Раскрыты все недостатки ЕГЭ

Эксперименты закончились — с начала следующего года Единый государственный экзамен входит в штатный режим. О плюсах и минусах введения ЕГЭ много говорилось на страницах “МК”, и с каждым разом все больше казалось, что у чиновников — своя правда, а у школьников, родителей — своя. Узаконивая ЕГЭ, забыли спросить согласия непосредственных участников экзаменационного процесса, объяснил корреспонденту “МК” заслуженный учитель России, преподаватель истории в школе №888 Григорий Плоткин, и согласился высказать свою точку зрения. По его мнению, обсуждая Единый госэкзамен, нужно подумать о нескольких вопросах.

Введение ЕГЭ неизбежно приведет к изменению методики преподавания школьных предметов, что чревато катастрофическими последствиями, которые пока недостаточно хорошо осознаются обществом.

Знакомая преподавательница педагогического университета рассказала недавно, что молодым талантливым учителям директора, доверяя выпускные классы, четко ставят задачу: “натаскать” учащихся, подготовив их к успешной сдаче ЕГЭ. Особенно губительно это отразится на гуманитарных предметах. При новой методике на уроках реже будут звучать развернутые ответы, уменьшится роль и значимость дискуссий, отстаивания собственной точки зрения. А ведь наши дети и так не очень хорошо и грамотно говорят. Вспомним, как радуются родители первому слову, произнесенному ребенком, первой осознанной мысли. Что же мы делаем теперь? Уж не хотим ли положить начало процессу, обратному открытому Чарльзом Дарвином?

Известно, что образ жизни и деятельности современных детей и подростков рождает клиповое мышление, которое лишь усугубляет подготовка к ЕГЭ. В результате будет сформирована личность с примитивным сознанием. Активно использующая компьютерные технологии, но не способная к самостоятельной творческой деятельности.

Продвигающаяся в безбрежном море информации лишь за всевозможными лоцманами, функции которых среди прочих берут на себя и составители контрольных измерительных материалов к Единому государственному экзамену.

Приведу пример одного из открытых заданий по истории из Федерального банка экзаменационных материалов, опубликованного, кстати, не в одном официально одобренном издании “ЕГЭ-2008”:

“Ниже приведены 2 точки зрения на характер крестьянской реформы 1861 года.

Крестьянская реформа 1861 г. была проведена в интересах дворян.

Крестьянская реформа 1861 г. была проведена в интересах крестьян.

Какая из названных точек зрения представляется вам более предпочтительной? Приведите не менее 3 аргументов”.

Учтем, что эксперты, проверяющие выполнение заданий и обладающие крайне незначительным резервом времени, руководствуются подготовленной для них разработчиками контрольных измерительных материалов так называемой “рыбой”. Уместно, однако, спросить: почему экзаменующимся нельзя предоставить возможность высказать собственную точку зрения? А ведь даже тем, кто изучал историю давным-давно, ясно: реформа на самом деле явилась результатом исторического компромисса и в известной степени отвечала интересам как помещиков, так и крестьян, что позволило удержать Россию во 2-й половине XIX века от страшных разрушительных потрясений, но не спасло от трагической гибели царя-освободителя.

Стоит осознать, что введение ЕГЭ позволяет создать такой эффективный механизм учета и контроля, а следовательно, поощрения и наказания, которого не было даже в обществе, называемого ныне тоталитарным.

Помнится, в годы горбачевских реформ неоднократно заявлялось: учитель — главное действующее лицо перестройки, пусть это и звучало не совсем искренне. Ныне официальные лица характеризуют ЕГЭ как невиданное ранее “окно возможностей” для многих абитуриентов. Складывается, однако, впечатление, что учителя рассматриваются при этом то ли в качестве подоконника, то ли рядового малозначащего винтика в запущенном сверху механизме. Вот уже и Яков Турбовской, заслуженный учитель школы РФ, председатель Всероссийского совета директоров общеобразовательных школ, заявляет: “Я не могу додуматься, почему я, представляя Совет директоров школ России, не могу высказать мнение школ и быть услышанным”.

