Мы верим в мифы, так как не знаем исторической правды?

Прочла я на днях роман, оказавшийся скорее дамским, нежели историческим, что называется, «про любоff». Впрочем, над кое-какими источниками писательница все же потрудилась и даже дала себе труд обрисовать эпоху, на фоне коей любят и не любят персонажи. Вот этой-то трактовкой эпохи я и хочу поделиться. Итак, в некотором царстве, некотором государстве помазанник Божий был мягок нравом, а супруга его (иностранка) – непопулярна в народе. Немало накопилось в этом царстве и нерешенных проблем. Воспользовавшись этими проблемами, всякие злокозненные личности устроили революцию. Тут пролилось много безвинной крови. И неизвестно, что сталось бы с некоторым царством, но тут явился герой-спаситель. Выдвинулся он из рядов революционеров – не из самых главных, а вроде как из второго ряда. В революционном терроре он, конечно же, был отнюдь не повинен. И вот укрепился этот герой как единоличный правитель, навел порядок, выиграл множество великих сражений и заставил цивилизованный мир вздрагивать при одном своем имени. А еще он открыл запертые революционерами церкви (принудивши, правда, себя в них славословить, но эка важность) и вообще вернул назад много хорошего из дореволюционной жизни. А уж народ-то его как любил! Солдаты умирали с его именем на устах, в атаку с ним шли… Угадали, о ком речь? Правильно: о Наполеоне Бонапарте.

Имена и народы могут быть различны – неизменны только грабли, на которые мы наступаем.

В юности я весьма не жаловала Петра I. И про Алексея Петровича стихи писала, и о падении тендема Софья–Василий Голицын горько сокрушалась. В ту пору я даже сравнивала иной раз Петра с Иосифом Джугашвили. Но волею судеб мне пришлось всерьез заняться XVIII столетием. Не сразу и не вдруг оно мне приоткрылось, но постепенно стало ясным: было это сравнение ребяческой глупостью. Я не касаюсь сейчас правомерности сравнения легитимного Государя с узурпатором, это особая тема. Я просто о том, что Петр все-таки – Великий. Да, Софья и Голицын пошли бы цивилизованным путем реформ – но сколько времени потребовалось бы на эти реформы и кто бы нам его дал? Будем же, как нам и заповедано, узнавать по плодам. Весь XVIII век – после Петра – Россия поднимается и прирастает. Трудом, усилиями, ошибками – но неуклонно. Петр оставил после себя могучую Империю, способную к развитию и росту. А Иосиф Джугашвили – скорее родной брат Бонапарта, и не в первую очередь сходством мифического ореола. Бонапарт пережил свою империю-однодневку. Только великодушие Александра I спасло Францию: союзники-то наши рвались поразить ее в правах и основательно оккупировать. И с тех пор стоит дойти до большой войны – Францию не завоевывает только ленивый. Это не мешает Бонапарту считаться национальным героем и лежать в такой роскошно-безвкусной гробнице, что куда там мавзолею Ульянова В.И. Так что в определенном смысле у весьма любезных моему сердцу французов с головой еще хуже, чем у нас.

В годах правления Иосифа Джугашвили – с его расправой над генетикой и кибернетикой, с его вторым закрепощением крестьянства – и был заложен крах СССР. Страна чуть-чуть ожила на рубеже 60−х – и въехала в тупик застоя. Иного пути у нее и не было. Бывают правители-упыри, высасывающие из народа все соки.

Ох, не в первый раз я об этом пишу. Но, проглядев блоги «Живого Журнала» вокруг одиозной даты – 5 марта, нельзя было не обратить внимания, что в связи с кризисными тревогами тоска по «великому вождю» явственно усиливается. Не без своеобразного пространственно-временного вывиха. Такое чувство, будто до 1991 года все тоскующие жили – нет, не в реальном 1952 году, а на кинолентах с Любовью Орловой.

Это – обитатели мифов, и свою виртуальную фантастическую реальность они продолжают обустраивать и украшать. Мифы множатся. Скоро нам кто-нибудь поведает, что «перед смертью Сталин принял схиму». Странно даже, что до сих пор до этого еще никто не додумался.

Мифотворцы взялись потихоньку даже за сессию ВАСХНИЛ 1948 года. В одной из маргинальных газет я натолкнулась на весьма благостные воспоминания «очевидца» этих событий. Впору бы поверить, так убедительно и душевно все рассказано – да только еще в отрочестве я прочла от корки до корки толстенный волюм стенограмм самой сессии – в дому родителей, ученых-естественников, он стоял на видном месте. Но бесполезно тыкать подобные свидетельства под нос обитателям мифов, особенно когда историческое безумие набирает обороты.

«Мне слово „коммунист” так же отвратительно, как и Вам, но дело в том, что Сталина я коммунистом не считаю», – написал мне на днях один сетевой знакомец. Я искренне не в состоянии истолковать это высказывание. Какая-то очень своя логика у его автора между тем есть. Логика есть в любом безумии, особенно – в безумии историческом. Утешает тут только одно. Коль скоро мы заговорили и о Бонапарте и о безумии, то вспомним, что, оказавшись в одной палате, несколько Бонапартов неизбежно вступают между собой в экзистенциальный конфликт. Вот и товарищ Сталин у каждого неосталиниста свой. У ортодоксальных коммунистов он – последовательный материалист, интернационалист и наследник ленинских идей, у красных националистов – русолюбец, перебивший проклятых нерусей-ленинцев, православные маргиналы рисуют с него «иконы», а Михаил Леонтьев со товарищи восхищаются крепким евразийским государственником-антизападником. Между собой им, слава Богу, не столковаться.

Но больше-то, строго говоря, радоваться нечему. Французы могут себе позволить блажить и бредить даже в кризис: у них полвека не было великих сотрясений. Их романистки могут спокойно продолжать писать о героическом и добром Наполеоне, а школьные учителя водить детей на экскурсии к его безобразному саркофагу. При нашей же нестабильности историческое безумие чревато любыми последствиями – вплоть до самых катастрофических.

«Если эти люди тоскуют о сильной власти – чем их не устраивает Император Александр III? – сказал мне один священник. – Уж казалось бы – чем не хорош?» Боюсь, прежде всего тем, что об Александре III большинству наших сограждан не известно ровным счетом ничего – в лучшем случае припомнят, что правил он после Александра II и перед Николаем II. А о фактах не скажут. Ни о баснословном расширении территорий Империи, ни о железных дорогах, ни об учреждении Крестьянского банка, ни о долгих годах мира, ни о том, как, получив в руки страну, где риском для жизни было состоять на государственной службе, он практически искоренил терроризм. И ведь нетрудно об этом узнать в нынешнем-то изобильном информационном пространстве. Но нет стимула, нет желания прикоснуться к реальной истории Отечества. Миф всегда привлекательнее факта. Он проще, удобнее, ярче.

Не сомневаюсь, найдутся желающие заявить: а он выиграл войну! И не постесняются сказать это мне – представительнице семьи, в которой воевало семеро, четверо дошло до Берлина, двое погибло, и ни один – ни один! – не шел в атаку «за Сталина!».

Впрочем, что говорить. Серьезные люди не знают, как нам от Кудрина избавиться, а я все о национальной идее толкую. Даже как-то и несолидно.