода отечественной истории, когда страна впервые обрела демократию. И, увы, познала порожденный ею хаос. В обоих случаях сначала говорят об угрозе, а затем - о методах ее предотвращения, неизбежно предусматривающих насилие.

Все это говорит о радикализации части политического класса России. При том что этот процесс отражает идентичные настроения многих граждан, подогреваемые кризисом. Ведь в ходе недавнего телепроекта \"Имя Россия\" именно голосование зрителей, вопреки настроениям жюри, взметнуло Сталина в первую тройку, долженствующую формировать имидж страны. Разногласие между народом и его представителями в лице телевизионных присяжных говорит о сохраняющейся неспособности нации обрести консенсус в отношении недавней истории собственной страны.

Итак, кризис обострил идейное размежевание и общества, и его элиты. Для части политического класса, представленной, например, большинством жюри, Сталин - антигерой. А для части, представленной, например, автором известинской статьи, - нечто иное, скорее всего, творец \"модернизационного прорыва\".

Фамильные легенды non-stop?

История знает много примеров, когда результаты функционирования того или иного института развития локально могут выглядеть экономически полезными, но абсолютно неэффективными и даже пагубными в глобальной перспективе. Например, институт внеэкономического принуждения к труду, существовавший в СССР в 30-50-е годы XX века, может считаться локально эффективным, т.к. неисчерпаемые ресурсы бесплатной рабочей силы и, соответственно, низкая себестоимость производства позволили государству в кратчайшие сроки добиться модернизационного прорыва. Однако если определять цену советского экономического чуда - при всей кощунственности этого сопоставления - с точки зрения рентабельности, то менее эффективного расходования ресурсов трудно представить. Ведь ресурсы в данном случае - человеческие жизни.

Да, тоталитарному государству сподручнее, чем демократическому, сконцентрировать людские и финансовые ресурсы в кратчайшие сроки на отдельном участке. Символ такой парадигмы - спутник. На наше первенство в этой области обычно ссылается та часть политического класса, которая причисляет себя к левому, патриотическому спектру. И которая объясняет этот прорыв именно использованием сталинских методов. Но вот исторический факт. Как-то американские журналисты спросили Н.С. Хрущева: откройте секрет - где у вас космодром? Советский лидер ответил, что секрета нет: наша стартовая площадка - это социализм. Биографы Джона Кеннеди вспоминают, что президент был взбешен: они навязывают нам идеологическую гонку. И объявил 10-летнюю программу запуска человека на Луну. Результата американцы добились досрочно. Но для них подобный модернизационный прорыв методами чрезвычайщины был исключением.

Состоятельность сталинской модели небесспорна еще и потому, что экономическое продвижение зачастую происходило не благодаря, а вопреки партийному диктату в народном хозяйстве. Герой советских \"производственных\" романов 50-60-х годов - как правило, новатор, который добивается прорывного успеха для предприятия только тогда, когда ему удается проломить сопротивление ретроградов из парткома.

Но есть и нравственная сторона такой модели. Ее применение грозило бы сделать бессрочным проводимый \"Известиями\" конкурс фамильных легенд, отражающий историю Отечества XX века: ведь что ни фото, то кто-нибудь из изображенных на нем был либо расстрелян, либо сгинул в ГУЛАГе.

Фридман или Кейнс?

И что, опять \"сильная рука\" как способ выхода из кризиса? Думается, наблюдаемая сейчас охлократизация масс, рисующих себе образ \"хозяина\", могла бы быть ослаблена утверждением принципов \"демократии участия\". Речь идет об активизации роли политпартий и иных общественных институтов в социально-политическом процессе вообще и в формировании органов власти в частности.

Этим мерам в \"надстройке\" отнюдь не противоречило бы - по крайней мере на период выхода из кризиса - усиление роли государства в \"базисе\".

