Переживем кризис. И не такое переживали?

Анекдот на горячую тему. Клиент в банке: "Я хотел бы положить деньги в ваш банк. К кому мне обратиться?" - "К психиатру!" Россия не унывает. Анекдот - безотказное народное средство от черной меланхолии. Да и вообще граждане научились относиться к валютным обвалам, дефолтам и прочим экономическим катаклизмам, как к погодным явлениям. Чай не война. Переживем. И не такое переживали.

Народ хорохорится отчасти и потому, что жареный петух еще не клюнул. По данным социологов, лишь 8 процентов опрошенных ощущают на себе последствия мирового финансового кризиса. Большинство же признались, что этот кризис их пока не затронул. Прекраснодушного упования на авось тут, впрочем, нет и в помине. Российские граждане (во всяком случае наиболее просвещенные из них) отдают себе трезвый отчет в происходящем. Половина опрошенных в ходе онлайн-исследования, проведенного компанией Nielsen, уверена, что экономика страны переживает рецессию. При этом 42 процента из них не ждут скорого финансового оздоровления, 31 процент респондентов надеются на преодоление экономических неурядиц в течение ближайшего года, а остальные не знают, как оценить ситуацию. И все же по уровню оптимизма наши граждане - не чета итальянцам, французам и разным прочим шведам.

Вера российского большинства в светлый - несмотря ни на какие кризисы - завтрашний день имеет свою природу. Это вера людей, которым в общем-то нечего терять. Ресурсы оптимизма тут обратно пропорциональны личным ресурсам финансовым. Так, 72 процента граждан, опрошенных Левада-Центром, сообщили, что не имеют сбережений. На что же в таком случае надежда? Ведь даже умерить расходы не каждый готов. Это скаредная Америка в лице 67 процентов обывателей собирается меньше тратить на энергоносители, а Россия - щедрая душа: лишь 14 процентов населения намерены экономить на газе, электричестве, бензине. Реже пользоваться машиной собираются 34 процента иностранцев - ровно в два раза больше, чем россиян. А перейти на более дешевые продукты питания готовы только 20 процентов российских потребителей, тогда как в целом по миру это собираются сделать 36 процентов опрошенных.

Как это водится, вся надежда - не на себя, а на власть. И конечно, на чудо, сотворить которое, в массовом представлении, способна только она же, власть, кто же еще. Должно быть, поэтому 64 процента семей не ожидает ухудшения своего материального положения. А 55 процентов респондентов просто уверены, что правительству удастся предотвратить развитие финансового кризиса в России. Все это нам не впервой. Преодолевать социальные последствия финансового кризиса научены дефолтом 1998 года. Тогда число безработных в стране взметнулось до небывалой отметки. Кто-то потерял место в консалтинговой компании, кто-то был выставлен за порог рекламного агентства... Говорю "кто-то", подразумевая еще диковинный в ту пору, едва успевший народиться и тут же отдавший богу душу персонаж постсоветской России. Его доходы, стандарты потребления, образ жизни, культурные ценности, отнюдь не являясь универсальными, а порою кричаще разнясь, к тому времени все же выткались в некую социальную материю, имя которой - средний класс. Не все его представители олицетворяли собой эпоху малиновых пиджаков, но все так или иначе пережили финансовый крах, а вместе с ним - крах надежд.

Мерить российский средний класс (а он вновь подвергается испытанию) европейскими канонами мы не станем. Смешно же объяснять, что родовое отличие "золотой середины" от люмпена - в исправной уплате налогов. Что применяемое к этой категории граждан определение "опора общества" - не расхожий ярлык, а констатация экономической реальности. Что если бюргер в Германии время от времени требует чего-то от государства, то он в своем праве: уплачено.

Я это к тому, что представители российского среднего класса в 90-х годах отдавали в казну меньше, чем положено. В итоге сами и наказали себя. Это правительство США в годы Великой депрессии спасало средний класс государственными мерами, как бы возвращая ему его же налоговые вложения. А терпящему бедствие российскому банкиру под крылом родного государства защиты было не найти. Не будучи исправным налогоплательщиком, российский средний класс образца 90-х сам лишил себя бюджетного тылового прикрытия.

В сентябре 1998 года я находился в Нижнем Новгороде. В областном и районном судах, испытывая терпение работниц канцелярии, все пытался выяснить: сколько менеджеров (администраторов, рекламных агентов и пр.) оспаривают свое увольнение и требуют восстановления на работе? "Справок не даем" - таков был самый казенный из ответов. "Эти люди по судам не таскаются" - таков был самый откровенный. Да, представители среднего класса, люди образованные, грамотные, хотя бы однажды листавшие КЗоТ, принимали хозяйский пинок с покорностью овец, ведомых на заклание. Потому что по закону многим из них ничего не полагалось: трудовой контракт расторгался устно, ибо устно же - о баснословные времена! - был заключен. Последнюю (доавгустовскую) зарплату работодатели добросовестно зажимали, а взыскивать с должников по договорам, скрепленным только честным словом, даже наш суд, самый гуманный в мире, как-то еще не приспособился.

Правовая незащищенность тех, кто служил по найму, кажется, только тогда и попала в поле общественного внимания. Кризис сделал ее вопиюще наглядной. Выяснилось вдруг, что деньги - те, что дороже договора, скрепленного подписями и печатью, - не гарантируют их обладателям ни социальной стабильности, ни твердого общественного статуса, ни самоуважения в конце концов. Такова была плата за теневое, по сути, существование, позволяющее декларировать отнюдь не все доходы и создающее особый - "черный" - средний класс, то и дело теряющий почву под ногами. Эта уязвимость со всех сторон, эта недоступная постороннему взгляду приниженность при внешнем благополучии были в ту пору неотвязными спутниками банковских служащих, рекламных агентов, сотрудников туристических фирм и их бесчисленных коллег. Дефолт сделал явственным прежде не столь заметное, а скорее просто не замечаемое "самообслуживание" среднего класса, когда преуспевание одного было условием и верным залогом преуспевания другого. В этом заповеднике, где широким массам населения делать было нечего, царила гармония между изысканным спросом и достойным его предложением. Ты мне - я тебе. И все были довольны. После дефолта проявилась взаимность обратного свойства: чем хуже дела у тебя, тем хуже и у меня. Когда, например, случился обвал в туристическом бизнесе, выяснилось, что, кроме братьев по классу, потерявших возможность слетать в Ниццу на уикенд, владельца турфирмы поддержать рублем некому. Социальная изоляция. Не то чтобы ранее ее не было вовсе, просто в те дни она стала нагляднее.

Что-то подобное, но, конечно, не в столь серьезных масштабах может повториться и теперь. Да, уход от налогов ныне не носит повальный характер, да, зарплата в конвертах постепенно становится анахронизмом, но, пока это все не изжито, среднему классу на финансовый кризис неча пенять. Этот кризис дан ему в испытание. А отдельным его представителям - и в наказание. В общем, что там ни говори, средний класс опять проходит проверку на выживаемость. По тому, как он эту проверку пройдет, мы сможем судить не только о нем, но еще и о том, насколько обустроилась среда - экономическая, правовая, социальная - для его нормального обитания.

Валерий Выжутович, политический обозреватель