Кремль строит будущее по принципам коммунизма

Еще совсем недавно, принимая трехлетние бюджеты, концепции долгосрочного развития, плодя нацпроекты и планируя амбициозные стройки, власти не рассчитывали, что век «путиномики» окажется таким коротким. Что жить придется не по планам, а по средствам.

Первое официальное признание провала (более мягкие варианты: неудачи, распада, отказа от, упразднения) путинской экономической модели состоялось: отменен трехлетний финансовый план. На очереди демонтаж остальных составных частей «путиномики».

Переход к трехлетним бюджетам был торжественно провозглашен в 2007 году. Первый (он же, как выяснилось, и последний) такой план охватывал 2008–2010 годы. Официальное объявление о его отмене – лишь регистрация свершившегося факта.

По словам Алексея Кудрина, бюджетные трехлетки упраздняются – «в связи с кризисом» – не навсегда, а только до 2012-го года. Действия, клонящиеся к частичному признанию реальной действительности, причудливо смешиваются у высших наших должностных лиц с остатками простодушной веры в собственную способность предвидеть будущее и чуть ли не управлять им.

Даже не догадываясь о кризисе, когда он был уже близок, упорно его отрицая, когда он уже настал, они, тем не менее, берутся точно предсказать и дату его окончания, и момент возвращения к привычной своей программотворческой деятельности.

Всех свежих доказательств несбыточности утопических планов, видимо, до сих пор мало.

Хотя символы «жирных лет» один за другим тают в воздухе. В архив отправляются национальные проекты (координирующая их структура на днях без особого шума распущена). Нехотя, но неуклонно урезаются федеральные программы, включая отчасти даже олимпийские и владивостокские, с которыми первые лица государства крепко связали свой престиж. Оставив за собой шлейф анекдотов, испаряются чиновничьи грезы о загадочных «нанотехнологиях» – отпущенные на их воплощение деньги почти полностью изъяты обратно в казну.

Трехлетний бюджет лишь самый грандиозный из аннулированных планов. Масштабнее, чем он, только «Концепция развития России до 2020 года», сулящая безостановочный и величавый подъем и совершенно не подозревающая о таком явлении, как спад. На бумаге она и сейчас действует.

У высокопоставленных сочинителей никак не поднимется рука ее отменить, и упразднение великой фантазии, видимо, придется доверить самой жизни, как это уже случилось однажды с программой построения коммунизма за 20 лет.

Расцвет бюрократического прожектерства не случайно пришелся на вторую половину президентства Владимира Путина (первым его проявлением был призыв к удвоению ВВП за 10 лет, раздавшийся в 2003-м).

Ранняя путинская эпоха отмечена попытками осуществить то, что обычно называют «авторитарной модернизацией». Именно отказ от этих попыток и заставил искать замену. Увлечение долгосрочным экономическим планированием – верный признак отсутствия новых экономических идей.

Когда нет ориентиров развития, их место занимают «контрольные цифры» – киловаттчасы, тоннокилометры, металлорежущие станки в штуках. Именно таким был полувековой давности план построения коммунизма. Такими же были и проекты «жирных лет».

Слегка изменилась лишь номенклатура целевых продуктов, среди которых появились IT-технологии, «наноизделия» и другие предметы, отмеченные печатью XXI века.

Стимулом вернуться к советскому планированию был, безусловно, личный стиль Владимира Путина с его стремлением наперед исключить любые неожиданности и надолго, а лучше навсегда, подчинить действительность заранее придуманной схеме.

Но этот подход в атмосфере нефтяного бума был с большим пониманием встречен многочисленными лоббистами и «группами интересов».

Ни один советский пятилетний план не был выполнен, но зато каждый обеспечивал удобную площадку для бюрократического торга между теми, кто распределял ресурсы (они стремились поджать плановые расходы и одновременно увеличить «контрольные цифры» для производственников), и теми, кто эти ресурсы «осваивал» (они, наоборот, требовали для себя максимума ресурсов и минимума обязательств по выдаче продукции). В этой борьбе всегда достигался компромисс, который устраивал тех и других. В бедных родственниках оставались только рядовые люди, чьи интересы высокими договаривающимися сторонами почти не учитывались.

Что-то до крайности похожее происходило и совсем недавно, в нулевые годы, при составлении и исполнении сначала годовых, а потом и трехлетних бюджетов. С одной разницей: в советскую эпоху ресурсы приходилось изыскивать дома, выжимая их из собственных граждан, а сейчас нефтедоллары просто валились с неба.

В остальном торг шел почти по тому же сценарию.

Никто не был заинтересован, чтобы бюджеты выполнялись. Они и не выполнялись: доходы и в меньшей степени расходы всегда оказывались выше плановых, а инфляция и нефтяные цены – заметно больше заложенных в первоначальный проект. Не был исключением и первый трехлетний бюджет.

Будь он документом реального действия, его следовало бы списать уже в момент принятия: он не мог исполняться и не исполнялся с самого начала.

Но задача, на него возложенная, была другой. Пока в казну текли бешеные деньги, бюджет (причем не столько формальный документ, сколько текущее его исполнение) был естественным предметом торга между «распределителями» (в первую очередь Минфином) и «получателями» (плодившимися тогда госкорпорациями, многоликими конторами, облепившими национальные проекты, и всеми прочими охотниками за нефтедолларами).

Минфин старался занизить бюджетные доходы против реальных и хоть немного поджать расходы, чтобы инфляция совсем уж не вышла из берегов. Противостоявшая ему коалиция добивалась одного – чтобы финансирование росло по экспоненте.

По сложившемуся ритуалу бюджет, что годовой, что трехлетний, раз в несколько месяцев переписывался заново. И каждый очередной компромисс выходил такой. «Получателям» доставалось меньше, чем они хотели, но больше, чем раньше, и вполне достаточно, чтобы наркотизировать экономику избыточными деньгами. Минфин тоже был не в проигрыше: под его контролем оставались огромные финансовые излишки в виде сверхпланового и все время растущего бюджетного профицита.

Ну а чтобы достигнуть этой гармонии, шли на жертву – год за годом сохраняли непомерную инфляцию. Которая сегодня оказалась так некстати: и процентная ставка из-за нее нестерпимо высока, и стандартные антикризисные меры с ней не особо совместимы.

Но это сегодня. А еще недавно переход от годовых бюджетных планов к трехлетним радовал игроков тройным расширением поля для бюрократических торгов. И вот выясняется – зря торговались. И вдруг оказалось, что у страны нет сейчас не то что трехлетнего, а и самого обычного бюджета. Потому что участники бюджетного процесса все никак не могут договориться. Перед ними маячат совсем не те компромиссы, к которым они привыкли.

Прожектерствовать уже как-то неудобно, а отличать прожектерские расходы от необходимых отучились. Вспоминать об утопических фантазиях уже неловко, а иметь дело с живой действительностью страшновато. Да и кто мог догадаться, что век «путиномики» так короток? Что жить придется не по планам, а по средствам?