Жизнь в России глазами китайских мигрантов. Часть I

На модерации Отложенный

Интерес общественности к китайским мигрантам в России — а в подавляющем большинстве они являются мелкими и средними предпринимателями — начинается с вопроса об их численности, давно уже служащего предметом дискуссий и в своей статистической, и в политической ипостасях. В последней он служит главным инструментом в спорах о «китайской демографической экспансии» в России — вымысел это или действительность? Доказывая наличие экспансии, оперируют миллионами; опровергая, говорят о сотнях тысяч.

В экспертном сообществе наиболее достоверной оценкой считается 200-400 тысяч, максимум 500 тысяч человек. Первым привел эти числа В.Г. Гельбрас еще в 2001 году. Достоинство его оценки состоит в том, что она выведена в результате анализа как сумма оценок количества китайцев в различных городах и регионах страны. Те же, кто говорит о миллионах китайцев, помещает их в таинственную пространственную неопределенность. Так, автор статьи «Перспективы китаизации России» в одном из номеров вполне солидного журнала «Российская Федерация сегодня» доктор экономики Дипломатической академии мира при ЮНЕСКО Е. Гильбо оценил численность китайцев в России в 8 млн. человек (это, насколько нам известно, рекордная цифра в том смысле, что большую не называл никто). Согласно его утверждению, «китайские общины автономно живут в лесах, куда не суются даже вымогатели-милиционеры». Но ни он, ни кто другой не привели пока ни одного свидетельства существования таких общин. Он же прогнозирует увеличение числа китайцев в РФ «с учетом высокого естественного прироста в китайской общине» до 21 миллиона к 2010 году, 44 миллионов к 2020 году и т.д.

В статье такого авторитетного и осведомленного управленца, как заместитель главы администрации президента С. Приходько, в 2004 году численность китайцев была оценена в 150-200 тысяч.

К сожалению, более или менее точный статистический учет внешних мигрантов, включая и китайских, у нас не налажен, между данными разных ведомств имеются расхождения, подчас значительные. По данным всероссийской переписи населения 2002 года, в стране на тот год насчитывалось около 35 тысяч китайских мигрантов. Однако утверждать, что итоги переписи хоть сколько-нибудь приближаются к реальности, не решился, кажется, никто. Больше всего она похожа на обширную выборку для демографического анализа.

Учет трудовых мигрантов ведет Федеральная миграционная служба, однако, значительная часть мигрантов уклоняется от регистрации в ее структурах. Тем не менее, количество регистрирующихся каждый год увеличивается, причем темпы роста миграции из КНР относятся к числу наиболее высоких. В 2005-2006 годах эта группа превосходила по численности приезжих из всех других стран, и глава ФМС К.О. Ромодановский назвал китайцев «наиболее законопослушными» из иностранных граждан. В 2006 году в России использовался легальный труд 201835 китайцев — более 20% от общей численности зарегистрированных ФМС иностранных работников. В 2007 году этот процент снизился до 15,5, но общее количество получивших разрешение на работу составило 2136 тысяч, и, таким образом, численность китайцев достигла 331 тысячи человек.

Эскизный портрет китайского коммерсанта

Что же сегодня представляют собой китайские коммерсанты? Что их привлекает в России и что отталкивает? Удовлетворены ли они своей жизнью в нашей стране — заработками, отношениями с властями и местным населением, бытовыми условиями и т.д.? Как оценивают перспективы своей работы в России? Каковы их намерения на будущее?

Чтобы получить ответы на эти вопросы, по нашему заказу ВЦИОМ с помощью составленных нами анкет провел во второй половине 2007 года социологическое исследование этой наиболее многочисленной группы мигрантов из КНР.

