Как я бросал курить

Сегодня, по заказу радиослушателей, будет мемуарный пост. Буду рассказывать, как я начал и как я перестал курить.

Детские годы, наверное, считать не будем. Был эпизод, лет в пять или шесть, когда я познакомился на улице с весёлой компанией своих ровесников и мы курили подобранные с асфальта бычки. Был ещё эпизод, когда я попытался попробовать похищенную у родителей сигарету, но, вспугнутый прохожими, выбросил её, едва прикурив. Это всё следует считать скорее баловством, чем курением.

Позже, в шестом классе, я как-то купил в магазинчике напротив школы пачку «стюардессы», но и тогда курить тоже не начал. Эту пачку я где-то заначил «про запас» и она благополучно отсырела.

«Нормально», по-взрослому, я начал курить примерно в 14 лет. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я сам не понимаю, почему принял такое решение. Просто в ларьках продавались поштучно красивые западные сигареты, типа Мальборо, Кэмела и ещё каких-то в жёлтой пачке, с названием из двух букв. Если учесть, что в то постсоветское время с красотой вокруг было довольно туго, я, надо полагать, не устоял перед магией западного дизайна.

Разного рода вредные последствия, кстати, я вполне себе представлял: на тот момент у меня курили родители и некоторые из других разновозрастных родственников. Поэтому я видел, что курение, в общем, достаточно безобидная привычка, что бы там ни вещали про рак с плакатов из поликлиник.

Кстати, моё мнение не изменилось и сейчас. Я не считаю, что курение — так уж смертельно вредно. Если составлять список самых вредных в жизни вещей, то курение, пожалуй, не войдёт даже в топ-50. Курение — неприятно и неопрятно, это да. Но я не считаю курящего человека инвалидом, как не считаю я инвалидом человека с траурной каймой под длинными нестриженными ногтями.

Ладно. Короче, тогда, в 14 лет, я начал выкуривать после уроков по одной сигарете. Довольно скоро выяснилось, что кроме меня курит ещё несколько моих одноклассников. Через месяц-другой я вошёл в привычный ритм курящего школьника. Звонок на перемену — забег в парадную напротив школы — забег обратно на урок. Уже тогда, кстати, меня сильно напрягала необходимость курить на морозе в минус 15. Но перекладывать утром в рюкзак шапку и перчатки я, разумеется, не догадывался.

Курил я не очень много, меньше пачки в день. Никаких проблем со здоровьем курение мне не доставляло, финансово курить тоже было не слишком напряжно. Собственно, главным ударом для моего растущего организма стал полный отказ от какого бы то ни было спорта в эти семь лет. Я почему-то был уверен, что курить и, например, делать зарядку — бессмысленно. Хотя, думаю, никто не помешал бы мне курить и, скажем, заниматься плаванием.

Короче, в разных весёлых и интересных событиях у меня прошло примерно семь лет. За это время я сменил три школы, два института и несколько мест работы.

И вот, однажды, когда я шёл с одногруппницей к метро после института, она сообщила мне, что бросила курить.

— Как бросила? — спросил я, раскуривая сигарету под петербургским моросящим дождиком.
— Да вот как-то так. Взяла и бросила.

Эта новость сильно меня удивила и, наверное, даже расстроила. Была задета моя мужская гордость: мне не захотелось признаваться себе в том, что у моей одногруппницы больше силы воли, чем у меня.

К вечеру твёрдое решение было принято. Я выбросил полупустую пачку Далласа в мусор, вынес от греха ведро на помойку и лёг спать.

Всё пошло по плану. Мне сильно, до боли в животе, хотелось курить. Я был очень зол и раздражителен. Мозг постоянно терзал меня бестолковыми мыслями, типа «от одной сигаретки ничего не будет» и «надо, обязательно надо покурить».

Ненависть к никотину, кстати, я возбуждать в себе не стал. Мне не хотелось уподобляться анонимным агитаторам из американских фильмов, поэтому я оставил за своими знакомыми право употреблять табак в любых количествах. Курящие стали раздражать меня значительно позже, через несколько лет после моего расставания с сигаретами.

Через три дня стало повеселее. Я немного успокоился и нашёл годный способ справиться с искушением: купил большую коробку чупа-чупсов и пожирал леденцы один за другим. Так как одновременно курить и есть чупа-чупс нельзя, мне было легче.

Короче, в некурении прошёл месяц. А потом, внезапно, проходя мимо курящих на крыльце одногруппников, я попросил «одну тяжку». Увы, этой «одной тяжки» хватило, чтобы через несколько дней «одна тяжка» превратилась в «одну сигарету», а ещё через несколько дней — в полпачки сигарет. Я перестал стрелять сигареты и снова начал их покупать в ларьках.

Кстати, знаете, у нас в Петербурге в 2000-х годах всячески гнобили малый бизнес. Валентина Ивановна чуть ли не прямым текстом говорила, что «ларёчники нам не нужны».

