Куда это нас занесло?

На модерации Отложенный

Если в эти дни до вашего уха доносятся обрывки взволнованного разговора двух женщин, а из этих обрывков вы вдруг узнаете, что "к вечеру начал вроде бы подниматься, а утром снова свалился", не сомневайтесь, что речь идет о том или ином "индексе", а больше ни о чем.

Кризис, господа. Но кризис не дается нам в наших непосредственных ощущениях, он - до поры до времени - не имеет ни цвета, ни запаха, ни вкуса. Вроде как радиация.

Но разговоры о нем увлекательны и приподняты, каковыми обычно бывают непринужденные разговоры на краю покатой скользкой крыши.

Кто-то на днях спросил меня, каких последствий лично для себя и своей семьи я ожидаю от этого кризиса. Я честно сказал, что никаких особенных последствий я не жду. Не жду я никаких особенных последствий, потому что отношусь к той счастливой категории граждан, кому не слишком много в материально-предметном мире есть что терять. Ни бизнеса, ни кредитов, ни особых долгов, ни даже дачи-машины. Живу, не жалуюсь: не голоден, не раздет, не бездомен. Все нормально - кризиса не боюсь. Мне повезло.

Быть богатым - страшно. Быть бедным - обидно. Но мой опыт социального проживания научил меня, что понятия бедности и богатства всегда относительны и всегда культурно обусловлены.

В моем детстве бедных не было. Богатых, впрочем, не было тоже. Говорили так: "Они нуждаются". Или: "Эта семья обеспеченная. У них есть пианино". А бедных не было. Вот нищие - были. Бывали и подростки, бросавшие школу, чтобы идти работать на завод, потому что папаша уже шестой год где-то там гуляет и не платит, сука, алиментов. Бывало и такое, что донашивали за старшим братом штаны и пиджаки, перелицовывали папино пальто, а на коммунальной кухне жарили рыбу на таком каком-то жиру, что запах этот я не могу забыть до сих пор.

Бедных не было главным образом потому, что бедными были более или менее все, во всяком случае, все те, с кем я имел возможность столкнуться в реальной жизни. Члены правительства, народные артисты, академики, космонавты и писатели типа Шолохова или, допустим, Симонова жили на другой планете. Но бедных, то есть в общем-то всех, спасало и поддерживало твердое знание того, что "бедных у нас нет". Вот нет и все тут. И это спасительное знание намертво зацепилось в памяти всех тех, кто словам привык доверять в несоизмеримо большей степени, чем какой-то жалкой и маловыразительной реальности.

"Бедные" появились тогда, когда в нашем речевом обиходе узаконилось само понятие бедности. Проснувшись однажды, люди вдруг поняли, что они, оказывается, бедны. А вот раньше...

Все люди моего круга были бедны и, как это ни покажется странным теперь, не то чтобы этим гордились, но уж во всяком случае этого не стыдились. Ибо было понятно, что богатые – это либо гнусные советские начальники, либо продажные суки-писатели, либо воры-торгаши – мясники да официанты. Бедность, если угодно, была в моде. Образ нищего гения был вполне, как сказали бы теперь, востребован.

Хотя, конечно же, и мечталось, сладко мечталось о богатстве. Очень хотелось иметь возможность пригласить девушку в ресторан. Очень хотелось накупить на рынке всякой вкуснятины и пригласить друзей на пир.

Очень хотелось новых, неношеных джинсов. Очень хотелось пить не дешевый портвейн, а нормальную водку. Очень хотелось засидеться в гостях до глубокой ночи и поехать домой на такси. Очень хотелось не считать каждую копейку. И это, пожалуй, все, чем ограничивались наши нехитрые представления о роскошной жизни. И это были и убогие, и блаженные времена, сожалеть о которых, разумеется, не приходится, но и проклинать их было бы вопиющей неблагодарностью. Жили, в общем...

Изменилось время, изменилась и мода. Мода на бедность благополучно исчезла, и тут же возникли проблемы. Все разом стали бедными, включая богатых. Что на самом деле считать бедностью? Бедность - это что? Какова ее черта, за которой лучше не оказываться? Каковы ее черты? Это когда нечего есть? Или это когда течет крыша на даче? Или когда в Турцию можешь, а на Багамы уже никак? Или когда на "Шкоду" как-нибудь уж наскребешь, а на "Ауди" уже вряд ли? А что является признаком богатства? Пальто? Два пальто? Компьютер? Дом в Испании? Дочка в Стэнфорде? Камера в "Матросской Тишине"?

Вспоминая о грезах своей юности, я понимаю, что по тогдашним своим представлениям я на сегодняшний день не просто богат, а сказочно богат. Я могу, например, купить на рынке фрукты, а идя на день рождения – букет лилий. А вот разных машин и дач мне как не хотелось тогда, так не хочется и теперь. Мне повезло.

Несколько лет назад я увидел на заднем стекле автомобиля бодрый слоган: "Бабло побеждает зло". Так сказать, емкая формула "духа времени", идеологического мейнстрима современной России. И в общем-то это в ряде случаев верно. Но не более верно, чем "бабло порождает зло". Верно и то и другое.

Мне кажется, что нет более адекватного отношения к данной проблеме, чем то, что гениально, как всегда, сформулировал Александр Сергеевич: "Я деньги мало люблю, но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости".

Если не саму свободу, то хотя бы ее ощущение можно купить за деньги. Но за деньги свободу можно и продать. Все можно.
Но куда это нас занесло? Кризис же на дворе.

А что кризис? Кризис вещь хотя и болезненная, но скорее полезная, заставляющая посмотреть на себя со стороны и отряхнуться от глуповатых иллюзий. Кризис помогает лишний раз осознать, что все мы живем в одном мире.

В искусстве разговоры о кризисе велись всегда и всегда были обоснованы. Кризис - правильная вещь. Жизнь живет не по художественным законам, а когда живет по ним, получается известно что. Но то, что состояние кризиса, даже симулированное, весьма плодотворно для появления новых идей, распространяется и на искусство, и на жизнь. Иное дело, каковы эти идеи и их последствия.

Но главное - весело. Все, заметьте, много и охотно шутят в эти дни. Весело. Весело примерно так же, как в моем любимом стихотворении Николая Олейникова про красавицу Веру, которая "одежды откинувши прочь, вдвоем со своим кавалером до слез хохотала всю ночь. Действительно весело было! Действительно было смешно! А вьюга за форточкой выла, и ветер стучался в окно".

Лев Рубинштейн