Почему от российских женщин постоянно ждут подвигов?

На модерации Отложенный До чего же странный плакат в метро висит—«Стране нужны ваши рекорды». Под алой транспарантной надписью—фотография измученной женщины с тремя младенцами на руках. И ведь как-то держит она всех троих, умудряется, хотя и с трудом. Наверное поэтому самый первый вопрос, который возникает почти у всех гражданок, представительниц целевой аудитории этой социальной рекламы: «А где их папа?»

Где папа, рекламщики? Почему он не стоит рядом, не поддерживает это клонированное вами в фотошопе потомство, не взирает с гордостью в объектив? Или вы, дорогие рекламщики, пропагандируете неполные семьи и пытаетесь убедить женщин, что быть матерью-одиночкой—это круто? А? Если ответите, то мы даже сделаем вид, что нас не раздражает словосочетание «стране нужны».

Также хотелось бы узнать точку зрения авторов плаката с матрешками—«Любовь к Родине начинается с семьи». Там тоже картина маслом: одна матрешка-мама в окружении пяти маленьких матрешек-детей. Когда поднимаешься по эскалатору и разглядываешь все это великолепие, тоже напрашивается естественный вопрос: где матрешка-папа, черт побери? В бегах? В матрешечном раю, где нет алиментов, грязных памперсов, плача и коклюша, а есть одно лишь позерство под пиво: «Да у меня, мужики, сын в Новом Осколе растет… Забыл, как там его зовут»?

Впрочем, можете и не отвечать. Примерно понятно, о чем вы думали, гении креатива, когда выполняли эти заказы. Слово «семья» у вас, как и у большинства россиян, вызывает только две ассоциации: мать и дитя. Вы считаете, что дети—это исключительно женская забота. Вы уверены, что парни тут вообще «не при делах».

Поэтому вам и не приходит в голову как-то обозначить присутствие мужчины в жизни тех, от кого ждут рекордов. Даже когда дело касается аборта, вы в своих обвиняющих баннерах обращаетесь только к одному из двух партнеров, участвовавших в зачатии. Давите и вызываете чувство вины только у одного. И так всегда. Всегда и везде вы напоминаете, что ответственность за детей несет один человек. И это не папа.

Кредит «Антисвадебный»

Он уже и не помнит, из-за чего поссорился со своей невестой—два года прошло, шутка ли. Однако кредит, который взял на так и не состоявшуюся свадьбу, продолжает выплачивать исправно до сих пор.

А все так хорошо начиналось. Банк, глядя на восторженного юношу, выдал наличные практически сразу—даже справка 2-НДФЛ не понадобилась. «Поздравляем,—сказали ему.—Совет да любовь». И ни словом не обмолвились про скрытые проценты.

Кредит «Свадебный» разошелся быстро: платье для невесты, костюмы жениху и родителям, кольца, ресторан, аренда двух лимузинов, музыканты, билеты в свадебное путешествие… А за два дня до торжества разругались. «Из-за мелочи какой-то сцепились,—говорит он.—Но дело не в этом. Я просто осознал, что не готов. Не хочу. Не буду».

Целый месяц он ходил гоголем: «Я смог. Я сделал это». Друзья, которым его избранница никогда не нравилась, по плечу хлопали: «Молодец. Мужик. Сильный поступок». А потом пришло извещение из банка.

Вообще-то изначально часть кредита он планировал погасить сразу—рассчитывал на деньги, которые подарят гости. Но гостей-то не было. Торт скис, платье осталось у «этой дуры», кольца и лимузины—все коту под хвост. «Попал мужик»,—резюмировали друзья.

Зато костюм пришелся впору. Теперь он надевает его на корпоративные вечеринки. «Главное, чтобы меня не уволили,—охотно объясняет он всем желающим.—Мне ж еще три года за эту антисвадьбу надо расплачиваться. А тут кризис еще, как назло». Я улыбаюсь: «Можно я про вас колонку напишу?» Он тоже улыбается: «Только фамилию смените. А лучше вообще без фамилии. Назовите меня просто—идиот».

Но зато опыт, как это принято говорить, стоил этих денег. Теперь мой безымянный герой не торопится делать своей новой девушке предложение. И пышные церемонии бракосочетания его тоже стали раздражать: «Кому нужна эта показуха?» Он стал умнее, взрослее, циничнее. Он больше не верит в выгодные условия кредитования и в вечную любовь.

«Мам, пап, я беременна»

Вечером в воскресенье семья, допустим, Ивановых ужинала. Отец семейства нахваливал супругу: «Ах, отлично у тебя сегодня мяско прожарилось». Супруга смущалась: «Перчику маловато». Сынок Петя корчил рожи под родительский аккомпанемент: «Ешь овощи, Петя. Овощи, Петя, это очень полезно». И только четырнадцатилетняя дочь Юля молчала, уткнувшись в свою брюссельскую капусту. Но долго Юля не выдержала: «Мам, пап, я должна вам что-то сказать». Эту фразу она произнесла таким тоном, что мать схватилась за сердце. «Ну все,—подумала перепуганная женщина.—Эта дурища сделала себе татуировку!» А дочь: «Я беременна».

Помолчали. Но, когда Петя шумно втянул сопли, отец, наконец, пришел в себя. «Как ты ведешь себя за столом?—заорал он на сына.—Марш в свою комнату!» Затем набросился на дочь: «Как такое могло произойти?» Юля капала в капусту слезами и не поднимала голову. «Я тебя спрашиваю, как такое могло произойти?»—не унимался отец.