Опросы китайских мигрантов в России проводятся не часто: это много сложнее, чем зондаж взглядов соотечественников. Помимо языкового барьера, возникают препятствия в виде закрытости китайской общины, понятного недоверия к незнакомым людям с опросными листами, которое усиливается из-за вольной или невольной причастности многих потенциальных респондентов к теневым хозяйственным связям. Не способствует налаживанию контактов и агрессивность охранников на рынках, в китайских общежитиях и т.п. Мы уже не говорим о стоимости подобных мероприятий.

Тем не менее, хотя и в относительно скромных масштабах, такие опросы все-таки осуществляются, подчас параллельно с выяснением мнений россиян о Китае и китайцах. Можно назвать здесь исследования Г. Витковской и Ж. Зайончковской, проведенные в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в 1998-1999 годах; В.Г. Гельбраса (Москва, Восточная Сибирь и Дальний Восток, 1998-1999 и 2002 годы); А.П. Забияко, Р.А. Кобызова и Р.А. Понкратовой (Дальний Восток и провинция Хэйлунцзян, 2002-2004 годы); Е.Л. Мотрич (Дальний Восток, 2001-2004 годы); Е. Вишник (провинция Хэйлунцзян, 2003 год); группы в составе Т. Алагуевой, К. Васильевой, А. Островского (Забайкалье, 2007 год); Т.В. Шевцовой (несколько областей России, 2002-2004 годы).

В нашем исследовании анкетированием было охвачено 900 китайских мигрантов: 700 предпринимателей и служащих, о которых речь пойдет ниже, и 200 студентов, но им будет посвящена отдельная работа. Из 700 респондентов половина была опрошена в Москве, половина — в городах Дальнего Востока: 116 человек — во Владивостоке, по 117 — в Хабаровске и Благовещенске. Одну из своих задач мы видели в том, чтобы сопоставить данные, полученные в Москве и на граничащей с Китаем окраине страны.

В ходе анализа полученных результатов мы, по мере возможности, сопоставляли их с данными, полученными ранее другими исследователями. Разумеется, сравнивать итоги опросов систематично и подробно не имеет смысла: опросы проводились по разным методикам, в разных местах, пусть даже одного и того же города, на заведомо разном составе респондентов (например, у В. Гельбраса в их число входили и коммерсанты, и студенты); даже при одинаковых вопросах предлагаемые наборы ответов, как правило, не полностью совпадают; при обработке анкет одни авторы берут за сто процентов число респондентов, другие — число ответов и т.д. Мы уже не говорим о том, что относительно малое число респондентов увеличивает вероятность случайного разброса ответов.

Тем не менее, мы исходили из того, что какие-то общие тенденции, значимые характеристики не могут не повторяться в результатах если не всех, то хотя бы некоторых опросов, и подтвердить их существование не менее важно, чем выявить новые, особенно с учетом скромной, как правило, количественной базы исследований.

Среди опрошенных оказалось 60% лиц мужского и 40% — женского пола, по возрастным группам они распределились так: 18–24 года — 23%, 25–34 года — 36%, 35–44 года — 28%, 45–59 лет — 12%, 60 лет и старшее — 1%. Большинство их, таким образом, находится в трудоспособном возрасте, что естественно для трудовых мигрантов. Практически все они имеют образование не ниже средней школы первой ступени, а пятая часть — даже высшее, что видно из рис. 1. Сходные показатели образованности мигрантов приведены и в названных выше работах В. Гельбраса. Подавляющее большинство опрошенных (69%) оказались семейными людьми.

 

 

Рисунок 1. Какое (полное) образование Вы получили в Китае? 

Основная масса мигрантов приехала в Россию из провинции Хэйлунцзян, а также двух остальных провинций Северо-Востока: 60%, а на Дальнем Востоке — 91% (табл. 1). Другие провинции представлены в Москве более весомо, чем на Дальнем Востоке.

Таблица 1. Из каких мест Вы приехали в Россию?

