Россия: да здравствует государственный капитализм

Владимир Путин сначала велел российским СМИ позабыть слово 'кризис', а потом резко изменил мнение. По той причине, что ему становилось все сложнее отрицать действительность, поскольку мировая депрессия не обошла Россию стороной, но главным образом потому, что экономико-финансовые потрясения дают ему прекрасную возможность еще сильнее усилить влияние государства на экономику и общество.

Нового в этом ничего нет. После разрушительного хаоса ельцинской эпохи, приведшему к сокращению национального богатства и расцвету дикого капитализма, тогдашний президент и нынешний премьер-министр занялся наведением порядка. Он провел реорганизацию ключевых секторов экономики вокруг нескольких крупных предприятий, в частности это относится к энергетическим и природным ресурсам, представляющим большую часть ВВП. Управление этими конгломератами, чье сходство с крупными предприятиями советской эпохи не было исключительно делом случая, поручили приближенным Путина, которые кроме того занимали ответственные посты в правительстве и администрации. Во времена Бориса Ельцина все происходило ровно так же.

В России место олигарха пусто не бывает. Разница только в том, что в 1990-е годы конкуренция, развитие 'свободного предпринимательства' способствовали появлению деловых людей, независимых от власти. При Путине их изгнали. Приговор, вынесенный Михаилу Ходорковскому, призван служить напоминанием тем, кто не до конца осознал, что любые поползновения к независимости от Кремля будут наказываться.

Таким образом, властный клан уже прямо или косвенно контролировал большую часть национального богатства, экспорта, валютной выручки и источников государственного финансирования. Судя по всему, этого оказалось недостаточно.

В речи, произнесенной 20 ноября на съезде партии Единая Россия, лидером которой он является, даже не будучи ее членом, Путин объявил об усилении государственного капитализма. Он не говорил - пока - о возвращении к плановой экономике, но Кремль уже готовит серию совещаний по отраслям с руководителями крупных предприятий, чтобы их сориентировать на выполнение нужных задач. Следовать рекомендациям никого заставлять не будут, счел нужным добавить глава правительства, но официальный курс будет 'пламенной обязанностью', как говорил де Голль в 1960-х годах о гибкой французской системе планирования. В то же самое время российские предприятия будут стимулировать брать займы в российских, а не иностранных банках, а россиянам со средствами придется инвестировать в России, а не в налоговых райских кущах.

Если рассматривать эти меры поодиночке, критики они не вызывают. Однако они будут применяться в контексте многочисленных ограничений (существование официальной доминирующей партии, узда на СМИ, подконтрольное правосудие), которые усиливают авторитарный характер власти. Старые привычки берут вверх, как показывает, например, реакция одного из губернаторов (назначенного, как и все его коллеги, центральной властью) на речь Путина: 'Деловые люди и чиновники несут коллективную ответственность за усиление сплоченности трудового коллектива'. Эта лексика один в один взята из советских времен.

Зато Дмитрий Медведев продолжает говорить о вреде бюрократии и о том, что по сравнению с государством гражданин должен стоять на первом месте, как будто он смирился с тем, что будет играть, говоря словами Ленина, роль 'полезного идиота'.

Даниель Верне