Будущие варианты гендерных отношений человечества

Вашему вниманию предлагается заключительная глава из книги известного французского философа и экономиста Жака Аттали "О любви" (Amours).

В этой главе автор делает свой эскиз будущего гендерных отношений человечества. Многие его “варианты”, возможно, будут выглядеть и звучать удивительно, неожиданно, а, иной раз, и вовсе – шокирующе, но, как минимум, они являются небезынтересными и заставляющими задуматься. 

Общество считает свои законы о браке вечными и непоколебимыми, поскольку эти законодательные тексты определяют условия его дальнейшего существования и его идентификации. По-прежнему отвергается сама мысль о том, что установившемуся порядку настанет конец, и для многих людей какие-либо перемены в вопросах брака в будущем просто немыслимы.

И всё же… Возможно ли, чтобы в будущем законы учитывали разнообразие любовных связей, замечательную эволюцию, которую претерпели общественная мораль и нравы, кипучую множественность страстей, разочарований, борений, всплесков экстравагантности, неутолённой жажды и желаний? Можно ли хотя бы эскизно наметить, как завтра мы будем любить и как будем любимы? Будут ли любовные отношения в нашем нарастающе-урбанизированном, кочевом, непрочном и оторговленном мире по-прежнему основаны на относительно добровольном сексуальном обмене между двумя или больше человеческими существами? Приведёт ли распространение ислама к планетарному шествию полигамии или, наоборот, экстенсивный рост среднего класса в большинстве стран приведёт к победе буржуазной моногамной семьи? Будет ли эта моногамия завоеванием женщин, остающихся сегодня жертвами полигамии, и сексуальных меньшинств, которые стремятся к интегрированности и к соответствию их жизни социальным нормам? Или же моногамный брак, который католическая церковь навязывала Западу, пока государство не вытеснило её, будет вообще забыт? Вернёмся ли мы к обществу без всяких табу или всеобщей нормой станет одиночество? Будет ли в будущем сексуальная связь чем-то большим, чем акт эгоизма? Не перейдём ли мы к обществу строгого слежения за тем, чтобы каждый расплачивался по счетам, предъявленным другими? Продолжится ли вторжение коммерции в любовные связи? Сможет ли технический прогресс, который позволил уменьшить риски, связанные с родами, и детскую смертность, увеличить продолжительность жизни и контролировать деторождаемость, - сможет ли он отделить окончательно сексуальную деятельность от воспроизводства? Приведёт ли повсеместное распространение виртуальности (как формы общения) и генетики (как формы размножения) к более интенсивным формам любви и сексуальности или, наоборот, к их исчезновению в результате беспрекословного подчинения запрограммированному одиночеству? В мире, где порядочность, альтруизм, доброе отношение и внимание к ближнему в значительной мере угасли, не будет ли и любовь признана таким же устаревшим концептом, каким сегодня стали для многих сострадание, верность и целомудрие? Или, наоборот, каждый поймёт, что он ничего не значит без другого, и право на любовь станет главным из отстаиваемых прав?

В каждой новой книге и в каждом новом фильме научная фантастика даёт впечатляющие ответы на все эти вопросы. Для одних, как для Олдоса Хаксли из «Brave New World», только чистая человеческая любовь позволит избежать генетической унификации, провозглашённой наукой. Для других, как для Филиппа К., героя новеллы, по которой поставлен фильм «Blade Runner», где герой влюбляется в дроида-разрушителя, спасение состоит в признании права человечества на артефакты. Для некоторых, например, для Дина Кунца в книге «La Semence du démon», по которой снят фильм «Génération Proteus», или для Скотта Вестерфильда в фильме « L’IA et son double», выходом являются машины, которые сначала будут использованы как инструмент наслаждений для людей, а потом превратят мужчин и женщин в свои любимые сексуальные игрушки. Для кого-то, например для Грэга Игена в «La Cité des permutants», богачи обретут бессмертие, позаботившись об оцифровке их духа и сознания, хотя бинарно устроенные двойники окажутся неспособными что-либо чувствовать и переживать. Наконец, некоторые полагают вместе с Айзеком Азимовым, что на смену человеку придёт совсем другое, намного более сложное существо, а сексуальные и сентиментальные связи потребуют участия трёх разных партнёров. Будущая реальность, без сомнения, позаимствует что-то у каждого из перечисленных героев, и к этому добавятся древние традиции, возрождённые в совершенно другом, технологически обновлённом мире.