	Россия	Москва	Дальний Восток	В том числе
Влади- восток	Хаба- ровск	Благо- вещенск
Пекин	6	10	2	2	3	0
Хэйлунцзян	45	11	79	66	86	85
Ляонин	7	11	3	4	3	2
Цзилинь	8	8	9	14	5	9
Хэбэй	1	1	1	2	0	1
Шаньдун	2	1	3	6	0	2
Шанхай	2	3	1	1	1	0
Фуцзянь	3	7	0	0	1	0
Чжецзян	5	9	0	1	0	0
Цзянсу	5	9	1	2	0	0
Гуандун	3	5	0	0	1	0
Другое	13	25	2	3	0	3
Всего	100	100	100	100	100	100

Примечание: В этой и во всех остальных таблицах, если не оговорено иное, указаны проценты от числа ответов, включая «нулевые» ответы. Для вопросов, допускающих один ответ, это число равно числу респондентов. В остальных случаях число ответов, взятое за 100%, приводится в скобах. Число респондентов по городам указано выше.

Преобладающая часть мигрантов — 78% — это жители городов или «малых городов» (чжэнь) (рис. 2). Однако и жители деревень уже вовлечены во внешнюю миграцию, и в Москве их, согласно нашим данным, даже несколько больший процент, чем на Дальнем Востоке.

  Рисунок 2. Вы жили в городе, малом городе (чжэнь) или деревне? 

Занятия мигрантов у себя на родине разнообразны: от руководителя государственного учреждения до студента или безработного. Малая доля крестьян (5%) означает, что приехавшие в Россию жители деревни — это люди, уже оторвавшиеся от земли и занятые в местной промышленности — таких в китайском селе немало.

Обращает на себя внимание большой процент рабочих (38%). Дело в том, что, какая-то их часть — это сокращенные работники, формально не числящиеся безработными и перешедшие в разряд «ожидающих работу» (это доказывается таблицей 2). По всей видимости, какая-то их часть — это сокращенные работники, формально не числящиеся безработными и перешедшие в разряд «ожидающих работу». К сожалению, выяснить точнее долю «ожидающих» нам пока не удалось, мы надеемся сделать это в будущем. Доля же тех, кто объявил себя безработным (6%), невелика, и это характерно для всех предыдущих опросов, о которых мы упоминали выше.

Следом по численности за рабочими идут «крестьяне-рабочие» (11%), или «рабочие из крестьян» — вчерашние крестьяне, составляющие нижний слой городского рабочего класса. В одном ряду с ними — госслужащие низшего звена с их небольшим, но надежным заработком (11%): оказывается, и для такой категории трудящихся доходы от мелкой (откуда им взять капитал для крупной?) торговли в России могут быть достаточно привлекательными.

Любопытное явление обнаруживается в следующей таблице: 35% респондентов оценили свое материальное положение в Китае как «хорошее» или даже «очень хорошее», и это заставляет задуматься: зачем же в таком случае они поехали в Россию?

 

Рисунок 3. Как бы Вы оценили бы Ваше материальное положение в Китае? 

Логично предположить, что в нашем исследовании содержится ошибка, вызванная недостаточной представительностью выборки, или же — что в Россию мигрантов влечет надежда на какие-то очень большие, а не просто большие заработки вопреки распространенному убеждению, будто бы эпоха шальных денег для китайских торговцев в России осталась далеко позади, в 90-х годах прошлого века. Чуть ниже мы попытаемся показать, что дело не в одном и не в другом, сопоставив данные нашего и других опросов и сравнив оценки мигрантами их материального положения в Китае и в России. Но дело не в этом.

Табл. 2 подтверждает наше предположение о том, что среди мигрантов, назвавшихся рабочими, имелось немало фактических безработных, «ожидающих работу»: таковых оказалось 70% — максимальная доля среди всех категорий респондентов (строка 2). Значительной является доля безработных и среди рабочих-крестьян, и среди домохозяек. Общая доля безработных — 40%, см. столбец 2 — близка к результатам Е. Вишник (49,2%).

