Путин извращает политику ООН?

Российское правительство утверждает, что его военные операции в Грузии оправдывались "ответственностью по защите" – новой доктриной противодействия зверским преступлениям массового характера, который Генеральная ассамблея ООН единодушно поддержала на всемирном саммите в 2005 году.

Президент Дмитрий Медведев, премьер-министр Владимир Путин и постоянный представитель России в ООН Виталий Чуркин характеризуют действия Грузии против населения Южной Осетии как геноцид. Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров утверждает, что Россия применила военную силу, так как на ней лежит ответственность за защиту людей – ответственность, которая применима не только к случаям "в ООН, когда наблюдаются какие-то беспорядки в Африке", но, согласно российской конституции, также к случаям, когда опасность угрожает гражданам самой России.

Тем из нас, кто своими усилиями создавал консенсус, гласящий, что мир больше никогда не должен поворачиваться спиной к очередной Камбодже или Руанде, тем, кто осознает хрупкость этого консенсуса, следует забеспокоиться: нельзя допускать, чтобы ответственность по защите прослыла очередным предлогом, под прикрытием которого крупные державы оказывают нажим. Следовательно, всякое неправомерное применение этого основания – искреннее или циничное – это повод для тревоги.

Необходимо четко заявить: какие бы резоны Россия ни имела для операций своих войск в Грузии, этот принцип тут был ни при чем.

Начнем с того, что первостепенным основанием вмешательства, по словам всех российских лидеров, была "защита российских граждан". Но это не является основанием, когда возникает ответственность по защите.

Доктрина ответственности по защите гласит, что суверенное государство обязано защищать население на своей собственной территории, а другие государства обязаны вмешиваться, принимая уместные меры, если первое государство не способно или не желает этого делать. Она не затрагивает вопроса об открытых действиях некоего государства, предпринимаемых для защиты его граждан за пределами его собственной территории.

В случаях, когда такие меры имели место в прошлом, – а это случалось часто – в оправдание почти всегда приводится принцип права на самооборону (с 1945 года он предусмотрен 51-й статьей Устава ООН). Когда же страна вначале предоставляет свое гражданство большому числу людей, проживающих вне ее территории, а затем уверяет, что вправе вмешаться силовыми методами ради их защиты, на эти оправдания обычно смотрят скептически.

Есть и другая веская причина не согласиться с формулировкой российской стороны: если норма о защите здесь и применима, то Россия не привела убедительных доказательств того, что угроза населению Южной Осетии, исходившая от грузинской стороны, ввиду своего характера и масштабов узаконивала применение военной силы российской стороной.

Тут существуют пять важных критериев. Сомнительно, что события отвечали хотя бы одному из них. Первый критерий – степень серьезности угрозы. Неясно, совершались ли грузинской стороной или вот-вот могли быть совершены такие упомянутые в документах ООН преступления, как "геноцид, военные преступления, этнические чистки или преступления против человечности" в отношении жителей Южной Осетии. Утверждений и контрутверждений предостаточно. Хотя действия Грузии при нападении на Цхинвали вполне можно счесть неоправданной чрезмерной реакцией на провокации, на которые ссылается грузинская сторона, доказательства недостаточно весомы или недостаточно ясны, дабы утверждать, что Грузия в широком масштабе не защищала свое население.

Второй критерий – первостепенная цель ответных мер.

Возможно, защита мирного населения Южной Осетии, подвергшегося нападению, и была одной из целей российской интервенции, но крайне сомнительно, что это был первостепенный мотив.

По-видимому, другие мотивы состояли в том, чтобы взять и Южную Осетию, и Абхазию под полный контроль России, а также разрушить военный потенциал Грузии, сорвать планы Грузии по вступлению в НАТО и объяснить другим бывшим частям СССР, в чем состоят границы терпимости Москвы.

Третий критерий гласит, что военная сила применяется лишь в качестве крайнего средства. Как кажется, урегулирование мирными средствами не было недостижимо. Немедленный призыв Совета Безопасности ООН к тому, чтобы Грузия прекратила боевые действия, стал бы мощной мерой воздействия на Тбилиси. Правда, вечером 7 августа Россия обратилась в Совбез с просьбой призвать к прекращению огня, но споры о том, следует ли упоминать в резолюции территориальную целостность Грузии, вынудили СБ к бездействию.

Если бы все стороны проявили чуть больше гибкости, эту проблему, наверное, удалось бы уладить. Аргументы России, касающиеся вопроса о "крайнем средстве", ослабляются ввиду ее позднейших ударов по территории Грузии за пределами Южной Осетии и Абхазии, нанесенных после того, как Грузия уже подписала соглашение о прекращении огня, представленное ей посредниками из ОБСЕ.

Четвертый критерий – пропорциональность ответных действий. Ввод танков и тысяч военнослужащих не только в Южную Осетию, но и в Абхазию и другие районы выглядит откровенно чрезмерным. Блокада силами российских ВМС в Черном море, а также бомбардировки Гори, Поти, района Зугдиди и авиационного завода в Тбилиси намного выходили за рамки минимума.

Пятый критерий гласит, что интервенция должна принести больше пользы, чем вреда. Очень трудно утверждать, что в данном случае было так, имея данные о потоках беженцев и безудержных репрессивных действиях южноосетинских сепаратистов против грузин, не говоря уже об обеспокоенности более широкими последствиями случившегося для региональной и глобальной стабильности.

И, наконец, вот еще один веский аргумент против попытки России сослаться на ооновскую доктрину защиты: Совет Безопасности не принял резолюций, которые давали бы российской стороне законные полномочия на вмешательство военными средствами. На отсутствие сходных резолюций Москва долго и энергично жаловалась, когда США проигнорировали это требование в Косово в 1999 году (не говоря уж об Ираке в 2003).

Позиция Генассамблеи ООН в 2005 году была четкой: когда любое государство намеревается применить силовые методы в ситуации, где возникает ответственность по защите людей, оно должно запросить согласия Совета Безопасности.

Конечно, на практике возможны крайне сложные ситуации, когда действия, которые большинство считает соразмерными или необходимыми перед лицом массовой бойни или угрозы таковой, блокируются посредством вето одного или нескольких членов СБ. Но тут все было иначе: Россия даже не попыталась заручиться одобрением Совета Безопасности.

История с Россией и Грузией подчеркивает, насколько опасно, когда государства по отдельности или в коалиции истолковывают нормы глобального права на базе своего одностороннего мнения. Возмущение, пробуждаемое сообщениями об убийстве мирных жителей и этнических чистках, может невольно исказить оценки при выборе наилучших ответных мер. Это еще одна причина действовать с санкции всего сообщества, по каналам ООН. Тот факт, что в прошлом другие крупные державы, возможно, не считались с этим ограничением, не оправдывает действий России в Грузии. Самосуд всегда опасен.