Почему они всегда отдают Кемску волость

Урок Берлинской стены: туземные племена не должны оставлять вождей один на один с белыми колонистами, вождь легко позарится на стеклянные бусы великоподобного равенстваразднование падения Берлинской стены все время сопровождается какой-то фигурой умолчания. Отмечают разрушение стены как символ окончания холодной войны и воссоединения Германии. Но на самом деле – это такой день согласия и примирения, который своим внутренним содержанием имеет день победы.

Под концом холодной войны понимается, конечно же, крах одного из противников и победа другого. А как еще может закончиться война? И то, о чем умалчивается (победа), вызывает у празднующих гораздо больше восторгов, чем то, вокруг чего карнавалят (собственно, падающая стена).

Но об этом событии как о победе Запада над Востоком у них не принято говорить. Оценивают те события таким образом только у нас, да и то ура-патриоты, проклинающие Горбачева.

Интересно разобраться, почему Запад не празднует победу, а предпочитает какие-то косвенные наименования, означающие второстепенные, производные события – типа объединение Германии. Наверное, потому, что именно такое хитроумное умолчание позволило некогда эту победу одержать.

Пожалуй, единственный, кто проговорился об исторической сути, – Лех Валенса. Накануне карнавально-юбилейных обрушений он сказал «Шпигелю»: «Нам повезло, что Горбачев был слабым политиком».

Пока западные миродержцы дружески улыбаются и поощрительно похлопывают восточных друзей по плечу, доставляя им приятность иллюзорного равенства, знаменитый польский саботажник режет правду-матку. Кстати, ведь это он тридцать лет назад стронул все процессы. Не зря именно Валенсе и в этот раз доверили дать первотолчок символическим блокам стены, выстроенным в домино.

Горбачев был первым восточным политиком, чья человечность не была укреплена броней системных ограничений. В прежние времена персональность советского лидера олицетворяла мощь аппарата, карательной или военной машины. Эта персональность не была голой. Персональность Горбачева олицетворяла только персональность Горбачева. А человек слаб. Особенно в культуре, где нет привычки к сильной персональности, где нет политической школы лидерства.

И в прежние времена вожди гуннов, контактируя с нуменорцами – мифической расой полубогов – подпадали под обаяние более развитой цивилизации. Запад всегда был ориентиром и светочем – даже для Сталина. Внутри ведь не было достойных созерцателей лидерского величия, чтобы покорение их умов приносило творческую радость. После того, как убил Троцкого и заставил Горького писать про Беломорканал, – все, добиваться больше нечего. Достойных личных целей для отправления власти внутри страны больше не осталось. И уже при Хрущеве было особенно заметно, что достижения предъявлялись и были адресованы прежде всего Западу. Перед своими-то что распинаться, и так одобрят. Включая пресловутую Кузькину мать – на самом деле, это символ нашей своеобычной западоцентричности.

Вернувшись из турне по СССР в 1974-м, Никсон рассказывал, что самым ярким впечатлением был запах краски, преследующий его повсеместно. Красили на всем пути следования. И наверняка усерднее, чем для Суслова или даже Брежнева.

Различие этических систем вычленил и описал Владимир Лефевр, вооружив новым этическим оружием администрацию Рейгана. Говорят, что как раз после прочтения записки Лефевра Рейган назвал СССР «империей зла». Хотя сам Лефевр от авторства конкретно этого термина открещивается. И дальше общение консенсусных нуменорцев с конфронтационными гуннами строилось уже на базе просчитанных этических технологий.

Например, в конфронтационной советской культуре мораторий на ядерный взрывы воспринимался как очередной удар по Западу – вот, какие мы миролюбивые. Хотя, безусловно, это была этапная победа добра над злом – в западном понимании. Во времена Горбачева многие объективно консенсусные решения международной политики все еще служили внутри СССР символами конфронтационного превосходства советской системы. Что было абсолютно нелепо на фоне фактического положения дел в этом состязании.

И раз уж правление Медведева стало модно сравнивать с правлением мягкоперестроечного Горбачева, то можно заметить, что и сейчас успехи на международной арене преподносятся как свидетельства превосходства, хотя оппонентами в состязании выступают теперь территории, раньше бывшие провинциями. Но нуменорцы опять поощрительно улыбаются и зовут вместе творить историю.

Добиваться консенсусными способами успешного решения конфронтационных задач – для советской политики это было слишком сложно. Но было нормой политики западной.

Применение такого тонкого этического оружия было бы затруднено, если бы ему противостояла не личность, а политическая система. Потому что политическая система менее уязвима для этических прободений, чем личность. Но начиная с Горбачева, страной правят личности. Ну, или персональности. А не политические системы.

Что такое вождь туземного племени, не укрепленный политическими институтами рафинирования власти? Это несчастный одиночка. Ищущий опору в себе, ударяющийся в крайности, сам создающий сдержки и противовесы из тех писателей, что есть, а других-то и нет. Если он силен или окружение слабо, то он быстро подчиняет своих, чтобы стать первым среди низкоравных. На это уходит первый срок. Во второй срок среди своих уже нет достойных зрителей. И тогда надо добиваться уважения во внешней среде.

Но надо быть очень сильным харизматиком, чтобы избежать соблазнов западного мира, который рад приветствовать и наставлять новичка, принимая его в свои ряды. Когда Саакашвили приезжает к разным рамсфельдам и выходит из настоящего большого черного лимузина, он светится и подпрыгивает от счастья, как школьник из глубинки, приехавший в Артек. А с ним разговаривают, почти как с равным. И наверняка даже называют восходящей звездой мировой демократии. Конечно, он сделает для таких партнеров все и даже постарается угадать больше. И даже будет внутри себя думать с наивной хитрецой, как ловко он их использует.

У себя дома такие лидеры, не прошедшие закалку политической системой, имеют хулу умных и лесть ничтожных. Но раболепие ликующих организуется по разнарядке, стоит недорого и кайфа не дает. Злоба умных неприятна, но тоже мелка, а наиболее крупных перемалывают карательные органы. И все – и пустота.

Получение кайфа от власти требует возгонки ощущений. Простые атрибуты власти быстро опостылевают, признание равных ищется все выше – среди тех, кто, конечно же, выше, но умело выдает свою высоту за равенство. Выход в планетарное пространство создает для личности политика такие напряжения, к которым он не готов, если не прошел горнила личного политического лидерства (да и эта школа не дает гарантий).

Кто общался с Горбачевым, подтвердит: этот человек светится изнутри. Он действительно находится в космосе истории. Его не обманули.

Урок Берлинской стены таков: туземные племена не должны оставлять вождей один на один с белыми колонистами. Вождь легко позарится на стеклянные бусы великоподобного равенства и обещанное место в истории.