Стоит ли изменять полученной в молодости профессии?

Знаменитый изобретатель Томас Эдисон университетов не кончал, а вместо этого провел свои юношеские годы, бодро отбивая морзянку на телеграфе. Отсутствие диплома не помешало Эдисону установить не превзойденный до сих пор мировой рекорд по количеству полученных патентов. Прекрасно образованный конкурент изобретателя — не менее знаменитый Никола Тесла — довольно долго гнул спину на Эдисона на весьма невыгодных условиях.

История конструктора-самородка стала хрестоматийным примером того, как упорный труд и деловая хватка могут заменить диплом специалиста. Однако сотрудник института трудовых исследований в Бонне Дан-Олаф Рут не разделяет такого оптимизма в отношении перспектив самоучек. В своем исследовании* экономист с цифрами в руках доказывает, что отсутствие профильного образования может серьезно сказываться на успехах работника на протяжении всей его карьеры.

Цена диплома

«Существует масса работ, посвященных тому, как несоответствие качества образования занимаемой должности влияет на производительность труда, — рассказывает Дан-Олаф Рут. — Но почему-то никого до сих пор не интересовало, что происходит с карьерой образованных людей, работающих не по своей специальности». Для того чтобы заполнить досадный пробел, шведский исследователь занялся изучением трудовых подвигов своих сограждан. Карьерные успехи подопытных Рут оценивал, измеряя толщину их кошельков. В этом деликатном деле экономисту помогли данные, позаимствованные из государственной базы налогоплательщиков. Помимо сведений о доходах каждого работника ученому удалось раздобыть информацию о занятости и образовании всех невольных участников исследования. Всего под прицелом шведского экономиста оказалось более 100 000 человек самых разных возрастов, профессий и достатка. Внимания ученого не удостоились лишь совсем неквалифицированные работники, определить специальность которых просто не представлялось возможным.

Сопоставив полученную каждым фигурантом исследования профессию с тем, чем они на самом деле зарабатывали на жизнь, Рут выяснил подробную картину происходящего на местном рынке труда. Большинство представителей списка не стали изменять указанной в дипломе специальности. Но около 20% жителей Швеции по одной только им известной причине в какой-то момент начинали заниматься не своим делом. Именно за работающими не по профилю сотрудниками и охотился экономист.

Проявившие карьерную гибкость работники не отличались от своих последовательных коллег возрастом. Представителей слабого и сильного полов в каждой из групп также оказалось примерно поровну. На этом сходство между двумя категориями трудящихся закончилось. Стоило только Руту копнуть поглубже, сравнив средние годовые доходы специалистов и сотрудников-самоучек, как между этими двумя группами наметился серьезный экономический раскол. Сколько бы ни зарабатывали люди, пришедшие в профессию «со стороны», доходы работников, обладающих таким же стажем, но имеющих в кармане соответствующий диплом, практически всегда оказывались выше.

Для того чтобы разобраться в причинах такого неравенства, экономисту пришлось углубиться в детали. Большинство изменивших профессии работников уходили в области, где их навыки были хоть как-то востребованы. Масштабы расплаты за работу не по профилю в этом случае были не так велики. Художникам удавалось переквалифицироваться в фотографов, почти не потеряв в зарплате, а обладатели математического образования превращались в хорошо оплачиваемых экономистов. А вот работникам, повернувшим свою карьеру совсем уж радикальным образом, смелость в итоге выходила боком. Так, выпускники технических вузов, занимающие управленческие посты в компаниях самого разного профиля, уступали в карьерной гонке обладателям диплома MBA. Одной только организаторской жилки для успешной работы на этом поле решительно не хватало. В случаях подобного несоответствия диплома занимаемой должности работники лишались порядка 20% своего дохода.

Опыт и смекалка

Прекрасно понимая, что карьерные успехи работника зависят не только от образования, но и от индивидуальных способностей, Рут попытался учесть и этот фактор.

Не имея возможности непосредственно «поверить алгеброй» талант каждого работника, Рут ограничился примерной оценкой их сообразительности. Для этого экономист приобщил к делу результаты армейского теста, который по достижении совершеннолетия обязан пройти каждый шведский подданный мужского пола. Ученого мало интересовали физические показатели соотечественников. А вот раздел теста, посвященный умственным способностям новобранцев, оказался весьма кстати. На основании того, как проходящий освидетельствование решал простые логические задачи, комиссия выставляла ему оценку, напоминающую известный показатель IQ. Выяснилось, что, хотя от элементарных способностей испытуемых действительно зависел уровень их последующего дохода, даже очень хороший результат теста не мог избавить их от вредного эффекта отсутствия требуемой специальности.

Как удалось показать экономисту, у работников, пришедших в профессию со стороны, все же оставалась возможность приблизиться к доходам работающих по профилю специалистов. Для этого изменившим профессии нужно было просто набраться терпения. Наблюдая за карьерным ростом работающих не по специальности сограждан, Рут убедился в том, что солидный трудовой стаж был сам по себе способен сгладить отсутствие «правильного» диплома. «Для успешной работы в любой области, требующей хорошего образования, необходимы специальные навыки, а не сам диплом, — рассуждает экономист. — Естественно, что опыт работы способен в некоторой степени заменить профильное обучение». Однако, невзирая на это наблюдение, результаты Рута остались мрачноватыми. Чтобы сравняться в доходах со своими дипломированными конкурентами, не имеющим специального образования работникам не хватало и 10 лет службы. А в ряде случаев финансовый разрыв вообще не исчезал.

Доучиться на производстве до дипломированного специалиста оказалось не так-то просто. «Для того чтобы разобраться в этом эффекте, нужна очень подробная информация о каждом отдельном работнике. Ее безумно сложно достать, — сокрушается Рут. — Возможно, речь идет о своеобразной образовательной дискриминации и запись в дипломе продолжает играть для работодателя существенную роль, несмотря на приобретенный сотрудником опыт».

Большая разница

По признанию самого экономиста, распространять его наблюдения на другие страны можно только с большой оглядкой. «Обнаруженный эффект может по-разному проявляться в различных регионах, — говорит Рут. — Здесь, в Швеции, очень специализированная образовательная система, и это делает смену профессии непростой задачей. У вас в России ситуация может оказаться иной».

Вот как раз по разделению специальностей Россия оставляет благополучную Швецию далеко позади. «Наша система образования еще более узконаправленна, — отмечает директор Центра трудовых исследований ВШЭ Владимир Гимпельсон. — Посмотрите на принятый у нас государственный классификатор специальностей. Это очень наглядно!»

Несмотря на это, у части работающих не по профилю россиян остается приличный шанс не попасть под действие выведенного шведским экономистом правила. Перенести результаты зарубежного ученого на российскую действительность мешает весьма специфическая ситуация на рынке труда. «В России человек зачастую отказывается от своей специальности просто потому, что на нее нет спроса, — объясняет Гимпельсон. — В Европе эта проблема не стоит остро, и одной из основных причин отказа от профессии может стать обычная неспособность выдержать конкуренцию». Карьерные неудачи таких работников в большей степени определяются личными качествами, нежели нехваткой опыта. Так что на простого российского бюджетника, вынужденного обменять призвание на достойный уровень жизни, выводы Рута не распространяются. А вот работник, разменявший одну денежную специальность на другую, определенно заслуживает подозрения работодателя.

Антон Степнов