Доказано: человек любит окружать себя вымышленными воспоминаниями

На протяжении многих веков память человека была категорией философско-религиозной, и рассматривали её преимущественно как свойство души. С конца XVIII века память стала объектом биологических исследований. К веку же двадцать первому учёные, достигнув значительных успехов в понимании механизмов сохранения информации в мозге человека и извлечения её оттуда, научились воздействовать на память людей разными способами, что может таить в себе немало опасностей.

Первую попытку применения экспериментальных методов исследования механической памяти предпринял Герман Эббингхауз (Hermann Ebbinghaus, 1850–1909) в своём сочинении «О памяти» («Über das Gedächtnis»). С этой целью он производил опыты по заучиванию и воспроизведению материала, не заключавшего в себе никакой логической связи. Полученные автором результаты нашли подтверждение и дальнейшее развитие в работах Гёттингенского профессора Георга Элиаса Мюллера (Georg Elias Müller, 1850–1934). Мюллер и его последователи пытались выяснить, можно ли изучать память объективным способом, как происходит процесс фиксации информации и переход информации из коротковременной в долговременную память.

В середине прошлого века, в 1960-х, казалось, что наиболее перспективный подход в изучении механизмов образования индивидуальной памяти — это биохимическая теория, согласно которой в роли «молекул памяти» выступали РНК. Подтверждали эту теорию опыты Мак-Коннела (James V. McConnell, 1925–1990), которые проводились на белых червях-планариях. У планарий с помощью электрического тока вырабатывали условный рефлекс избегания света. Вот как это происходило:

Камера из органического стекла. Медленно слоняясь из одного её угла в другой и вытягивая головной конец в какой-то тоненький двухлопастной лепесток, плавает червь. Одна половина дна в камере чёрная, другая — белая. Червь плавает над чёрной половиной, доплывает до границы — поворачивает. Иногда высовывается на белую, но тут же сжимается от боли: над белой половиной проскакивает электрический разряд. И вот всё реже и реже выплывает червь из тёмной половины: запоминает.

После того, как у червей вырабатывался устойчивый навык по избеганию света, планарий убивали, размельчали в порошок и скармливали необученным планариям. После чего необученные планарии учились избегать свет гораздо быстрее. Если порошок «обученных» червей предварительно обрабатывали раствором РНК-азы, блокирующим синтез РНК, то у необученных планарии учились навыку медленнее. Из результатов этих опытов Мак-Коннелл сделал вывод о том, что молекула РНК, являясь носителем информации, способна передавать память на конкретные события.

За последние десятилетия эта теория перестала быть популярной. Работы, посвящённые поискам «молекул памяти», сегодня уже практически не ведутся, несмотря на то, что прямых доказательств, опровергающих эту теорию, предъявить никто не смог. Современным нейробиологам память представляется свойством мозга как системы в целом, а не отдельных его молекулярных и клеточных компонентов.

Память — это некий процесс молекулярного уровня. Материальным её носителем являются нейроны и синапсы (точки контакта нейронов). Исследования памяти физиологами позволили выявить два основных этапа её формирования, которым соответствуют два вида памяти, — кратковременная и долговременная.

Кратковременная память хранит информацию от секунды до десятков минут и разрушается воздействиями, влияющими на согласованную работу нейронов, — например, под воздействием электрошока, наркоза или гипотермии. В основе этого вида памяти лежит повторная многократная циркуляция импульсных разрядов по круговым замкнутым цепям нервных клеток. В результате многократного прохождения импульсов по этим кольцевым структурам в последних постепенно образуются стойкие изменения, закладывающие основу последующего формирования долгосрочной памяти.

Долговременная же память обеспечивает хранение информации практически на протяжении всей жизни и устойчива к воздействиям. В основе её лежат сложные химические процессы синтеза белковых молекул в клетках головного мозга.

Значительный вклад в изучение нейробиологических процессов памяти внесли российские учёные, в числе которых доктор медицинских наук, руководитель отдела в Институте нормальной физиологии РАМН Константин Анохин. Он много лет успешно занимается исследованием генетических механизмов памяти. Ещё в конце 1980-х Анохин вместе с известным британским исследователем Стивеном Роузом (Steven Rose) создал совместную лабораторию по исследованию памяти. Именно они выявили «гены памяти», которые «включаются» в мозге при запоминании новой информации.

