Кому и зачем нужна реформа армии?

Нужна аналитика о военной реформе… Наверное, нужна, раз про реформу все говорят. Только вопрос: что анализировать? Разве кто-то представил нам цельную программу строительства новой армии? Обсудил ее в военно-научных кругах, утвердил в профильных комитетах Думы, Совета Федерации, в правительстве? Может, кто-то опубликовал документ в прессе, чтобы с планом могли ознакомиться заинтересованные лица, то есть все налогоплательщики страны?

Нет, ничего такого не было. Тогда что анализировать? Крутить туда-сюда цифры, неизвестно откуда взятые министром обороны, или пересказывать панические слухи, доносящиеся из военного ведомства? Но ни цифры, ни слухи картины военной реформы все равно не проясняют, а лишь рождают все новые и новые вопросы.

Есть в России такая национальная забава — военная реформа. В нее играет каждое новое поколение российских политиков, взобравшись на кремлевский олимп. Возможно, мамы этих политиков в детстве не дали им наиграться в деревянных солдатиков. И вот теперь, когда они выросли и в их распоряжении оказалась настоящая армия, они начинают двигать туда-сюда сотни живых солдат, офицеров, генералов, всякий раз называя эти перемещения военной реформой.

У игры в реформу есть свои правила. Обычно ей предшествуют переодевания. Сначала солдатикам шьют новую форму: пехотинцев украшают цветными шеврончиками, летчиков облачают в темно-синие кители железнодорожников или в хаки с голубыми лампасами, полковникам напяливают шапочки из баранов, а затем торжественно возвращают папахи.

Этот этап игры почти безобиден, самим военным он даже нравится. Особенно тыловикам. Для них такие переодевания — просто праздник души. Старую форму со складов — реализовать (своим), тендеры на новую провести (для своих), заказать пошив (у своих). И все — деньги, деньги, деньги… Во время последнего переодевания, организованного нынешним министром обороны, форму заказали у Юдашкина за 100 млн. рублей: галстуки по 600 рублей, шинельки по 12 тысяч… Дороговато, конечно. Зато 9 Мая на Красной площади марширующие коробочки сияли новыми ботинками и аксельбантами. Ах, какие красивые были солдатики! 

В Южной Осетии мы потом увидели совсем других: в старых кроссовках вместо ботинок от Юдашкина и в самодельном камуфляже. Наверное, их не успели переодеть. А может, они сами надели то, в чем удобнее воевать.

“Одели в новую форму — жди реформу”. Так гласит народная военная мудрость. Так случилось и на сей раз. Весной офицеров переодели, а к осени стало ясно, что грядут сокращения. И точно: кто-то где-то секретно посовещался и объявил: будем реформировать армию.

— Опять?! — испугалась армия. — Меня же реформируют уже 20 лет подряд! Предыдущий министр тоже нареформировался вволю. Когда его отправили на повышение, президент Путин сказал, что с этой задачей он справился хорошо, а потому в армии больше никаких кардинальных реформ.

— Ладно, — нахмурились новые реформаторы, — не хотите реформу, назовем ее модернизацией или “созданием нового облика Вооруженных сил”. Что в лоб, что по лбу — резать будем все равно. Уволим 200 генералов, сократим 200 тыс. офицеров, на треть урежем аппарат управления, вместо 65 военных вузов и академий сделаем 10 учебных центров, уберем половину воинских частей т.д.

Услышали все это депутаты Госдумы и обиделись:

— Почему с нами не посоветовались? Кто же без нас играет в такие игры? Мы же законодательная власть, даем армии бюджетные деньги и любую реформу должны одобрить!

— Прикажут — одобрите, — ответили им.

Тогда возмутились аналитики и журналисты:

— Может, эта реформа и хороша, но объясните народу, почему увольняют 200 генералов, а не 500? Почему сухопутчиков сокращают в 11 раз, а моряков и летчиков только в два? Кто все это считал? Автора, автора!!!

Но автор из тени не вышел и объясняться с какими-то там журналистами не захотел.

