Как избежать цепной реакции и в валютно-финансовой сфере?

Пикейножилетные беседы на тему finis Americae* стали уже не совсем пикейножилетными. Показатели фондового краха таковы, что не удалось получить вразумительных объяснений, каким образом можно избежать цепной реакции и в валютно-финансовой, и в иных сферах. Эпоха бурной и неоглядной глобальной экономики с центром ее в США вся шла под девизом конца истории, т. е. «Нам не страшно усилье ничье, мчим вперед членовозом труда». Какой-то минимальной осмотрительности, или, как выражаются ныне, риск-менеджмента, не было вовсе — и если бы только в финансах ее не было. Устойчивость столь перенапряженной системы вызывает законные сомнения.

К тому присовокупляется минимальное знание истории. Можно с некоторым сладострастием говорить, что все великие империи смертны, — так зачастую говорили при агонии СССР. Можно говорить о том же с бесстрастием и беспристрастием, тональность мало что меняет в том многократно наблюденном факте, что безоглядная гегемония в ойкумене до сих пор всегда была результатом редкого и исторически кратковременного стечения судеб. После чего и судьбы менялись, и законы грубого физического разложения вступали в силу. Нынче жребий выпал Трое, завтра выпадет другим.

Применительно к США это уникальное игралище исторических судеб заключалось в том, что на протяжении XX века Старый Свет не раз повергался в хаос, предоставляя заокеанской державе то несомненное преимущество, которым обладает наблюдающий с горы за схваткой двух тигров. Не то чтобы Старый Свет сегодня полностью образумился, но желания драться насмерть, тем самым подвергая себя величайшим геополитическим катастрофам, у старых держав не наблюдается, тогда как на роль тигра, дерущегося в долине (хотя и не вполне понятно, с кем), США ныне сами себя выдвинули.

В рамках этих общих соображений finis Americae есть лишь вопрос времени, причем, судя по последним событиям, убыстряющегося времени. Но ошибка провозвестников обвала в том, что они склонны смешивать общие системные предпосылки и исторические прецеденты, в самом деле не сулящие Америке ничего хорошего, с конкретными сценарно-проектными рассуждениями. Как если бы день и час обвала был им доподлинно известен, тогда как на самом деле его не знает никто. Каковая ошибка и используется апологетами американского величия: «В долгосрочном плане мы все покойники» — ну и что же с того.

Но если уж обращаться к историческим аналогиям, должно заметить, что великие империи не просто смертны, а еще и внезапно смертны. Ex post facto гибель великих империй видится запрограммированной, современникам не все так ясно. Стихотворение «О, Австро-Венгрия, могучая держава, // Пусть развевается твой благородный флаг, // Пусть развевается он величаво, // Неколебима Австрия в веках», возможно, казалось безвкусным (каким оно и было), но кто из 1915 г. провидел бывшую имперскую столицу Вену 1919 г., ставшую головой без тела?

Великая в обычае есть сила, и анекдот времен «Солидарности», имевший хождение и в СССР и повествовавший о диалоге вкладчика с кассиром: «“А если Советский Союз лопнет?” — “Пану жалко сто злотых?”«, и вполне себе антисоветчиками воспринимался лишь как анекдот. Что до советских начальников (а равно и рядовых граждан), приватным образом готовых бранить наши порядки на чем свет стоит, то мысль о распадении, которое у порога, — кого она в 1981 г. всерьез посещала? Притом что предпосылок, возможно, было даже меньше, чем у сегодняшних США. Гражданин великой империи вообще подобен обманутому мужу, узнающему об адюльтере последним.

Незрячесть психологически довольно объяснима. Не будем уже говорить о том, какую роль тут может играть крах Сияющего Города на Холме. Над такими и им подобными идеологиями — чем хуже выстрел «Авроры», провозвестивший осуществление вековечной мечты человечества? — можно хихикать, но что-то остается, и охлажденное признание своей великой империи всего лишь недолговечным игралищем истории дается с великим трудом, а чаще никак не дается.

Известную роль может играть и личная заинтересованность. Обычно к такому аргументу прибегают, напротив, апологеты Сияющего Города, объясняющие все, что не по ним, завистью и комплексом неудачника. Аргумент универсален, хотя на него давно уже найден столь же универсальный ответ: «Я человек завистливый, но завидовать тут нечему». Но довод о заинтересованности может быть повернут и в другую сторону. Судьба поверженных империй и их граждан всегда была незавидна. Количество мужественных ослов, готовых лягать поверженного льва, тут же превосходило всякое вероятие. Даже не надо углубляться в историю, достаточно обозреть события после краха СССР. Там есть много чего наводящего на мысли о непреходящей человеческой подлости. Но тогда возникает вопрос: а что, подлые люди и подлые политические субъекты будут вести себя иначе по отношению к другой ослабевшей империи? Опыт гибели СССР являет феноменальную способность к выставлению претензий задним числом, и рассчитывать, что Америку это минует, наивно, благо и есть чего выставлять. Картина столь безотрадна, чтобы не сказать гнусна, что лучше гнать ее от себя рассуждением «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

Но главный фактор, препятствующий рассуждать о последствиях finis Americae, — это отсутствие понятийного аппарата. С тем, что возможный крах произведет сильнейший геополитический вакуум и вряд ли это будет приятно, иные свыклись. Но с понятийным вакуумом свыкнуться, похоже, много труднее. При крахе СССР можно было спешно перемазываться в вашингтонский консенсус. Оно было не без уродливости, но хоть какой-то номинальный якорь. При крахе последней империи умственно перемазываться будет вообще некуда, а способность жить своим умом, как это мы видим хотя бы на примере финансовых властей РФ, совсем не столь высока. Страх остаться без якоря, вдвойне сильный от явственного ощущения, что якорь вот-вот оторвется, очень сильно способствует повторению заклинания «Неколебима Австрия в веках». Сколь долго можно продержаться на одних заклинаниях, хотя бы и вполне искренних, — вопрос иной, и ответа на него никто не знает.