Во многих местах реальность будет ещё долгое время напоминать сегодняшнюю жизнь. Любовь «из-под палки», коммерциализация секса, брак по расчёту, многоженство ещё долго буду основными формами брачной жизни. Битва за будущее коснётся в основном статуса женщины и свободной любви.

В Азии, как и в Африке, жажда свободы у мужчин и женщин заставит численно растущие средние классы пойти тем же путём, по которому шли в сторону коммерциализированной моногамии или брака по любви западные мужчины и женщины. Церкви постараются сохранить свою роль и влияние, призывая паству вернуться к нравственному порядку и к конформизму супружества, а для этого она будет насаждать своих духовных послов точно так же, как это делают сегодня процветающие секты в Северной Америке, в некоторых странах Южной Америки и в Африке. Но в любом случае роль представителей религии в браке, почти полностью исчезнувшая в исламе и буддизме, сойдёт на нет и на Западе.

Очень скоро, как и каждый раз, когда людям навязывается моральный порядок, вектор требования свободы повернётся в противоположную сторону. Увеличение продолжительности жизни и борьба за расширение индивидуальных свобод приведут в этой области, как и в других, к постоянным переменам, к «тирании нового», к непрочности брачного контракта. На Западе, как и в других регионах, право делать всё что угодно будет уравновешено обязанностью быть «прозрачным». Никто уже не сможет скрывать ни ЧТО он любит, ни КОГО он любит. Каждый человек на протяжении своей жизни сформирует несколько любовных пар, и их число будет постоянно расти. Непоколебимость моногамной семьи будет осуждена, как анахронизм, как иллюзия, доставшаяся нам от феодальных времён. Над верностью будут смеяться, потому что она будет считаться чем-то ложным, какой-то искусственной и почти варварской условностью. Развод уже не будет рассматриваться как моральное поражение. Мужчина добьётся того, что без его согласия женщина не сможет стать матерью их детей. Распространённым станет «многородительство». Дети без лишнего травматизма будут принадлежать одновременно нескольким семьям. Церковь, как всегда, будет сначала противиться такому порядку, а потом привыкнет и приспособится к нему. В некоторых странах мужчины будут стараться ещё тщательнее спрятать своих жён от людских глаз, и миллионам женщин придётся смирится со своей участью под чёрной вуалью.

В самых продвинутых обществах брак станет временным институтом на структурном уровне: через определённое количество лет он будет терять юридическую силу, если только стороны не примут совместного решения о его продлении. Уже не нужно будет разводиться, чтобы жить раздельно, но зато нужно будет снова вступить в брак, чтобы остаться вместе, как это практиковалось в некоторых древних обществах и в кираре индийских деревень региона Пипарсод в Мадхья Прадеш. Распад семьи уже не будет – по крайней мере теоретически – таким болезненным, кроме случаев, когда один из временных супругов захочет продолжения семейных отношений вопреки желаниям другого.

В развитых обществах эти временные договорные союзы не будут достоянием только гетеросексуальных пар: за двумя лицами, независимо от их пола, будет признано право совместного проживания, а также право иметь детей или адоптировать их. В случае расставания, супруги – для решения вопроса о том, с кем будут жить дети, а также вопроса разделения совместного имущества – должны будут предстать перед третьим лицом, причём вовсе не обязательно, чтобы это было лицо государственное или религиозное. Поскольку родители не будут обязаны непременно жить вместе, дети будут всё чаще воспитываться не состоящими в браке лицами или другими семейными парами. При этом биологические родители будут иметь право разделить родительские права с другими супругами или с супругом бывшего супруга, а также с иностранными лицами. Не исключена будет вероятность семей, где дети имеют несколько совершенно законных «отцов» и «матерей» или, наоборот, имеют только матерей либо только отцов.

И тогда история человечества будет описываться, как поэтапная эмансипация детей, которые подчинялись сначала женщинам, потом мужчинам, но в один прекрасный день стали хозяевами своей судьбы.

