Геополитика пространств и геополитика границ

Я буду выступать сегодня как человек, чья позиция на протяжении многих лет могла бы отождествляться, правильно или нет – другой вопрос, с позицией беловежского национализма. Как человек, который последовательно, на протяжении многих лет выступал против растворения России в системе блоков, евразийских союзов и тому подобного, который на протяжении многих лет отстаивал субъектность России, возникшую в 91 году.

Надо сказать, что я не склонен каяться и придерживаюсь этой позиции и сейчас.

Что мы видели в это время? Мы видели как Россия, выдвинувшись за свои социальные пределы на земли, которые я называю Великим Лимитрофом, породила сильнейший резонанс на громадной территории от Прибалтики до Китая.

Нам нельзя забывать, что отказ Китая поддержать Россию в этот момент определялся, прежде всего, китайским отношением к собственным территориям Великого Лимитрофа: к Тибету, Сянь-Цзяну и Монголии. Реакция Китая определялась осознанием того, что усиление российских позиций на Кавказе обернется пересмотром среднеазиатского «пакета акций» в пользу России.

Мы видим подтверждение той модели Острова России, окруженной гигантским полукольцом Великого Лимитрофа, которую я выдвинул.

Мы увидели, что Россия одинока и неизбежно должна быть одинока со своими уникальными интересами, присущими только ей. Это не отменяет возможности частичного взаимопонимания с теми или иными партнерами и группами партнеров в конкретных вопросах, прежде всего, региональных.

Да, мы с Китаем едины в том, чтобы исключить продвижение господства Запада на Кавказе и продвижение его в Центральную Азию

Мы не едины с Китаем в том, что касается позиций самой России на Великом Лимитрофе. Мы далеко в этом смысле с ним не едины.

На самом деле, сегодняшняя ситуация по-настоящему заставляет актуализировать понятие, возникшее в 1994 году, когда я впервые предложил модель «Острова Россия». Один из моих оппонентов и одновременно сочувствующих, известный политолог Михаил Ильин, трудящийся в МГИМО, написал статью, в которой выдвинул понятие «шельфа Острова Россия». Шельф – это территории, которые связаны с нынешними коренными российскими территориями физической географией, геостратегией, культурными связями.

Несомненно, что Восточная Украина, несомненно, что Крым, несомненно, что определенные территории Кавказа и Центральной Азии принадлежат к российскому шельфу.

Когда президент Медведев сегодня объявил о привилегированных территориях, в судьбе которых заинтересована Россия – фактически, он говорит о российском шельфе.

Я думаю, на самом деле: идя за классической германской геополитикой, нам надо четко различать геополитику пространств и геополитику границ.

Россия не заинтересована сейчас, как я убежден, в радикальном пересмотре контура своих пространств. Скажем, выдвижение к Босфору и Дарданеллам – это идея, на мой взгляд, совершенно абсурдная с точки зрения внутренних задач России.

Я продолжаю исходить из той идеи, которую выдвинул в 90-х годах - нынешние контуры России оптимально отвечают российской геополитике пространств.

Что касается геополитики границ – дело совсем другое. Геополитика границ требует детального, скрупулезного анализа и учета в конкретной ситуации ввиду существования шельфа России и ввиду оценки ситуации на этом шельфе с точки зрения наших интересов и нашего будущего.

Здесь прозвучал вопрос об идеологии, которой должна будет придерживаться Россия в современном мире. Я думаю, наша идеология должна быть двойственной: одной стороной – обращенной к миру, другой – обращенной к себе.

Поэтому должен быть взаимодополняющий идеологический комплекс. Что касается идеологии, обращенной к миру, мне кажется, ее замечательно очертил Борис Межуев.

Он выдвинул идею региональных центров, в рамках которых проходила бы интерпретация международного права. На самом деле, такая концепция уже существует, и она получила в русском языке обозначение «полуторополярный мир». Это мир, где по объективным обстоятельствам существует один мировой лидер, где нет силы, способной выдвинуть и отстоять альтернативный проект мирового устройства, и, в то же время, возможности мирового лидера существенно связаны позициями крупных региональных центров с их собственным пониманием международной справедливости. Это удивительная картина, в которой, по-настоящему, именно лидер выступает фактором революционным, стремясь подорвать региональные центры и утвердить единственно свое понимание справедливости. Противостоящие ему региональные центры, эти половинные элементы полуторополярного мира, выступают как фактор глубоко консервативный, заботящийся о сохранении и упрочении сегодняшнего миропорядка.

Именно поэтому я считаю, что, если нападение Саакашвили на наших миротворцев было инспирировано мировым центром с целью унизить Россию и распространить влияние Запада на Кавказ, – это было революционное деяние, направленное против устоев полуторополярного мира, и, напротив, укрепление позиций России в этом регионе, упрочение ее позиций на Великом Лимитрофе работало на сохранение нынешнего мира, его устоев, то есть, было фактором глубоко консервативным по своей сути.

Вторым аспектом геополитики, дополняющим концепцию полуторополярного мира, должна быть цивилизационная теория для России.

Я могу понять Станислава Белковского, который апеллирует к концепциям, интерпретирующим нынешние обстоятельства России как ее великий закат.

Я же, как неошпенглерианец, разделяющий шпенглеровскую теорию цивилизаций, ставлю в таком случае другой диагноз – ситуация России, это то, что называлось «кризисом раннего лета», кризисом перехода от аграрно-сословной цивилизационной фазы к цивилизационной фазе городской. Время создания городской цивилизации – время, психологически соответствующее европейскому 16-17 веку, время закладки европейского капитализма. В этом смысле мы можем говорить о том, что в мире, переживающем постмодернизацию, мы действительно модернизационная держава. Мы – строители капитализма в одной стране.

В конечном счете, сталинский социализм в одной стране был версией государственного капитализма, и мы продолжаем это строительство, сейчас, в другом варианте и в другой форме мы строим нашу городскую цивилизацию.

Но этот кризис осложняется другим фактором – он осложняется фактором нашего включения в имперский мир, выстроенный не нами, и в то, что по нам ударяют кризисы этого имперского мира. Это проблема противостояния наших городов, нашей национальной культуры, и наших мегаполисов-космополисов - порталов, включенных в Россию в качестве представителей мировой цивилизации. Это наша фундаментальная сегодня тема, которая должна, на мой взгляд, обыгрываться в нашей печати, в нашей пропаганде – это внутренняя наша идеология.

Я считаю, что эти два взаимодополняющих комплекса: и идеология полуторополярного мира с региональными идеалами справедливости, и идеология неошпенглерианского цикла с вхождением России в «революцию раннего лета» – должны стать фокусом нашей идеологии, нашей сегодняшней доктрины.

Вадим Цымбурский