К трёхсотлетию города, к 2003-му году, всех владельцев ларьков обязали купить за огромные деньги уродливые однотипные конструкции. А ещё через пару лет… ларьки просто заставили закрыть. Получилось классическое такое кидалово. Сейчас гости Петербурга даже удивляются — почему у нас так мало ларьков.

Так вот. Раньше меня такое издевательство над малым бизнесом приводило в глухую ярость. Однако с течением времени оказалось, что… покупать в ларьках мне нечего. Ягу и колу я не пью. Сигарет не употребляю. Сникерсов и чипсов не ем. То есть, власти Петербурга, конечно, сильно повредили городу своей атакой на малый бизнес. Но лично я нахожусь с ларьками в параллельной реальности. Если внезапно завтра ларьки снова повырастают на каждой остановке, мне от этого не будет ни жарко ни холодно. Мне банально нечего там покупать.

Ладно. Короче, после месяца воздержания я начал курить снова. Откурил примерно две недели. А потом, обогатившись новыми знаниями о природе человеческих зависимостей, бросил снова. Была, кстати, круглая дата — 09 мая. Второй раз ошибки я не допустил, никаких «затяжек» больше не делал.

Дальше ещё где-то год мне снилось, что я курю. А потом я как-то окончательно врос в своё положение некурящего и даже перестал считать годы с памятного момента.

В целом, не могу сказать, что испытывал во время бросания какие-то особые мучения. Да, первые три дня мне было грустно, но похмелье и зубная боль, например, причиняют гораздо больше страданий. Знай я, что расставание с табаком пройдёт у меня так легко, возможно, я бросил бы курить гораздо раньше. Если бы, конечно, смог бы сформулировать, зачем мне это нужно.

Впрочем мой рассказ был бы неполон, если бы я не упомянул про Аллена Карра и его волшебную книгу, которая материализовалась на российских прилавках значительно позже описываемых событий. Лично я его книгу не читал, поэтому свои мысли по поводу её правдивости и корректности оставлю при себе. Скажу одно: я лично знаю несколько людей, которые курили десятилетиями, а потом прочли Аллена Карра и бросили. Поэтому, если перед вами неожиданно встала задача бросить курить, возможно, будет разумно начать именно с его книги. Она работает.

И, напоследок, скажу несколько слов за легализацию.

Вчера по радио диктор возмущалась с пафосом в голосе: проводники Невского Экспресса бегали по поезду и собирали у пассажиров обезболивающее. Дескать, какая безалаберность, в поезде не было аптечки…

Объясняю. Все действенные обезболивающие можно с успехом использовать в качестве наркотиков. На борьбе с наркотиками разные чиновники делают себе мощный пиар и поднимают неплохие деньги. Поэтому обезболивающие препараты часто недоступны не то что проводникам поездов, но даже и врачам в серьёзных клиниках.

Нельзя влезть на ёлку, не оцарапав рук. Поэтому, пока наркотики не будут легализованы, больные и раненые люди будут умирать как в средние века: крича от боли. Наркоманы же, которым будет недоступен, скажем, трамал, будут упарываться коаксилом и прочими столь же «полезными» для здоровья кустарными заменителями нормальных наркотиков.

Вообще, думаю, лет через сто нынешняя борьба с наркотиками будет восприниматься как дикое варварство, типа женских обрезаний или сжиганий «ведьм» на кострах.

Давайте задумаемся, хотя бы, о пенсионерах.

Неделю назад, в воскресенье, хирург исполосовал мне специальными ножницами десну вокруг левой нижней восьмёрки. Операция, в общем, пустяковая, но… вся эта неделя была окрашена в тёмно-серые тона. Из-за постоянной боли у меня всю эту неделю было отвратительное настроение. Про моменты приёма пищи и вовсе лучше не вспоминать.

Так вот. Знаете, почему пенсионеры всё время говорят про свои болезни?

Очевидно, потому что у них всё время что-нибудь болит. Болит не одну неделю в году, как у здорового меня, а болит каждую неделю. Каждый день и каждый час. Человеческий организм так устроен: с возрастом в нём непременно что-нибудь портится и начинает болеть.

При этом все нормальные обезболивающие… запрещены законом. В свободном доступе есть только кетанов и тому подобные слабенькие препараты, которые не справляются как следует даже с зубной болью. И даже больные раком (а это очень больно) часто не могут облегчить свою боль: уж слишком много документов надо для этого оформить, и уж слишком запуганы наркоборцами врачи.

Думаю, когда мне исполнится 60 и меня начнут одолевать болезни, я уеду из России. Уеду в какую-нибудь страну, где можно будет получать по рецепту, например, марихуану. Жить в стране, где законом запрещены лекарства — это удовольствие для молодых и здоровых людей.

Впрочем, у меня есть ещё в запасе несколько десятилетий. Возможно, за это время наркотики и легализуют. В конце концов, голос разума с каждым голосомгодом всё сильнее влияет на политику.