Тут прорезался слабый голос академиков:

— Непонятно все-таки, какую армию, для отражения какого противника мы в результате должны получить? С какой видовой структурой, принципом комплектования? На эти вопросы должна ответить военная доктрина. Пару лет назад ее признали устаревшей, решили разработать новый вариант и уже на его основе формировать облик армии. Разработкой доктрины занялись Генштаб, Академия военных наук, РАН. Директор Института проблем международной безопасности РАН Андрей Кокошин весной даже презентовал в Госдуме почти готовый ее вариант. И что? Снова телега впереди лошади: сначала реформа — потом доктрина?

— Доктрина, реформа — какая разница, — ответили академикам, — пока у нас есть ядерное оружие, к нам все равно никто не сунется, реформируй сколько хочешь.

И только сами военные как всегда хмуро молчали. На службе они козыряли реформаторам — “есть!” и строчили документы: обязуемся к такому-то сроку уволить столько-то полковников, майоров и капитанов… А после службы, за рюмкой чая, сочиняли страшилки про сокращения да вполголоса, чтоб не слышали журналисты, ругали министра и его команду. И, между прочим, зря. Любой министр — всего лишь менеджер, выполняющий задачи тех, кто его нанял.

Когда год назад министра Сердюкова нанимал Владимир Путин, он сказал: “Мне бы хотелось, чтобы в ведомстве, во всяком случае, в той части, которая будет заниматься развитием, серьезное внимание было уделено экономической, финансовой составляющей. Поэтому сегодня мною будет подписан указ о назначении нового министра обороны, человека гражданского, но тем не менее способного решить эти задачи в силу своих знаний в сфере экономики, в сфере финансов”.

Кто поспорит, что именно с этих позиций министр Сердюков и решает сегодня военные задачи? Как и положено менеджеру-финансисту, он сокращает, урезает, продает излишки…

Продажа земель и зданий — тоже часть игры в реформу. При этом образуется призовой фонд, который идет на поощрение победителей. Он особенно раздражает военных, так как тут они подозревают личный коммерческий интерес игроков.

Так, перевод штаба ВМФ из Москвы в Питер — а по словам министра, это вопрос решенный — они рассматривают исключительно, как чье-то желание заполучить по сходной цене здания и площади в центре Москвы. С военными вузами — та же картина. И понять их можно, ведь авторы проекта никакого военного обоснования не считают нужным представить. Офицерам просто предлагается выполнить приказ менеджеров, что вызывает их сильное раздражение.

К примеру, им так никто и не объяснил, почему по плану реформы понадобилось выселить оперативное управление из здания Генштаба как раз в тот момент, когда началась война в Осетии. Временным пристанищем для выселенных офицеров стала военная поликлиника. Врачи потеснились, освободив часть помещений. “Сижу в кабинете, — рассказывает один из переселенцев, — связи никакой, секретных документов — тоже, а рядом стоит гинекологическое кресло…”

Говорят, освобожденные помещения Генштаба вскоре займет крупный банк. Тот самый, который вскользь упомянул Владимир Путин, когда недавно рассказывал стране, где во время нынешнего кризиса хранятся его сбережения.

Возможно, военные проще мирились бы с экспроприацией, если бы здания доставались больницам или школам, которые от старости рушатся у нас прямо на головы детей. Это им было бы понятнее, ведь офицеров с младых ногтей воспитывают как защитников интересов государства, а не частного капитала. А потому они не готовы понять, что государство давно уже перестало разделять: интересы частного капитала — теперь и есть интересы государства. И любой министр, в том числе и обороны, обязан стоять на страже этих государственных интересов. Вот он и стоит.

Наверняка министру обороны сейчас очень непросто. Реформа, несмотря на то что там заявлено много положительных моментов, не нашла поддержки в армии. Почему? В том числе и потому, что никто из военных толком о ней ничего не знает. Им не посчитали нужным сообщить. Из СМИ военные узнали кой-какие цифры, планы сокращения, остальная информация доводится до них приказами и директивами, которые спускаются без каких-либо объяснений.

Естественно, туманность перспектив раздражает. Тем более все прекрасно помнят, что предыдущие реформы ничем хорошим для армии еще ни разу не заканчивались.

