Что получила Россия на Южном Кавказе?

Если судить по рождественским выпускам мировых печатных изданий, в которых по традиции подводятся итоги, августовская война в Грузии заняла место среди самых важных событий уходящего года. Газета «Время новостей» сделала попытку подытожить состояние дел на собственно российском Северном Кавказе. А поскольку Кавказ является сравнительно небольшим и во многих смыслах единым регионом, необходимо взглянуть, что же, собственно, произошло за этот год в бывшем советском Закавказье.

2008 год начинался сравнительно неплохо для российских позиций в регионе. Досрочные выборы президента Грузии 5 января не оправдали прогнозов о дестабилизации правительства Михаила Саакашвили, но сразу после выборов с обеих сторон последовали заявления, которые позволяли надеяться на некоторое выравнивание отношений, близких к точке замерзания. Перед Россией стояла довольно амбициозная задача, которая в принципе имела шанс быть решенной: речь идет о транспортном разблокировании Армении.

Армения традиционно позиционировалась как главный союзник России на юге Кавказа. Ни Грузия с ее стремлением к евроатлантической интеграции и родовыми травмами конфликтов в Южной Осетии и Абхазии, ни Азербайджан, стремящийся играть все более самостоятельную роль в глобальной системе добычи и транспортировки энергоресурсов, не подходили на эту роль. Армения же в силу своих трудноразрешимых противоречий с Турцией и конфликта с Азербайджаном в Нагорном Карабахе находится в ситуации, когда две ее главные границы закрыты для движения людей, грузов и капиталов. Ее единственным окном наружу -- при условии российского конфликта с Грузией -- остается Иран, не особенно надежный партнер в нынешних быстро меняющихся геополитических обстоятельствах.

Стремясь поддержать сложившуюся в Армении политическую элиту на президентских выборах 19 февраля 2008 года, Россия взяла в концессионное управление армянские железные дороги. Если бы после того, как Михаил Саакашвили был избран на второй срок, Москва согласилась обсуждать с Тбилиси постепенное смягчение пограничного и таможенного режима на российско-грузинской границе, армянские железные дороги в довольно короткий срок могли бы оказаться подключены к российской железнодорожной сети. Движение грузов стало бы возможным также и по автомагистралям. Такое «открытие» Армении решило бы действительно экзистенциальную проблему для этой высокогорной страны.

С севера на юг Кавказа проходят всего несколько экономически значимых дорог. Это шоссе и железная дорога по берегу Черного моря из российского Адлера через Абхазию в Грузию, Транскавказская магистраль через Южную Осетию в Грузию, Военно-Грузинская дорога из российской Северной Осетии в Грузию, а также шоссе и железная дорога из российской Махачкалы в Баку (Азербайджан). Бакинская дорога, единственная действующая сейчас, для Армении закрыта до тех пор, пока не будет урегулирован карабахский кризис. Но если бы в российско-грузинских отношениях наступила хотя бы частичная оттепель, можно было открыть сообщение по всем трем шоссе через Грузию, а со временем восстановить разобранный участок железной дороги в Абхазии. Судя по молниеносным инженерным успехам российских железнодорожных войск, введенных в Абхазию в конце мая как раз с целью ремонта дороги, технически это было бы вполне достижимо к концу года.

Включение транспортных коридоров север--юг не только «открыло» бы Армению -- оно способствовало бы росту благосостояния и стабильности на всем кавказском юге. Но признание западными странами Косово и Метохии 17 февраля (и президентские выборы в России 2 марта 2008 года, на время отвлекшие внимание политического класса от событий на Кавказе) смешало этот сравнительно неплохо разложенный пасьянс.

Россия как обладатель целого букета этнических сепаратизмов и потенциальных очагов сецессии (прежде всего на Северном Кавказе) долго и последовательно сопротивлялась признанию Косово. Но когда это признание все же состоялось, то 16 апреля, за три недели до инаугурации своего преемника Дмитрия Медведева, президент Владимир Путин подписал указы о наращивании официального сотрудничества России с Абхазией и Южной Осетией. Эти указы вкупе с расколом внутри НАТО по вопросу возможных евроатлантических перспектив Грузии на саммите НАТО в Бухаресте предопределили рост конфронтации в российско-грузинских отношениях. К тому времени Россия выпустила из рук ситуацию в Армении, где февральские президентские выборы вылились в серьезнейший политический кризис. Этот кризис до сих пор оставляет определенные «пробоины» в легитимности президента Сержа Саргсяна.