В самом деле, не выяснено отношение учительства в целом к введению ЕГЭ. Не собран, несмотря на неоднократно высказанные в печати предложения, Всероссийский учительский съезд, который, как мне представляется, единственный обладал бы легитимностью в решении этого вопроса. Не выясненным осталось и мнение как самих учащихся, подавляющую часть которых втянули в эксперимент в добровольно-принудительном порядке, так и их родителей. Что же касается подведения итогов эксперимента, с самого начала его организаторы скорее всего исходили из того, что любые результаты (пусть даже 23% учащихся получат “двойки” по математике и 25% — по литературе) можно будет объявить позитивными, найдя для этого соответствующие аргументы. Многочисленные совещания, в ходе которых обсуждались промежуточные итоги эксперимента, проводились под руководством и с участием лиц, заинтересованных в его успешном окончании как в силу своего должностного положения, так и исходя из факторов материальных.

Думается, обществу, переживающему непростые времена, было бы небезынтересно узнать официальные данные о величине средств, затраченных в масштабе страны на проведение эксперимента, в том числе на ознакомление с “передовым” западным опытом, оплату разработок контрольных измерительных материалов, обеспечение процедуры проведения ЕГЭ, проверку экзаменационных работ. К сожалению, цифры никто не обнародовал. Одновременно не лишним было бы выяснить самые неотложные нужды российских школ.

Кстати об учителях, которые во многих регионах продолжают получать за свой напряженный, благородный, самоотверженный труд по 6—8 тысяч рублей в месяц… Несколько лет назад министр образования А.Фурсенко назвал зарплату российского учителя национальным позором. Что изменилось с тех пор (не имею в виду уровень оплаты труда учителей Москвы и немногих других регионов)?

30 тысяч учителей в течение трех лет получили президентские гранты в 100 тысяч рублей, но ведь это очень небольшая часть учительского сообщества… Относительно же утверждения, что надо поощрять лучших, замечу: я знаю многих прекрасных учителей, получивших премии, но знаю еще больше не менее замечательных, которые данную премию не получили…

Может быть, учителя, тяжелейший труд которых дополнился каторжной обязанностью подготовить учеников к ЕГЭ, получили такую же прибавку, как участковые терапевты? Опять-таки нет… Классным руководителям, правда, начали выплачивать доплату… в 1000 рублей. При этом некто неизвестный, не стесняясь, предусмотрел, вне зависимости от качества труда, уменьшать эту сумму на 40 рублей в месяц при уменьшении состава класса на одного человека (в данной сумме, оказывается, выражается материальное признание сеяния “разумного, доброго, вечного”).

Утверждения о том, что ЕГЭ расширяет доступность высшего образования, выглядит весьма сомнительно в свете продолжающегося уменьшения доли бюджетных мест в вузах и разделения обучения на бакалавриат и магистратуру.

Еще немного, и по радио вполне может зазвучать реклама: “хорошие вузы для хороших людей”.

Таким образом, ЕГЭ, с одной стороны, грозит лишить аттестатов значительную часть выпускников средних школ (возможные альтернативные предложения пока лишь только обсуждаются), а с другой — усилит конкуренцию не всех абитуриентов, а лишь тех, кто не обладает очень хорошими деньгами...

Что же касается самого проведения ЕГЭ, разработчики контрольных измерительных материалов не смогли обеспечить соразмерность вариантов экзаменационных заданий, а должностные лица — необходимые объективность и прозрачность процедуры. Известно, что традиционная форма проведения вступительных экзаменов изобилует огромным количеством прямых, зачастую откровенных нарушений, носящих, как правило, коррупционный характер.

Однако теперь нижний порог коррупции все более и более захватывает школу. Откройте июньские газеты — в них масса свидетельств о том, насколько нечестным способом добывались высокие баллы. Знакомая преподавательница средней школы рассказала мне, что один из ее выпускников, с трудом перебивавшийся с “двойки” на “тройку”, в середине учебного года уехал в родной регион, а в июле вернулся в Москву, имея сертификат с 92 баллами по математике — на зависть своим одноклассникам, гораздо более способным и трудолюбивым. И если раньше несправедливость, с которой сталкивались абитуриенты, являлась следствием противоправных действий отдельных, пусть и многочисленных преподавателей, то сейчас она подкрепляется авторитетом государства.

Единый государственный экзамен превратился в своего рода Ежегодную грандиозную экзекуцию как для педагогов, так и для учащихся. Над учителями, и так задерганными внутренним и внешним контролем, всевозможными комиссиями, проверками и, наконец, самое неприятное — аттестацией школы, которую повторяют почему-то каждые 5 лет, теперь навис еще и грозный дамоклов меч ЕГЭ. При этом достойный уровень подготовки выпускников еще не гарантирует высокие баллы: учитель и его питомцы являются заложниками огромного количества факторов, в том числе и несовершенства контрольных измерительных материалов, претензии по содержанию которых не принимаются и, следовательно, не рассматриваются в процессе апелляции.