Но не открыли ли учёные ящик Пандоры? Понимание особенностей фиксации информации, её перехода из коротковременной памяти в долговременное хранилище и механизмов её «извлечения» позволило не только продвинуться в изучении таких феноменов как, например, ложные воспоминания, но и привело к попыткам научиться «стирать» и корректировать нежелательные воспоминания и, воздействуя на принимающие участие в работе памяти нейроны фармакологически, улучшить когнитивные способности человека.

В суде показания свидетелей рассматриваются как серьёзное доказательство. Прокуроры, судьи, публика обычно уверены в достоверности человеческих воспоминаний — люди вспоминают события именно так, как они реально происходили. Однако исследования профессора Калифорнийского университета в Ирвайне (University of California) Элизабет Лофтус (Elizabeth F. Loftus) доказывают, что это не так. Лофтус, утверждая, что воспоминания человека не стабильны и могут меняться со временем, выдвинула гипотезу: если очевидцам происшествия задают вопросы, содержащие ложную исходную посылку о происшествии, эта новая ошибочная информация может появиться в последствии в более поздних ответах очевидцев.

В одном из экспериментов 150 студентов университета посмотрели короткий фильм об аварии, случившейся с белым спортивным автомобилем, и ответили на вопросы по содержанию фильма. «Как быстро двигалась по просёлочной дороге белая спортивная машина, когда она проезжала мимо сарая?» — спросили одну половину испытуемых. «Как быстро двигалась по просёлочной дороге белая спортивная машина?» — спросили вторую половину. Когда через неделю испытуемым задали вопросы об аварии, среди которых был вопрос «Вы видели сарай?», 17,3% из первой группы ответили, что видели (хотя в фильме никакого сарая не было!). В той же группе, где слово сарай не фигурировало на предыдущей неделе, только 2,7% испытуемых ответили утвердительно.

Лофтус продемонстрировала эффект реконструкции воспоминаний на многих примерах — так, во время её исследований испытуемые вспоминали, как пожимали руку кролику Банни в Диснейленде (никакого кролика в действительности там не было). В своих экспериментах Лофтус не раз показывала, как можно заставить человека «вспомнить» то, чего с ним на самом деле никогда не происходило. В книге «Память» кандидат психологических наук Вероника Нуркова, работавшая с Лофтус, приводит весьма любопытный пример. Девушка во всех подробностях описывала, как её на протяжении семи лет регулярно насиловал отец.

Однако медицинская экспертиза, проведённая после её обращения в суд, показала, что истица была девственницей, и беспокойство ей доставляли ложные воспоминания.

Элизабет Лофтус доказала, что уточнённая теория памяти и воспоминаний должна включать в себя рассмотрение процесса реконструкции, который возникает, когда в воспоминание о событии встраивается новая информация, дополнительный когнитивный элемент. Несмотря на то что этот элемент встраивается уже после того, как событие произошло, он участвует в реконструкции события на равных правах. Воспоминание — вовсе не повторное воспроизведение информации, это активная реконструкция. Поэтому когда мы что-то вспоминаем, одновременно происходит и новое запоминание, и старые файлы перезаписываются на жёсткий диск заново.

Учёные пошли дальше. Оказалось, что можно не только формировать у человека ложные воспоминания, но и «стирать» нежелательные — с помощью специальных препаратов, которые человек получает во время извлечения из памяти того воспоминания, которое необходимо «стереть».

Прежде чем «перезаписаться» в мозгу, недавно извлечённое из него воспоминание в течение пары часов «дозревает», и в мозге человека происходит активация тех молекулярных процессов, которые происходили при первоначальном запоминании. Именно эти процессы учёные и научились разрушать фармакологическими препаратами.

Конечно, прежде чем подобные методы «стирание» или блокирования нежелательных воспоминаний станут доступными, пройдёт немало лет разного рода испытаний, но не исключено, что подобные процедуры со временем станут обыденным делом.

В 1976 году американский психолог Джон Робинсон предложил ввести термин «автобиографическая память». Автобиографическая память — это то, что человек помнит о самом себе, та самая действительность, в которой всё было и есть не так, как на «самом деле». Вероника Нуркова отмечает:

Память о собственной жизни — совершенно особая система знаний. Она даже организована принципиально иначе, чем память о мире, так называемая семантическая. Прежде всего, конечно, это воспоминания очень пристрастные, но иначе и быть не может. И более того, они ко всему прочему кажутся человеку ещё и чрезвычайно достоверными.