В результате офицеры сами пытаются искать хоть какие-то логичные объяснения происходящему. Но военная логика часто вступает в противоречие с государственными интересами. Вот один из примеров такого противоречия. 

Офицеры ПВО рассказывают, что по плану реформирования к 1 апреля будет ликвидировано КСпН — командование специального назначения — бывший округ ПВО Москвы, который прикрывал с воздуха весь центральный промышленный район — 23 области и 3 республики. Как только не перекраивали его за годы реформ! Последний раз в 2002-м, когда было создано КСпН. Сергей Иванов тогда сказал, что оно станет базой воздушно-космической обороны (ВКО) страны. После чего о “базе” благополучно забыли на 6 лет.

И вот пришло новое поколение реформаторов. О КСпН вспомнили. На сей раз вместо КСпН стали создавать Оперативно-стратегическое командование ВКО — директиву об этом ждут со дня на день.

Реформаторы тут же решили убрать из Москвы в Балашиху штаб нового командования, освободив от него огромный особняк на Мясницкой, 33, — бывшую ставку Сталина с бункером и подземным входом в метро. Понятно, там будет не музей.

В состав командования войдут зенитно-ракетные войска 1-го корпуса ПВО Москвы и 2—3 полка Ржевского корпуса. Поговаривают, что туда же планируют вернуть корпус противоракетной и противокосмической обороны, который несколько лет назад другие реформаторы отдали сначала РВСН, а затем Космическим войскам. Хотя “космонавты” сопротивляются и подключают все свои рычаги влияния, чтобы этого не допустить.

Но главный парадокс: авиации в этом специальном “воздушном” командовании почти не будет. Из остатков двух полков (Хотилово и Бежецк) формируют авиабазу. Звучит громко, но фактически это один полк из 2 эскадрилий “МиГ-31” и одной “Су-27”. Все!

При этом легендарная 16-я воздушная армия, которая входила в состав КСпН, будет расформирована. То, что от нее останется, отойдет Ленинградской армии ВВС и ПВО, видимо, чтобы усилить Питер в связи с переводом туда главного штаба ВМФ. А на месте аэродрома, где базировалась 16-я армия, планируют создать ЗАО “Аэропорт Кубинка”.

Военные сейчас гадают: кто же станет его директором? Слухи об этом ходят удивительные. В том, что это произойдет скоро, никто не сомневается. Все части, что вместе с 16-й армией базировались в Кубинке, уже распихали.

Транспортный полк — то ли в Чкаловский, то ли в Клин, а знаменитых “Стрижей” и “Витязей” — то ли в Липецк, то ли в подмосковный Жуковский, на аэродром недавно скрещенной из двух вузов академии им. Жуковского и Гагарина (теперь ее называют академия Жугарина). Кстати, ее тоже выгоняют из Москвы.

Так вот, в связи с этими перемещениями у офицеров ПВО возникает вопрос: почему главные авиационные силы с самого важного Западного направления перебрасывают на северо-запад — в Питер, хотя там и без этого есть аналогичные силы и средства? В чем тут военный замысел? Если нас все время пугают базами НАТО и ПРО в Западной Европе, то почему, когда выстраивают оборону воздушных границ, эти базы даже не берут в расчет? Выходит, не так уж страшен натовский черт?

На такие вопросы авторы реформы ответа тоже не дают. А потому военных сложно убедить, что логика принятия таких реформаторских решений не упирается в сталинский особняк на Мясницкой или ЗАО “Аэропорт Кубинка”.

Объявленные меры вызывают и множество других вопросов. Например: откуда во время кризиса одновременно возьмутся миллиарды и на амбициозные планы строительства авианосцев, подлодок, самолетов, и на столь масштабное сокращение? Их ведь не находилось и в лучшие времена? А любое сокращение войск — это огромные бюджетные траты. Финансисты подсчитали, что содержание одного зенитного ракетного полка обходится в 4 раза дешевле, чем его расформирование.