Что же касается учащихся, та стрессовая обстановка, которая создается в образовательном учреждении, крайне неблагоприятно влияет на сам психологический климат, систему взаимоотношений в школьном коллективе. В этой связи хотел бы задать вопрос, адресовав его руководителям Министерства образования и науки и Министерства здравоохранения и социального развития: проведены ли накануне перевода ЕГЭ в штатный режим какие-либо серьезные исследования, рассматривающие влияние введения Единого госэкзамена на состояние здоровья учащихся и учителей?

Не секрет, что Японию и Южную Корею в период экзаменов охватывает волна самоубийств юношей и девушек, не оправдавших как собственные ожидания, так и надежды родителей. Перевод ЕГЭ в статус обязательного в 2009 году, если не будут произведены необходимые законодательные изменения, о характере которых общество информируют пока весьма туманно, может привести к тому, что школу не окончат сотни тысяч ребят. Это грозит страшными последствиями. Учтем как масштабы страны, так и колоссальную разницу в уровне подготовки выпускников, социальном статусе родителей, материальных возможностях и, наконец, просто огромное количество молодых людей, неблагополучных в психическом отношении.

В чем польза? Допускаю, что вдохновители и сторонники ЕГЭ видят в нем действенный рычаг модернизации страны, однако, думается, его внедрение не приведет ни к продвижению по пути модернизации, ни к росту конкурентоспособности как личности, так и общества в целом.

Директор Московского центра непрерывного образования Иван Ященко, выступая на “круглом столе” в Государственной думе “ЕГЭ: заявленные цели и ожидаемые последствия”, озвучил слова вице-президента компании “Боинг”, обращенные к нашим соотечественникам: “Мы сейчас проанализировали… инженеров: те, кого учили по тестовой системе, ничего не могут создать... не перенимайте, ради Бога, эту систему”.

В самом деле, один из фундаментальных пороков контрольных измерительных материалов состоит в том, что экзаменуемые должны помнить огромный объем информации, зачастую второстепенной и малозначащей. А как говорил выдающийся физик XX века Лев Ландау: “чем больше мусора в голове, тем меньше места для великих мыслей”.

В настоящий момент нам пытаются навязать мнение, что плачевные результаты, достигнутые в ходе ЕГЭ выпускниками 2008 года, отражают низкий уровень преподавания в школе. Председатель Комитета по труду и социальной политике Государственной думы РФ Андрей Исаев заявил: “ЕГЭ выявил некое заболевание — как градусник показывает температуру. У нас два выхода: стукнуть этот градусник о стенку либо признать, что, может, этот градусник не очень совершенен, но он выявляет болезнь. И лечить надо не градусник, а болезнь”.

Я бы обратил внимание Андрея Исаева на то, что несовершенный градусник вряд ли правильно измерит температуру и позволит поставить точный диагноз. Тем более не стоит использовать нечто сомнительное в таком деликатном вопросе, как человеческие судьбы.

Поддерживая предложения о добровольности ЕГЭ и создании независимой комиссии по подведению итогов эксперимента, я внес бы также следующее, на мой взгляд, важное предложение об… обязательности ЕГЭ — условно называемого ЕГЭ-2 — для студентов высших учебных заведений, завершающих бакалавриат. Это способствовало бы уменьшению коррупции в процессе обучения в вузах и обеспечило бы возможность поступления в магистратуру прежде всего тех, кто заслужил это своим трудом и подтвердил высоким уровнем знаний.

Наверное, все мы не забыли еще о происшедшем в вологодской деревне Березник, где после единого муниципального экзамена по математике — еще одного изобретения отечественных реформаторов — покончила с собой 15-летняя школьница Полина Белова, не вынесшая груза ответственности, который свалился на ее плечи. Полина, лауреат Всероссийской конференции “Интеллект будущего”, получавшая стипендию губернатора, считала, что не имеет права на ошибку и не должна подвести учителей, не сомневавшихся в ее “пятерке”.

Эта трагедия представляется мне знаковой еще и потому, что имя Полины Беловой было внесено в книгу “Одаренные дети — будущее России”. Отчаянный и непоправимый поступок Полины оборвал жизнь молодой талантливой девушки.

Но, как мне представляется, ужасающая трагедия Полины Беловой, ее родных и близких, настоятельно призывает к действию людей, не лишенных совести, не желающих оставаться равнодушными и считающих себя ответственными за настоящее и будущее наших детей, вне которого невозможно и будущее страны.

Ульяна Урбан