В 1935 году американцы провели исследование: 252 женщины должны были рассказать о таком важном событии как беременность и рождение ребёнка. Когда рассказы этих матерей сравнили с их медицинскими картами, оказалось, что воспоминания крайне недостоверны. Матери занижали или завышали вес собственных детей почти на 20%, не могли точно сказать, сколько времени тратили каждый день на уход за ними, здесь ошибка вообще доходила до 41%.

Справедливости ради, стоит отметить, что психологи до сих пор не пришли к согласию относительно того, существует ли такой вид памяти вообще, как особый тип организации смыслов. Однако исследования в этом направлении продолжаются.

Сегодня во многих лабораториях активно ведётся поиск веществ, которые могли бы вернуть утраченную память людям, страдающим болезнью Альцгеймера. Быстрый рост числа больных в развитых странах — результат увеличения продолжительности жизни. Но продление телесного здоровья без продления сопротивляемости этой страшной неврологической болезни может привести, как пишет известный американский философ и социолог Френсис Фукуяма (Francis Fukuyama) в книге «Наше постчеловеческое будущее», к возникновению «богаделен национального масштаба» — когда продолжительность жизни людей существенно увеличится, но значительную её часть они будут находиться в беспомощном состоянии на руках обслуживающего персонала.

Сегодняшний уровень нейробиологических знаний учёных о механизмах памяти позволяет вести поиск фармакологических препаратов, которые позволили бы «усилить» память и обеспечить лучшее сохранение информации. Теоретически можно прийти к тому, что будет достаточно раз в сутки принять таблетку, и память не подведёт.

Американские фармацевты разработали новый класс стимуляторов памяти под названием ампакины, предположительно увеличивающих уровень нейротрансмиттера глутамата в нервной ткани. Разработки подобных препаратов, которые ещё называют «когнитивными энхансерами» (cognitive enhancing drugs — препараты, усиливающие когнитивные функции), ведутся сегодня по всему миру, в том числе и российскими учёными. Так, тестирование одного из соединений (рабочее его название RU-32), полученных в ходе экспериментов российских исследователей, показало, что подобные средства могут быть эффективными не только при болезни Альцгеймера, но и при других заболеваниях, связанных с ухудшением интеллектуальных способностей человека, например, при шизофрении или депрессии. Потенциальный рынок таких препаратов поистине огромен.

Исследователь Стивен Холл (Stephen S. Hall) приводит следующие цифры: только в США 4 млн. человек страдает болезнью Альцгеймера, у 12 млн. отмечается расстройство, известное под названием «слабо выраженное ухудшение когнитивных функций» (нередко оно предшествует развитию болезни Альцгеймера), а у 76 млн. человек старше 50 лет наблюдается забывчивость и более серьёзные формы ухудшения памяти.

Потребителями таких препаратов могли бы стать и вполне здоровые люди. После сорока лет начинают развиваться так называемые мягкие когнитивные расстройства, что делает разработку «энхансеров» очень привлекательной для фармацевтических компаний. Однако у учёных есть серьёзные опасения — не приведёт ли это к исчезновению границ между тяжёлым состоянием (например, болезнью Альцгеймера) и повседневными жизненными потребностями, не станут ли люди употреблять препаратами, усиливающие когнитивные функции, без серьёзных на то оснований.

Френсис Фукуяма в своей книге «Наше постчеловечское будущее», посвящённой биотехнологической революции и её последствиям, рассматривает, как в США увеличилось потребление препарата риталин, который применяется при синдроме дефицита внимания, среди людей, которые не имели такого диагноза, а просто хотели повысить свою работоспособность. Фукуяма пишет:

Что нас может — и должно — волновать, это использование таких лекарств либо для «косметической фармакологии», то есть для улучшения в остальном нормального поведения, либо для замены одного поведения на другое, которое кем-то считается социально предпочтительным.

Его беспокойство разделяет и глава Президентского совета по биоэтике (The President's Council on Bioethics) Леон Касс (Leon R. Kass):

В тех областях человеческой жизни, где люди до сих пор достигали успехов исключительно благодаря дисциплине и самоотдаче, достижения, полученные с помощью таблеток, генной инженерии или технических трансплантатов, отдают мошенничеством или дешевизной.

Вероятно, достижения нейробиологов последних лет позволят человечеству решить ряд серьёзнейших медицинских проблем. Но сможем ли мы не злоупотребить этими знаниями и верно сформулировать свои желания выпущенному из бутылки джинну — вот в чём вопрос.

Элла Бикмурзина