Зато сколько при этом списывается дорогостоящей аппаратуры, оружия, техники, обмундирования... Для командира с головой — это же Клондайк. Финансовые потоки так и гуляют по счетам туда-сюда. Поди проверь их, если части уже расформированы (привет военным прокурорам!). Начальник Главного ракетно-артиллерийского управления генерал-полковник Николай Свертилов уже сравнил грядущие сокращения в два раза арсеналов и баз хранения с теми, что проводились в период вывода Западной группы войск из Германии.

Или еще вопрос: министр обороны объявил, что из 1890 частей и соединений в Сухопутных войсках останется лишь 172, то есть их урежут примерно в 11 раз (!). На первый взгляд цифра огромная, но это как посмотреть.

Расформированы будут в основном кадрированные части, то есть такие, где в мирное время числятся лишь по нескольку офицеров. Это про них министр сказал: сидят, охраняют склады. А сидят они потому, что их задача при объявлении массовой мобилизации — принять под свое командование полки резервистов и выдать им вооружение с этих самых складов, которые они охраняют. Наличие таких кадрированных частей объясняется тем, что наша армия призывная. То есть отражать глобальную военную угрозу мы планируем с помощью массовой мобилизации всего мужского населения страны.

Теперь вспомните, когда в последний раз объявлялась такая массовая мобилизация? Пожалуй, только во времена Чернобыля. Людей тогда призывали пачками, переодевали и отправляли облучаться.

Сегодня такой сценарий вряд ли возможен, к тому же у нас уже есть МЧС. Массовый призыв на войну с агрессором тоже не слишком-то вписывается в рамки представления о современных войнах. Теперь они ведутся в основном в воздушно-космическом пространстве и исключительно профессионалами, а никак не резервистами. Потому сокращение кадрированных частей вполне объяснимо. Но…

Если уничтожаются кадрированные части — а они являются базой для развертывания мобрезерва, — то становится ненужным и сам призыв? Ведь задача призыва и состоит именно в том, чтобы подготовить резерв на случай войны. Логика подсказывает, что вместе с сокращением кадрированных частей должен быть отменен и призыв.

В эту же логику вписывается заявление президента и министра обороны о том, что наша армия должна состоять теперь исключительно из частей постоянной боевой готовности. О какой готовности может идти речь, если части будут комплектоваться солдатами-срочниками, призванными на год?

Полгода они учатся в учебном центре и еще полгода служат в части. Каждые 6 месяцев личный состав меняется. Спросите любого офицера: реально ли при таком условии сделать часть постоянной боевой готовности? Наверняка он ответит, что для этого нужно либо существенно увеличивать срок службы по призыву — что сейчас невозможно, — либо укомплектовать часть профессионалами-контрактниками. Но в таком случае мы опять приходим к выводу, что призывники не нужны.

То есть предложенная реформа фактически подрывает саму основу массовой мобилизационной армии. Но об отказе от призыва официально нам почему-то никто ничего не говорит. Возможно, пока? А жаль. Пусть бы народ порадовался. Но вместо этого нас снова продолжают уговаривать, что все юноши — больные и здоровые, образованные и не очень — стройными рядами должны идти защищать Отечество, которое в опасности.

Впрочем, возможно так и есть. Оно действительно в опасности, если на протяжении стольких лет крушит свою армию и никак не может определить ни цель, ни смысл, ни сроки окончания этих реформ.

Когда-то давно, еще в 80-х, когда начались бурные армейские преобразования, я думала: “Как хорошо, что все это происходит именно сейчас. К тому времени, как у меня родятся, вырастут и пойдут служить внуки, армия станет уже такой, что ее не надо будет бояться”.

Как же я была неправа…

Недавно у меня родился внук, а реформам в армии все еще нет конца. И главное, нет никакой гарантии, что они закончатся к тому времени, когда ему исполнится 18 лет. Значит, армии мне все еще придется бояться.

Хотя, может, моему внуку повезет: он станет крутым коммерсантом и его назначат министром обороны. Что тогда?

Тогда — не знаю. Но сейчас на всякий случай я, пожалуй, пойду и куплю ему побольше деревянных солдатиков. Пусть наиграется с ними в детстве.

Ольга Божьева