Таблица 2. Укажите Ваш последний род занятий в Китае 

	Почему Вы решили поехать в Россию?	Всего
напра- влен на работу	не мог найти работу в Китае	искал более выгод- ную работу	хотел получить в России обра- зование	другое
студент	19	0	57	27	2	100 (37)
рабочий	1	70	26	2	1	100 (264)
крестьянин-рабочий	1	67	28	1	3	100 (75)
рядовой служащий государственного предприятия	18	3	71	5	1	100 (77)
рядовой служащий негосударственной фирмы	41	2	52	2	2	100 (44)
руководящий работник государственного учреждения	36	4	55	0	5	100 (22)
руководящий работник негосударственной фирмы	17	0	75	0	8	100 (12)
Крестьянин	6	26	62	3	3	100 (34)
Предприниматель	3	3	85	6	3	100 (39)
Безработный	0	29	59	7	5	100 (41)
Домохозяйка	0	52	39	3	6	100 (31)
Другое	13	0	60	19	9	100 (22)
Затрудняюсь ответить	0	0	100	0	0	100 (1)
Всего	8	40	45	5	2	100 (700)

 

 

Рисунок 4. Почему Вы решили поехать в Россию? 

Ответы на следующий вопрос — о продолжительности жизни в России — позволяют предположить, что в Москве сформировалось более стабильное, чем на Дальнем Востоке, сообщество: процент мигрантов, проживших в России свыше трех лет, в столице заметно выше, чем на Дальнем Востоке (53% и 43%) (рис. 5). К такому же выводу пришел В.Г. Гельбрас по результатам опроса 1998–1999 годов).

  Рисунок 5. Сколько лет Вы суммарно прожили в России (хотя бы приблизительно)?

Китайцы в России живут небогато

Для трудовых мигрантов, естественно, главным является вопрос об их заработках, т.е. материальном положении. Как видно из табл. 8, подавляющее большинство мигрантов оценивает свое материальное положение как «среднее, приемлемое» (рис. 6). Оценок «хорошее» плюс «очень хорошее» несколько больше, чем «плохое» плюс «очень плохое» (21% против 15%). Меньше всего тех, кто добился «очень хорошего» положения и тех, кто оказался в «очень плохом», тех и других — единичные проценты. Сходную картину находим у В. Гельбраса в обоих его опросах.

 

Рисунок 6. Как Вы оцениваете свое материальное положение в России? 

Интересно, что в данных нашего опроса зависимость между уровнем материального положения и продолжительностью жизни в России не прослеживается. В частности, распределение оценок между теми, кто прожил у нас менее одного года, мало отличается от аналогичных показателей у проживших более пяти лет: сумма положительных оценок среди новичков составляет 20%, сумма отрицательных — 13%. Среди «старожилов», соответственно, 16% и 16% (табл. 3).

Таблица 3. Сколько лет Вы суммарно прожили в России (хотя бы приблизительно)? 

	Как Вы оцениваете свое материальное положение в России?	Всего
Очень хорошее	Хорошее	Среднее, терпимое	Плохое	Очень плохое	Затруд. ответить
не более 1 года	1	19	64	12	1	3	100 (136)
от 1 до 2 лет	7	15	47	23	1	4	100 (99)
от 2 до 3 лет	9	16	59	13	1	3	100 (128)
от 3 до 5 лет	5	24	56	7	3	5	100 (110)
более 5 лет	5	11	66	15	1	2	100 (227)
Всего	5 (37)	16 (113)	60 (421)	14 (97)	1 (9)	3 (23)	100 (700)

В принципе, это естественно для трудового мигранта, который из года в год приезжает на заработки, а заработанные деньги отвозит или отправляет на родину. Вероятно, равномерности заработков способствует и то обстоятельство, что новички легко «находят концы» и встраиваются в уже сложившуюся систему. По крайней мере, почти половина респондентов (47%) поехала в Россию, имея там заранее точку опоры (друзей), которые обещали помочь на первых порах, а почти треть (29%) сама послужила таковой, т.е. по их совету в Россию приехал кое-кто из друзей, родственников.

