Будем ли мы изучать религию как науку?

Борьба отечественного богословия за признание своего научного статуса вряд ли окажется успешной.

Накануне Нового года комиссия Министерства образования отказалась внести теологию в реестр научных специальностей наряду с философией религии и религиоведением. Это значит, что

богословию по-прежнему нет места в светских вузах. По свидетельству очевидцев, резче всего против него выступали представители естественных наук. Это и понятно. По их мнению, богословское знание никак не может претендовать на научность.

Да и к знанию, по сути, отношения не имеет, так как находится в области веры. Вся эта аргументация хорошо известна хотя бы из вызвавшего скандал летом 2007 года письма академиков президенту. Не менее известны и возражения религиозных деятелей. Теология – наука, она пользуется тем же инструментарием, что и философия, вера верой, но без знаний ей не обойтись.

Столь принципиальное противостояние обречено быть затяжным. Решение комиссии Минобраза наверняка будет оспорено. И выяснение отношений продолжится в 2009 году. Вспоминается Киплинг: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Кажется, поставим вместо Запада науку, а вместо Востока – религию, и чеканная формула заживет новой жизнью.

Но защитники богословия нередко кивают как раз на Запад:, мол, там теологические факультеты в университетах есть. Это, безусловно, так. Еще бы им не быть. Ведь эти университеты и зарождались в Средневековье как центры богословских штудий. Теология в ту пору была царицей всех наук. Однако в процессе секуляризации подверглись обмирщению и университеты. Теология больше там не царствует. Более того, ей фактически отказано в научном статусе, и она не включена в учебные программы не только естественнонаучных, но и гуманитарных отделений.

Теологический факультет довлеет себе, производя дипломированных пасторов и священников. Эта тенденция наметилась еще в начале девятнадцатого века. Фридрих Шлейермахер мотивировал присутствие теологии в Берлинском университете вовсе не тем, что она царица всех наук, а сугубо государственной необходимостью. Знаменитый богослов рассуждал так: университет готовит врачей и юристов, без них государству не обойтись. Но ему не обойтись и без врачевателей душ, вот пусть и тратится на их подготовку.

С тех пор много воды утекло. В большинстве западных стран государство цивилизованно развелось с церковью (даже там, где это формально не произошло, например в Британии). То же самое случилось и с богословием. Из университетов его не изгнали, но из области научного знания исключили. При этом никто не утверждал, что вера хуже, просто она связана с чувствами, а не с разумом. Вот пусть и занимается своим делом.

Подобное разделение труда сохранялось на протяжении второй половины прошлого столетия, но к его концу хрупкое равновесие нарушилось.

Религиозные лидеры принялись настаивать: ограниченность религии сферой личных переживаний индивида привела к кризису морали, поэтому необходимо вернуть ей прежние позиции в обществе.

Эти призывы были подхвачены университетскими теологами: для того чтобы голос веры обрел весомость в публичной сфере, следует придать ей объективный статус.

Началась борьба за признание научности богословия.

Теологи выдвигали разные аргументы. Одни утверждали, что богословие подобно другим наукам строится на опыте, просто это специфический опыт – опыт веры. Другие рассуждали, что вера – это особая форма рациональности и поэтому надо дать ей возможность состязаться с другими формами. Университет для этого идеальное место. Третьи заявляли, что без теологии студенты-гуманитарии не могут как следует разобраться в собственных специальностях. Ведь большинство гуманитарных дисциплин – от этики и психологии до политологии – зародились в религиозном контексте. Но вскоре выяснилось, что среди богословов немало тех, кто отказывают теологии в научном статусе, ссылаясь при этом на самые что ни на есть богословские причины. Ведь предмет постижения теологии – Бог, а он находится за пределами разума.

И его не познать с помощью логических умозаключений. Целая область богословия – апофатика – занимается исключительно этим парадоксом. Другие напоминают о том, что Бог сообщает о себе через откровение, а откровение доступно лишь тем, кто имеет веру. Наука же открыта для всех. Следовательно, теология не наука. Находятся среди богословов и гордецы, которые заявляют о своем нежелании быть просто учеными. Ведь это значит, что теология признает свое равенство с другими науками, а она неизмеримо выше. Пусть и в изгнании, она продолжает оставаться царицей.

Однако вряд ли кто-нибудь будет спорить, что монархи в изгнании редко сохраняют прежнее благосостояние. В какой-то мере это относится и к теологии. Когда речь заходит о финансовых грантах, государство дает их прежде всего тем, кто обладает научным статусом. Теология чаще всего под раздачу не попадает. В 2004 году Верховный суд США поддержал решение штата Вашингтон отказать в государственных стипендиях студентам-богословам. Лишь один судья оспорил решение коллег, да и то оговорившись, что право на стипендию имеют только те студенты, что изучают богословие в светском ключе.

Борьба отечественного богословия за научный статус во многом связана с его финансовым положением. Если в тех же США имеется немало конфессий, которые вполне способны содержать собственные семинарии и присуждать богословские степени, не опираясь на государственную поддержку (хотя кто же от нее добровольно откажется?), у нас это вовсе не так. Отсюда понятное желание добиться государственного субсидирования через признание богословия наукой.

Но, становясь на этот путь, российское богословие обрекает себя на крайне запутанные дебаты, которые оно вряд ли способно выиграть. Как показывает западный опыт, согласия на этот счет нет и у самих богословов. Что очень мешает им консолидировано выступать против оппонентов.

Видимо, для того чтобы поправить свои финансовые дела, российские богословы должны изыскивать иные пути, чем борьба за признание научного статуса их дисциплины.

Борис Фаликов