Если оставить в стороне непрочную моногамную семейную пару или брак, ограниченный рамками контракта, то не исключено, что в один прекрасный день у кого-то проснутся непреодолимые любовные чувства одновременно к нескольким лицам. Даже если для многих это потребует вспышки необычайной эмоциональной интенсивности, форма слияния с другим и сама концепция любви подвергнутся радикальному изменению.

И здесь, как и в других случаях, свобода будет пониматься как победа «И», а не «ИЛИ». Общество будет развиваться в сторону признания – в условиях полной открытости – права на синхронное мультипартнёрство, гетеро- или гомосексуальное, частичное или полное.

Постепенно утвердится и легализуется новая форма отношений, которая в любом случае не будет иметь ничего общего с полигамией, т.к. никто никому принадлежать не будет. Эту форму отношений уместно назвать netloving по аналогии с networking. Мужчины, как и женщины, смогут иметь одновременно несколько сентиментально-любовных связей, ни от кого не скрываемых и оформленных контрактом, с несколькими другими партнёрами, которые, в свою очередь будут иметь несколько партнёров, не обязательно совпадающих со «списком» первого партнёра.

В зависимости от юридической ситуации будут различаться несколько форм netloving’a:

polyamour («множественная любовь»), когда каждый сможет в условиях полной прозрачности иметь несколько разных партнёров;

polifamille («множественная семья»), когда каждый будет вполне гласно принадлежать одновременно к нескольким домашним очагам;

polifidélité («множественная cупружеская верность»), когда каждый будет верен сразу всем членам мультисексуальной группы.

Одна частная форма netlоving’a, более стабильная по сравнению с другими, будет касаться связей, а в некоторых случаях семейного союза, в одном и том же месте проживания в условиях гласности между тремя лицами одинакового или разного пола.

Уже сегодня известны случаи подобных триад: например, три голландца, Виктор де Брюжин и две его жены – Бианка и Мириам, которые жили вместе, словно моногамная семья, причём их триада была легализована контрактом, подписанным в присутствии нотариуса, и допущена законом. Бианка и Виктор прожили вместе восемнадцать лет, прежде чем Мириам, влюбившаяся в того и в другую, развелась со своим первым мужем, чтобы стать третьим членом семьи.

Многие воспротивятся такой эволюции, сегодня кажущейся немыслимой, как немыслим был развод два столетия назад или гомосексуальный брак ещё десять лет тому назад.

Разные конфессии и разные консервативные силы будут тормозить такое развитие событий и даже запрещать его, особенно для женщин. Но, конечно, со временем так и будет. Скорее всего, оппозиция такому ходу событий приведёт в некоторых странах к временному установлению авторитарных, а то и тоталитарных режимов. Мы уже видели, что часто такие режимы начинаются с репрессивных мер в любовной сфере. Но затем индивидуальная свобода в очередной раз сметёт эти режимы, и netloving станет повсеместным. Но прежде, чем это произойдёт, пройдут десятилетия, если не столетия. Впрочем, если оглянуться вокруг и присмотреться, то уже сегодня можно заметить, как это будущее проступает подобно водяным знакам…

В Европе, больше чем в других местах, признаки нового образа жизни уже перестали быть незаметными для постороннего глаза. Мы видим, как подобные отношения намечаются у тех, кто не считает супружескую верность обязательным к исполнению требованием. Мы видим даже появление компьютерных программ, позволяющих членам одной группы следить за кочевым образом жизни каждого из них и получить графическое отражение этих «кочевнических связей».

Америка встанет на этот путь с некоторым опозданием. Разные церкви объединятся в совместном движении вспять и получат новый повод для размышлений о любви и о Создателе.

Последствия всего этого будут весьма значительны. Образ жизни, воспитание детей, домашний очаг, формы мышления и письма, виды досуга, занятия политикой – всё это станет совершенно другим. Будут коренным образом пересмотрены финансовое законодательство, гражданское и уголовное право. И поскольку многие будут влюблены в самих себя, мир будет изменяться в сторону конца сексуальности, в сторону любви к самому себе.

В конце концов мир придёт к воспроизведению человечества с помощью новейших технологий: это будет простое дублирование живущих людей. Радикальным изменениям нравов будут сопутствовать не менее впечатляющие технологические изменения. Продолжительность жизни в богатых странах составит примерно 120 лет, и большинство долгожителей до столетнего возраста останутся в прекрасной форме, включая любовные связи. В таком контексте ещё более разнообразными станут отношения между людьми.