Теперь заметим, что число мигрантов, видящих себя в хорошем или очень хорошем материальном положении в России, оказалось меньше, чем таковых было в Китае (рис. 3, 6): 21% против 35%. Это странное явление похоже на ошибку, но таковой, скорее всего, не является: в опросе В. Гельбраса (2002 год) разрыв между оценками в пользу китайских оказался еще более значительным — 25,4% против 57,4%. Правда, у него в счет вошли, помимо коммерсантов и служащих, еще и китайские студенты, но у последних при отдельном подсчете получились те же цифры, а, значит, эти цифры должны быть справедливы и для совокупности коммерсантов и служащих без студентов.

Сопоставив данные о материальном положении респондентов в Китае и в России в разбиении по оценкам, мы получили следующие цифры: высшую оценку своего положения в Китае как «очень хорошего» сохранили в России лишь 26%. Оценку «хорошее» понизил 51%, среднее положение сохранилось у 79% и понизилось у 8%.

Явственно улучшилось положение после приезда в Россию только у тех, кто на родине считал его плохим: у 80% из них. В целом респондентов, снизивших в России свое положение, оказалось 21%, не улучшивших его — 46%.

Надо полагать, при таких обстоятельствах у жителей Китая давно бы пропало желание ехать к нам на заработки, и поток мигрантов из Китая давно бы иссяк — чего в реальности не наблюдается. Как мы покажем ниже, подавляющее большинство мигрантов не собирается сворачивать свою деятельность в России. Поэтому нам ничего не остается, как констатировать субъективный характер оценок мигрантами собственного материального положения. Правдоподобно предположить, что свое положение на родине они сознательно или бессознательно приукрашивают, с тем чтобы повысить самооценку, а заодно и престиж своей страны в рамках модели «я и мир». Успехи же свои в России мигрант едва ли станет преувеличивать, скорее, проявит склонность на всякий случай преуменьшить при заполнении анкеты, хотя бы и анонимной. Иными словами, свое положение у себя дома и в чужой стране, на заработках мигрант меряет разными мерками. Однако и в этом случае оценка собственного материального положения интересна для нас тем, что позволяет, при всей ее расплывчатости, составить какое-то представление о том, насколько человек удовлетворен им.

Более ясную картину можно увидеть с помощью рис. 7, где доходы показаны в реальном исчислении.

 

Рисунок 7. Если можно, укажите, пожалуйста, Ваш ежемесячный доход 

Из нее следует, что подавляющее большинство опрошенных — 82% довольствуются заработками до 20 тысяч рублей. Сходные с нашими данные опубликовала и Е. Вишник, опросившая 250 вернувшихся из России мигрантов в провинции Хэйлунцзян: 3,6% ее респондентов зарабатывают менее 1000 юаней (приблизительно 3 тысячи рублей при пересчете через доллар), 36,4% — от 1000 до 3000 юаней (т.е. до 9 тысяч рублей), 37,2% — от 3000 до 5000 юаней (до 15 тысяч рублей). Таким образом, 77,2% респондентов имеют заработок в пределах 15 тысяч рублей.

Приведенные здесь цифры позволяют думать, что заработки основной массы китайских мигрантов в настоящее время достаточно скромны. Они вполне сравнимы со средними заработками россиян — работников тех же профессий, и потому представление, будто первые отнимают у вторых «хлебные места» — один из любимых аргументов наших ксенофобов — являются не более чем мифом.