К слову, традиционная для России поддержка сложившейся элиты на армянских выборах, которые едва не переросли в гражданскую войну с сильной оппозицией, стоила России значительной доли ее престижа в глазах жителей Армении.

Также характерно, что после августовской войны поддержанный Москвой президент Саргсян, страна которого председательствовала в ОДКБ, не стал, в сущности, делать никаких шагов, направленных на поддержку признания Абхазии и Южной Осетии странами -- членами этой организации. А сразу же после войны г-н Саргсян прилетел в Тбилиси выразить соболезнования соседям, стремясь убедить грузинскую сторону в том, что старты российских военных самолетов с базы в Гюмри (Армения) к Еревану никакого отношения не имеют.

Несмотря на государственные визиты Дмитрия Медведева в Баку в июле и в Ереван в октябре 2008 года, а также вспышку дипломатической активности в виде Майендорфской декларации по Нагорному Карабаху, которую Ильхам Алиев, Серж Саргсян и Дмитрий Медведев подписали 2 ноября в подмосковной резиденции главы российского государства, влияние России на Южном Кавказе в целом снизилось.

После войны Грузия больше, чем когда-либо, стремится в НАТО и продолжает получать поддержку западного сообщества. Это едва ли изменится даже в том случае, если в Тбилиси сменится режим: вся грузинская оппозиция евроориентирована и хотела бы вернуть утраченные территории. Война лишила Россию надежды на создание в Грузии более или менее лояльного по отношению к ней общественно-политического блока. Дезинтеграция Грузии путем федерализации армянонаселенной Джавахетии и азербайджаноговорящей части Квемо-Картли, о возможности которой говорили некоторые российские эксперты, -- это курс на дестабилизацию региона. Дестабилизация, может, и помешает развитию проектов транспортировки нефти и газа в обход России через Южный Кавказ в бассейн Черного и Средиземного моря, но не замедлит отразиться на собственно северокавказской стабильности.

В итоге Россия приобрела в Грузии два по сути дотационных региона, которые всерьез и надолго блокировали большие дороги на юг. Вся их стратегическая ценность -- в возможности размещения российских войск (общей численностью в 7600 человек) на пути расширения НАТО, решение о котором в альянсе пока не принято.

Политическая цена -- имидж бывшей империи, впервые со времен Афганистана применившей военную силу за пределами государственной границы. Косвенные издержки -- вопрос, который пусть и негромко, но все же звучит на Северном Кавказе: почему Абхазии и Южной Осетии можно нарушить принцип территориальной целостности государства, а Чечне или, скажем, Ингушетии -- нет.

Сами по себе Абхазия и Южная Осетия -- это соединительные патрубки «сообщающихся сосудов» Южного и Северного Кавказа: абхазы -- родня кабардинцам и черкесам, осетины юга -- часть осетин севера. Кроме них есть еще пограничные районы Дагестана и Азербайджана, где живут разделенные лезгины, аварцы, цахурцы и другие народы с обостренным чувством этнической идентичности, а также чеченцы в Ахметовском районе Грузии, известные своим весьма пристрастным отношением к России. И по всем этим каналам в Россию импортируется отнюдь не стабильность и безоговорочное стремление к территориальной целостности. Этот «импорт» в условиях высоких цен на нефть и неизменно профицитного российского бюджета можно бы и не замечать. Но в условиях кризиса он может сыграть неожиданно опасную роль.

Под чертой августовской войны также готовность Еревана и Баку отвечать на предложения Турции по урегулированию их противоречий между собой по вопросу Карабаха и смягчению собственно армяно-турецких отношений. За 2008 год по этому пути пройдено немало верст, а приезд президентов Азербайджана и Армении в Майендорф в начале ноября мало что меняет по сути. В Майендорфе они лишь пообещали не применять силу и сохранить Минскую группу ОБСЕ как главный институт международного участия в делах Карабаха. Но Минская группа уже много лет как перестала быть реальным ключом к урегулированию, а отношения Москвы с ОБСЕ не назвать теплыми после фактической блокады продления миссии этой организации в Грузии на 2009 год.

Визиты Дмитрия Медведева в Ереван и Баку не снизили опасений по поводу российской политики на Южном Кавказе, которые присутствуют в столицах региона после августа и лишь стимулируют турецкие усилия, а заодно и рост евроатлантических симпатий в регионе. К концу 2008 года появился также прогресс в переговорах Баку со странами Центральной Азии об их участии в транзите углеводородов через юг Кавказа. Общий баланс кавказской политики России в 2008 году выглядит, к сожалению, не особенно блестяще и ухудшился по сравнению с тем, как выглядели перспективы год назад.

Иван Сухов