В технологическом плане всё более простым будет разделение между собой плотского желания, сексуальной активности, любви, воспроизводства и воспитания детей. Усовершенствованные знания о функционировании мозга позволят вызывать эротические пульсации. Станет возможным воссоздание биологических условий влечения и разработка генетических фильтров или механизмов передачи мысли. Сексуальная активность полностью избавится от необходимости контакта между человеческими телами и превратится в ещё одну умственную игру наряду с другими играми.

Что касается воспроизводства, то оно будет поручено машинам. Благодаря технологиям клонирования и использования стволовых клеток пациентам-клиентам можно будет заменить изношенные органы. Дети двух лесбийских пар, родившихся от одного и тоже донора, смогут пожениться и таким образом основать семью без единого дедушки!

В отдалённом будущем зачатие детей, вынашивание плода и уход за младенцами будут выполняться с помощью наружных матриц животного или искусственного происхождения. И всем это будет удобно и выгодно: мужчины смогут иметь потомство без участия представительниц противоположного пола; женщины будут освобождены от необходимости рожать; новорождённые уже не будут появляться на свет традиционным путём, из-за чего блокируется дальнейшая эволюция размеров мозга. Возможно, что к 2050 году число женщин в мире сократится примерно на миллиард в связи с эмбриональной селекцией (выбором пола эмбриона) путём предродовой диагностики. Таким образом в мире будет восстановлено гендерное равновесие.

Человек, знающий с незапамятных времён, что появление на свет завершается либо жизнью либо смертью новорождённого, будет считать, что жизнь, данная ему как артефакт, вечна. Для удовлетворения этой жажды бессмертия недостаточно будет ни надежды попасть в рай, ни реинкарнации, ни бесконечного увеличения продолжительности жизни.

Итогом нарцистического пароксизма у человека будет стремление к самовоспроизводству: вполне реальным станет гермафродитическое воспроизведение женщин, а там, глядишь, и мужчин. Таким образом, в отдалённом будущем каждый сможет собрать целую коллекцию самого себя путём клонирования собственного сознания.

И, наконец, появится возможность выбрать другой вариант самого себя. Человек сможет «прожить» все формы сексуальности, перейти от одного пола к другому путем ментальной, физической, психической и наконец генетической трансвестиции. У него появится желание создать другую реальность путём трансплантации его собственного сознания в его собственный клон.

С давних пор человек считал, что никакое богатство и могущество не обеспечат ему возможность выбора другой жизни, в другом формате, в другую эпоху, да ещё обретя другое тело. Вот почему он раскрашивал себя, покрывал гримом лицо и тело, переодевался в карнавальные одежды, придумывал себе физические данные, имя, своё прошлое, одну или несколько историй о себе. Эти иллюзии превращали карнавал в идеальное место, чтобы избежать страха быть самим собой, жить таким, какой ты есть. Мифомания стала высшей формой – опасной и патологичной – свободы.

* * *

Как относиться нам к грядущим мутациям – восхищаться ими или опасаться? Надо ли сопротивляться такому будущему? Сможем ли мы преодолеть себя, чтобы нравиться другому, чтобы достичь идеала, чтобы нравиться самому себе и быть достойным человечества? Достойным той нежности, которая превращает любовь в источник любого преодоления препятствий. Той самой «роковой нежности», о которой говорила Манон Леско…

Именно это имел в виду Шекспир, когда писал в «Макбете», что идеалом для человечества является возможность «пить молоко человеческой нежности». Об этом же говорил одинокий, потерявший всякую надежду Блез Паскаль, автор самого замечательного во французской литературе призыва к любви: «Мы жаждем истины, но находим в себе лишь неуверенность. Мы ищем счастье, но обретаем только нищету и смерть. Нам не обойтись без этого желания истины и счастья, но мы не способны ни быть уверенными, ни стать счастливыми. Это желание покидает нас, чтобы наказать и чтобы мы почувствовали, с каких высот мы упали».

Судя по всему, извечная жажда любви порождена поиском абсолюта и стремлением к совершенству. Как если бы главной целью человечества было желание желания, влюблённость в любовь. Как если бы конечной целью любви была бы сама любовь.

Как начертали Элоиза и Абеляр на своём отчаянии: «Любовь к любви не выразить словами».