Полезно сопоставить результаты опросов с данными, которые изредка появляются в китайских СМИ. Так, в одном материале из провинции Гирин можно прочесть: «С июня 1996 года крестьяне из поселка Сыхэцунь стали ездить в Москву. По словам секретаря поселковой парторганизации Чжао Цзинлиня, в поселке насчитывается 650 дворов, более двух тысяч жителей, семьсот из них занялись торговлей в Москве. За год в Москве можно было заработать от 50–60 тысяч до одного миллиона юаней. У крестьянина Чжоу Кэциня семья — четыре человека. Прежде годовой доход семьи не превышал тысячи юаней. В 1998 году семья Чжоу отправилась в Москву. Сейчас в Москве за год он может заработать 400 тысяч юаней, а то и больше. Чжоу не только обзавелся собственным домом, но и купил два грузовика и занялся перевозками. По неполным данным, крестьяне Сыхэцуня за год привозят из Москвы 40 миллионов юаней».

Разделив эту сумму на 700 крестьян-коммерсантов и на 12 месяцев, получим 4760 юаней в месяц, или приблизительно около 15 тысяч рублей, что полностью соответствует ответам наших респондентов. Месячный доход крестьянина Чжоу вычислить труднее, поскольку неизвестно, все ли члены его семьи в Москве работали и в какой степени были заняты. Но если предположить, что все четверо трудились, то ежегодный заработок в 400 тысяч юаней в раскладе на одного человека в месяц дает 25 тысяч рублей. Это уже выше среднего по нашей шкале, но, наверное, и в деревне тоже: недаром же местный партийный вожак приводил предприимчивого Чжоу в качестве примера!

Заметим, что из своего заработка мигранты должны не только питаться, но и оплачивать жилище, давать взятки и т.п. Мало того, многие мигранты, как это видно из рис. 8, вынуждены помогать материально родственникам в Китае. Лишь десятая часть мигрантов имеет возможность не оказывать такой помощи, поскольку в ней нет нужды, еще 5% не помогают из-за отсутствия средств и еще 5%, наоборот, сами пользуются помощью родственников. Помогать родственникам и близким, живущим в Китае, вынуждено большинство мигрантов независимо от того, к какой группе они принадлежат по своему материальному положению.

Рисунок 8. Помогаете ли Вы кому-либо в Китае материально, деньгами?

Китайские мигранты в большинстве своем пользуются весьма скромными жилищными условиями (рис. 9). 69% респондентов проживают в общежитиях, благоустроенность которых, как правило, оставляет желать лучшего.

 

Рисунок 9. В каком жилище Вы живете? 

Только 22% снимают квартиру, 33% живут в одном помещении или квартире с несколькими компаньонами, 5% — в одном помещении или квартире с одним компаньоном.

Не исключено, конечно, что мигранты на всякий случай преуменьшают свои доходы, так же как и оценку своего материального положения. Бесспорно, далее, что они сплошь и рядом пользуются менее качественным жилищем, чем могли бы, исключительно в целях экономии. Однако, как показывает опрос, необходимость экономить нередко простирается и на область необходимого: питания (32%), одежды и обуви (20%), медицинских услуг (48%). Возможность ни в чем не отказывать себе оказалась привилегией явного меньшинства респондентов.

Даже среди тех, кто обозначил свое материальное положение как «хорошее» или «очень хорошее», доля таких счастливчиков, по нашим подсчетам, составила 54%; среди тех, кто оказался в «среднем» положении — 26%; в «плохом» и «очень плохом» — 3%.

Интересно, что между доходами и оценками материального положения не просматривается сколько-нибудь ясной зависимости. Согласно нашим выкладкам, на всех ступенях заработка свое положение считают «средним, приемлемым» более 50% мигрантов. Это обстоятельство вкупе с рассмотренным выше соотношением оценок материального положения дома и «на выезде» убеждает, что оценка мигрантом собственного материального положения не может служить сколько-нибудь достоверным показателем его действительного материального положения. Однако она важна как показатель его психологического самоощущения. Гибкость в восприятии реальной ситуации, подвижность уровня запросов свидетельствуют о высокой степени приспособляемости китайских мигрантов в условиях пребывания в чужом окружении.

Читать окончание