Юля тоже разозлилась: «Известно—как. Сначала мы с Сидоровым целовались, потом…» Мать выскочила из-за стола с лозунгом: «Валерьянки мне!»

Я задала своим знакомым вопрос: «А что бы вы делали в такой ситуации, если были бы родителями Юли?» Почти все признались: сначала долго орали бы, надавали бы подзатыльников невинному Пете, чтобы выпустить пар, разбили бы пару тарелок и, может быть, отхлестали бы Юльку-заразу по щекам. В общем, методы выбрали почти те же, что и триста лет назад. Неудивительно, что наши девочки до сих пор боятся признаваться взрослым в том, что «залетели». И для некоторых из них криминальный аборт—это менее страшно, чем гнев родителей. Так что Юля совершила почти подвиг. Но у нее все-таки почти дружная семья. А главное—Юля уверена, что вины ее почти нет. Юля предохранялась. Ей просто не повезло.

Ивановы пока не знают, что делать. Их соседям Сидоровым, родителям второго несовершеннолетнего виновника торжества, легче. Сидоровы посокрушались: «Бедные вы, бедные, не повезло вам с дочерью», предложили денег на аборт и сели ужинать дальше. У Ивановых аппетита пока нет.

Какой счет?

В ночь битвы Россия—Голландия наш дом не спал. Еще вечером в лифтах начали громко переговариваться мужчины, тащившие в свои квартиры запасы пива и сушеных кальмаров: «Вы с какого этажа? Сколько бутылок взяли? Надежда есть, как думаете?» А после первого тайма вообще начался шабаш. Сверху с криками «Оле-оле-оле!» прыгала группа довольно крупных особей—похоже,  танцевали летку-енку. Снизу дудели в дудку, спутав дом спального района со стадионом «Санкт-Якоб Парк». Справа пели «Катюшу», а слева стучали в кастрюли.

Только один мужчина сидел на скамейке во дворе под фонарем и скорбно орал: «Какой счет? Люди, кто-нибудь!» Он был прекрасен—в буденновке, в пластиковых шлепанцах из соседнего супермаркета, закутанный в российский флаг. «Жена из дома выгнала,—охотно объяснил он всем любопытным, которые, как и я, свесились вниз.—Дети спят, а я, типа, кричу громко… Так какой сче-е-е-ет, сволочи?»

«Ну и зараза!»—вынес дом приговор жене и снова кинулся к экранам. Но после того, как счет сравнялся, вопли буденновца стали невыносимыми. Он что-то понял, почувствовал трагедию в московском воздухе, и его «Какой счет?», резонируя от стен дома, рвало всем душу. Со второго этажа ему даже спустили на веревке бутылку пива, и он ненадолго затих. Сидел на своей скамейке, пил и плакал. Трудно было понять, чем он больше расстроен—ссорой с супругой или голом ван Нистелроя.

И тут какая-то дамочка сжалилась, запищала со своего балкона: «Эй, мужчина, если хотите, можете подняться ко мне». Буденновец даже рот не успел открыть, как из соседнего дома тут же высунулась другая дамочка и грозно сообщила: «Котя, домой». Она, как и сборная России, проигрывать не собиралась.

Мы им показали

О победе Ксении Сухиновой на конкурсе «Мисс мира» сообщили по центральному телеканалу. «В финале Ксения уверенно обошла соперниц из Индии, ЮАР, Анголы и Тринидад и Тобаго»,—торжественно произнес диктор, который за минуту до этого рассказывал о поправках в Конституцию Российской Федерации.

Я поморщилась. С таким пиететом к смотрам женских тел относятся разве что в странах третьего мира, в той же Индии и Анголе. Все остальные уже сообразили, что говорить об этих мероприятиях так же неприлично, как и о достижениях в области стриптиза, например. «Наша Ксюша лучше всех изгибается у шеста. Ее грудь в бикини выглядит более упругой. Возрадуемся, сограждане!»—об этом может рассказать желтая газетка, но не главный же телеканал страны.

«Мисс мира», так же, впрочем, как и «Мисс Конституция-2008»—это сексистские, шовинистические, но в общем-то безобидные, местечковые, не достойные внимания конкурсы. Но у нас к ним почему-то относятся крайне серьезно. Любят у нас эротику с патриотизмом смешивать. То полуголую «конституцию» Машу Федорову в российский флаг завернут, то Сухинову как эталон настоящей россиянки чествуют.

Что касается самих участниц—к ним никаких претензий. Это я могу считать, что для цивилизованного и уважающего себя человека противно и унизительно—принимать участие в таких выставках, будто ты пуделиха какая-то. А Ксюша-Маша гордится, наверное, собой: «Мое туловище гибче, чем туловище у той, из ЮАР. Мои ноги длиннее, чем у Индии. Мое тело пока свежее, чем у Тринидад и Тобаго. Я многого добилась в жизни».

Да и зрители наши в полном восторге: «Мы победили! Мы им показали!» И не возразишь ведь. Показали. «Ура! Девушка в свои двадцать два года защитила честь страны, подняла престиж России!»—кричат патриоты в интернете. Кто-то осторожно интересуется: «Как это ей удалось защитить честь, вихляя бедрами?», но его быстро осаживают: «Ты что, Родину не любишь?»

Родина ждет новых побед—скоро будет «Мисс Вселенная», «Мисс бикини» и «Мокрые майки-2008». Вперед, Россия!   

Наталья Радулова