Оно становится главным игроком в экономике. Склоняющиеся к обратному соблазнили бы страну встать на путь, сформулированный Милтоном Фридманом, теоретиком \"чикагской школы\". Это путь накачки экономики деньгами и необоснованного увеличения потребительского спроса на фоне массированного разгосударствления. Возможно, такой путь был уместен как естественный цикл развития рыночной экономики (\"рейганомика\"), следующий за периодом применения кейнсианской модели выхода из кризиса. Но нынче именно эта модель вновь востребована. Конечно, нет универсального ответа на все вопросы. Ведь не ответил же Иисус Христос на вопрос Понтия Пилата: что есть истина? Но едва ли мы должны идти непроторенным путем, коль стали - хотим мы того или нет - звеном глобальной экономики.

Между Рузвельтом и Сталиным

Все указывает на то, что для выхода из кризиса у нас и превозобладала идея задействования модели Кейнса. Модели, предполагающей доминирующую роль государства в управлении рынком, в организации здравоохранения, в налаживании социальной сферы.

Идея о примате государства еще не забыта в нашем обществе. Обращение к ней превратно воспринято частью политического класса как мнимый возврат к модели, в наших условиях неизбежно отождествляемой со Сталиным. Как признание властью несостоятельности рыночной экономики. Как актуальность лидера, покончившего с ее советской предшественницей - нэпом. Словом, раз сильное государство, значит - Сталин.

Для той части элиты, которой свойственны эти настроения, намерение государства обратиться к кейнсианской модели выхода из кризиса стало напоминанием не о Рузвельте. О Сталине конечно же. Не в этом ли причина нынешней публичной гальванизации \"сталинианы\" и ходатайства части интеллектуалов перед властью за политическую эксгумацию генералиссимуса?

Чтобы Россия не оказалась на концептуальном перепутье, следовало бы форсировать реализацию антикризисных мер. В наших условиях прежде всего есть потребность в финансовой поддержке системообразующих предприятий, пусть многие из них и частные - так уж получилось, и не время сейчас ворошить прошлое. Как это сделать для получения оптимального результата? Путем предоставления гарантированных банковских кредитов. На повестке дня - реструктуризация налоговой задолженности предприятий реального сектора. И потом: коль скоро государство выступает на рынке как доминирующий игрок, оно просто обязано обеспечивать производство госзаказами. Это - что касается государства как экономического агента.

Кризис и нравственность

Но оно выполняет и политическую функцию, выступая своеобразным администратором и регулятором экономических процессов. Оно поддерживает экспорт - причем там, где надо, втягивая в переговоры правительства стран - импортеров российских товаров. Оно переходит, наконец, от слов к делу для защиты отечественных сельхозпроизводителей.

Примат государства должен проявляться и в налаживании информационно-политического сопровождения антикризисных мер и жесткого контроля за их осуществлением. В придании действиям власти прозрачности с тем, чтобы их замысел и реализация приобрели неоспоримую легитимность в массовом сознании.

Пока тут наблюдались некоторые промахи. Может, не столь чудовищные, как на \"залоговом этапе\" приватизации в 90-х, когда сумма кредитов, полученных государством от передачи федерального имущества в залог, равнялась сумме \"временно свободных средств\" федерального бюджета, размещенных ранее Минфином в банках, - на эти деньги они и стали победителями в залоговых аукционах.

Но тогда еще не было независимого органа внешнего финансового контроля, да и государство самоустранилось от регулирования экономических процессов. Теперь же, когда былая немощь государства сменилась окончательным восстановлением его властных функций, многие граждане тем более шокированы: как могло получиться, что средства, переданные ряду банков \"во спасение\", были конвертированы в доллары вместо инвестирования в реальный сектор? Конечно, нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца. Соответственно, теперь принимаются чрезвычайные меры по выправлению ситуации и предупреждению подобных эксцессов. Но не подпитала ли власть настроения той части общества, которая склонна проголосовать за сталинские методы выхода из кризиса?

Как раз тот случай, когда нравственная сторона социальной инженерии не менее важна, чем сама цель этого процесса. Нравственность будет и мерилом оценки идеи \"сталинского прорыва\" из кризиса. Примем ее - едва ли состоится триумф надежды над опытом.