Оправдательных приговоров в России станет еще меньше

Среди пакета знаковых инициатив, рассматриваемых в настоящее время федеральным парламентом России, отдельное место занимает проект закона, ограничивающего компетенцию судов присяжных. Целый ряд тяжких и особо тяжких преступлений предполагается оставить в исключительной юрисдикции профессиональных судей.

Этот проект вызвал довольно широкий резонанс в обществе и стал предметом обсуждения многочисленных экспертов. В частности, именно данной проблеме был посвящен последний выпуск телевизионного шоу «К барьеру!», в котором «за присяжных» выступал известный адвокат Генри Резник, а его противником был Владимир Колесников, бывший заместитель генпрокурора России, а ныне депутат Госдумы (разумеется, «единоросс») и один из авторов упомянутого законопроекта.

Аргументация Колесникова сразила своей простотой. Согласно приведенной им статистике, в то время как профессиональные суды в РФ выносят всего лишь 0,4 % оправдательных приговоров, у присяжных эта цифра достигает 20 %. По мнению экс-прокурора, эта колоссальная разница свидетельствует о том, что присяжные в большинстве случаев оправдывают явных преступников.

На эту любопытную арифметику сразу отреагировал ведущий Владимир Соловьев, изумившийся столь малой доле оправдательных приговоров в современных российских судах. «Сталинские “тройки” и то чаще оправдывали подсудимых», – заявил журналист. Действительно, Колесников как-то не подумал, что всякая палка – о двух концах. Ведь 50-кратная разница удельного веса оправдательных приговоров в судах присяжных и в судах профессиональных может свидетельствовать не только о том, что присяжные в массовом порядке оправдывают виновных, но и о том, что «профи» отправляют за решетку всех подсудимых без разбора, в том числе и совершенно невиновных. Прокурорское сознание Колесникова такой возможности просто не замечает.

Но ведь ни для кого не секрет, что суд в современной России имеет явно обвинительный уклон, а следователи в погоне за высоким процентом раскрываемости правонарушений прямо заинтересованы в фабрикации фальшивых обвинений против тех, кто просто попался под руку, и при этом не в состоянии себя защитить от милицейского и судебного произвола. Оперативники, следователи и судьи зачастую связаны круговой порукой, покрывая ошибки (а подчас и прямые подлоги) друг друга. Это объясняется, в том числе, обстоятельством, на которое обратил внимание Генри Резник: судьями очень часто становятся бывшие «следаки» и прокуроры, но почти никогда – бывшие адвокаты. Такие люди даже на чисто подсознательном уровне a priori воспринимают любого подсудимого как заведомого преступника.

За примерами ходить далеко не надо: достаточно вспомнить нашумевшее дело молодого кубанского левого журналиста Сергея Рожкова, выступившего с доказательными разоблачениями махинаций администрации Туапсе. По отмашке из администрации Рожков был зверски избит нарядом милиции, ночью ворвавшимся в квартиру к его дяде, в результате чего попал в больницу. А когда Сергей отказался забирать из прокуратуры свое заявление против сотрудников милиции, то быстро превратился из пострадавшего в… обвиняемого. Против инвалида Сергея сфабриковали нелепое обвинение в том, что он, оказывается, избил нескольких здоровых милиционеров. Несмотря на то что дело Рожкова получило колоссальный общественный резонанс, вызвавший вмешательство международных правозащитных организаций и депутатов Госдумы от КПРФ, журналист был осужден, и сейчас его этапируют в колонию-поселение в далекий Пермский край. Совершенно очевидно, что если бы Сергея Рожкова судил суд присяжных, он был бы оправдан.

На самом деле, 20 % – это еще не слишком большая доля оправдательных приговоров. В сегодняшней России при непредвзятом рассмотрении уголовных дел следовало бы ожидать соотношения обвиненных и оправданных примерно 50 на 50. Косвенное свидетельство этого – количество заключенных в современной России, которое превышает все мыслимые пределы (и на этот факт часто обращает внимание телезрителей все тот же ведущий «К барьеру!» Владимир Соловьев).

Но у проблемы есть еще один интересный аспект. Действительно, суды присяжных при вынесении вердикта не всегда руководствуются формальными нормами действующего закона, часто предпочитая им соображения справедливости. Ясно, что в буржуазной правоохранительной и судебной системе понятия «законность» и «справедливость» отнюдь не всегда тождественны, а иногда и прямо противоречат друг другу. 

Рассмотрим еще один яркий пример: знаменитое дело о покушении на Анатолия Чубайса. Обвиняемого по этому делу полковника ГРУ в отставке Владимира Квачкова суд присяжных, как известно, оправдал. Мы не можем знать, действительно ли присяжные были уверены в непричастности Квачкова, – гораздо важнее то, что приговор был бы оправдательным в любом случае. В глазах подавляющего большинства населения Чубайс – символ реформ начала 90-х годов, приведших к обнищанию большинства населения и обогащению кучки «олигархов». Именно он ответствен за грабительскую приватизацию. Поэтому в глазах обычного россиянина, каковым является любой присяжный, именно Чубайс – преступник, пусть он и не нарушил никаких норм права, а вот человек, совершивший на него покушение, представляется героем, осуществляющим «народную расправу».

Совершенно ясно, что присяжные, скорее всего, не будучи марксистами, интуитивно осознают центральное марксистское положение в отношении юриспруденции: «Право есть возведенная в закон воля господствующего класса». Согласно буржуазному праву, человек, укравший у соседа буханку, подлежит суду, а вот тот, кто украл у всего народа нефтяные месторождения, считается достойным и уважаемым гражданином общества. Ясно, что такой закон воспринимается населением как попрание основополагающих принципов справедливости. Неслучайно либеральные правоведы любят обвинять коммунистов в стремлении жить «не по закону, а по понятиям». Это так и есть: коммунисты, осознающие классовый характер права, не считают возможным руководствоваться ущербным буржуазным законом, а предпочитают жить «по понятиям», то есть по высшей справедливости, которая вполне соответствует коренным интересам угнетенного рабочего класса.

Во многих случаях присяжные неосознанно реализуют именно такое правосознание, отвергая несправедливый закон правящего класса. Подобное случалось и в царской России, когда присяжные нередко оправдывали лиц, совершавших покушения на высокопоставленных жандармов. Типа «стрелял, но невиновен».

Неслучайно большевики в свое время выдвинули лозунг роспуска профессиональной полиции и замены ее всеобщим вооружением народа сразу после революции. Имеется в виду, конечно, не весь народ вообще, включая бывших собственников, а его трудящееся большинство, прежде всего, рабочий класс. Революционеры воспринимали суд, прокуратуру, милицию и так далее как разные «руки» единой репрессивной машины классового государства. И полагали, что вооруженные рабочие дружины лучше и честнее профессиональных полицейских, сумеют поддержать судей и защитить порядок и справедливость.

Последние законодательные инициативы, ограничивающие юрисдикцию судов присяжных, объективно направлены прежде всего против левой оппозиции. В случае их принятия обвиняемые по всем «экстремистским» делам больше не смогут рассчитывать на возможность воспользоваться судом присяжных и тем самым получить шанс избежать наказания по сфабрикованным обвинениям. Государственный репрессивный аппарат раздавит их в любом случае. В условиях углубления экономического кризиса, чреватого социальными потрясениями, правящему классу необходимо устранить все препятствия, мешающие ему проводить максимально жесткую линию в отношении активистов грядущего массового народного протеста. В том числе и суд присяжных.

Андрей Карелин