В России средним классом почему-то называется скопление потребителей

Средний класс — фантом, средний класс — паллиатив. Непонятно что. Мы неуверенно используем это приятное для слуха, такое стабильное и весомое понятие, вряд ли понимая наверняка, что имеется в виду. Для общества, где роль социальных норм играют групповые предрассудки, это естественное состояние. 

О том, что в нашей стране средним классом почему-то называется скопление потребителей, уже говорилось. В плане диагностики добавить нечего — так оно и есть. Не может идентифицироваться с той или иной социальной группой человек, который находит себя похожим на других только благодаря шопингу в определенных местах и посещениям одной сети фитнес-клубов, бензозаправок и кофеен. Это смешно. Конечно, многие укажут на то, что класс — категория экономическая, а средний — тем более. Он же определяет себя через деньги. 

На сайте маркетингового агентства «Эксперт-Дата» черным по белому написано: «Российский средний класс — это люди, которые благодаря своему образованию и профессиональным качествам смогли адаптироваться к условиям современной рыночной экономики и обеспечить своим семьям адекватный времени уровень потребления и образ жизни». Гениально. Эти люди «смогли адаптироваться». Значит, среда, которую они на данный момент образуют, была им изначально чужда, но это им оказалось по силам. Молодцы, выдавили из себя раба. Они озабочены обеспечением «своих семей», причем делают это «адекватно времени». То есть, что также сказано, поддерживают «уровень потребления и образ жизни». Вот, собственно, и всё. По крайней мере это предельно внятное основание для самоопределения. Очевидно, что «потребление» стоит в сильной финальной позиции и ненавязчиво затмевает образование и профессионализм. Это всего лишь средства «адаптации» и достижения счастливой стадии «потребления». Сколько риторических возможностей у синтаксиса русского языка! 

Но ведь, с другой-то стороны, так оно и есть. Это не клевета. Среди характеристик среднего класса, ворох которых растет в социологии с начала XX века, первые места занимают образование и высокая квалификация, качество производимого труда. Высокая квалификация и расплывчатые «профессиональные навыки» — это не одно и то же. Навыки любые хороши. Хоть навыки бухгалтера, хоть шофера, хоть охранника. Многие носители этих и других навыков в сегодняшней России относят себя к среднему классу, поскольку «приподнялись» благодаря своей напористости, ловкости и нужным связям. Подобно тому, как пресловутые бандиты начала 1990-х вдруг обнаружили себя в костюмах и креслах с видом на Кремль (см. картину Алексея Балабанова «Жмурки»), человек без всякого образования осознает, что надо бы уж, наверное, и диплом прикупить, а то неловко — рулю фирмой, а когда профтех кончал, не помню. Какой, грубо говоря, швах имеет место в нашем образовании, долго разоряться не надо. По факту этой катастрофы можно констатировать, что образование и высокая квалификация исключаются из числа ведущих признаков российского среднего класса. Это признаки переменные, поскольку «всё зависит от человека». Есть такое заклинание, которое ничего не значит и поэтому пользуется популярностью. 

Еще один существенный признак — наличие у человека интеллектуальной и материальной собственности. С этим у нас уже как-то более-менее.

Яхты, футбольные команды, художественные галереи — это собственность богачей, а не среднего класса. Вот если у человека есть квартира в городе, дом за городом, машина (лучше две), антикварная мебель, дорогая собака, снаряжение для дайвинга (нужное подчеркнуть) — это уже точно средний класс, нет сомнений. Впрочем, стоп: это всё собственность материальная, поэтому относится к сфере потребления. Это оно и есть как-никак. Что же касается интеллектуальной собственности, с этим как раз не очень. Непонятная материя. Всё на честности, потому что сфера в основном неприбыльная. Ну написано на книжках издательства «Амфора», что его интересы защищает адвокатское бюро «Усков и партнеры». Ну получилось у Сергея Шнурова выиграть иск к компании Gala Records, не платившей ему отчисления с тиражей пластинок. Единичные примеры есть, но это скорее вопреки системе, а не благодаря ей. Осталось, короче говоря, одно потребление. 

Зияющая пустота превращается в поле напряжения. Очень приятно вместе потреблять, но нужно что-то еще, интуиция подсказывает. Так возникает общество групповых интересов и, стало быть, групповых норм. Оно не атомарно, но и не структурно. Это сеть, в сущности, свободно (точнее, беспорядочно) конкурирующих представлений о добре и зле, правом и левом, мужском и женском и т.д. Сознание современного россиянина представляет собой немыслимую смесь советских ритуалов, их диссидентских пародий, бабушкиных примет, современных технологий, стихийного патриотизма, «низкопоклонства перед Западом», концепций свободного рынка и жесткого государственного регулирования, недоумения по поводу окружающего абсурда и уверенности в «особом пути России». Добавить сюда настороженный пиетет к православию (настороженность — от слабой осведомленности) и неразвитость социальных навыков на фоне абсолютизации приватного пространства — и выйдет удивительная антропологическая конструкция. Мы не знаем, как себя вести. Для кого-то это трагедия, для кого-то шанс. В частности, осознать, на каком языке общаться с себе подобными. 

Сейчас пока это язык, скорее, корпоративного свойства. Потребители рангом пониже подражают тем, кто рангом повыше. Опять-таки в чисто потребительской нише. В России так модно тратить, потому что все остальные действия носят единичный характер. Поэтому, если хочешь усвоить некую шкалу ценностей, начинай с внешних проявлений. Покупай телефоны с поддельными алмазами и швейцарские брегеты по сто долларов. Понятно, что все, кто осведомлен в «настоящей» роскоши, будут держаться за живот. Но с чего-то начинать надо, а в отсутствие образования, высокой квалификации, интеллектуальной собственности и потребности в эту собственность инвестировать выбор невелик. Кризис — прекрасный стимул оптимизировать затраты, научиться создавать роскошный экстерьер недорогими способами. Для качественного изменения пока нет ресурсов. Тот класс, что еще Аристотель называл самым лучшим, еще не получил права рождения в обществе, которое ненадолго вообще отменило классы, после чего возродило иерархичность и полярность в официальном измерении и лишь усилило неорганизованность и парадоксальность измерения обыденного. Между тем дифференцированный класс предполагает не навязанный извне, а внутренний порядок. Воспитанием этой имманентности, хотелось бы надеяться, и будут заниматься здравомыслящие соотечественники.

Ян Левченко