Александр Бульбов рассказал об истинных причинах своего ареста

Без малого 10 месяцев назад в столичном аэропорту Домодедово оперативники ФСБ арестовали начальника департамента оперативного обеспечения Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков генерала Александра Бульбова. Одновременно с генералом были задержаны ещё несколько его подчинённых из управления собственной безопасности ФСКН. Известие об арестах вызвало тогда широкий резонанс в российских и зарубежных СМИ: многие утверждали, что в стране началась так называемая война спецслужб. При этом понять, в чём же провинился перед законом опальный Александр Бульбов, тогда было сложно.

«Наша Версия» опубликовала первое интервью генерала Александра Бульбова с момента его скандального ареста. При этом газета готова при первой же возможности предоставить трибуну для выступления оппонентам генерала.

– Александр Арсеньевич, что произошло в аэропорту Домодедово 1 октября 2007 года? Говорят, что ваше задержание сопровождалось чуть ли не потасовкой между сотрудниками ФСБ и ФСКН…

– Я не знаю, как на самом деле разворачивались события в аэропорту Домодедово, так как был задержан сотрудниками ФСБ прямо на выходе из самолёта, ещё в режимной зоне. После приземления и буксировки я видел, как к самолёту подъехал микроавтобус, из него вышли четыре человека в гражданской одежде и поднялись в рукав подсоединения к самолёту. Лица, меня задержавшие, были очень взволнованы, практически через каждый километр останавливались, выходили из машины и подолгу говорили по телефону. Затем мы въехали в Москву и стали ездить по кругу между Садовым и Третьим транспортным кольцом. Всё это время сотрудники ФСБ вели длительные и нервные переговоры. Так продолжалось пять-шесть часов, после чего меня привезли в СКП в Техническом переулке, где ещё несколько часов держали в коридоре, не объясняя причин моего задержания. Насколько я знаю, в тот день каких-либо стычек между сотрудниками ФСБ и ФСКН не было и быть не могло.

– Стал ли для вас арест неожиданностью?

– Нет, не стал. Мы знали, что готовится наш арест, и относились к этому спокойно. Но тогда я ещё не подозревал, что Басманный районный суд действительно живёт в режиме своего, «басманного» правосудия и не соответствует критериям независимого суда. Оказывается, я ошибался. Аресту предшествовали следующие события. Ещё до прибытия в Москву я узнал, что у всех оперативных сотрудников ФСКН, которые работали по «Трём Китам» и китайской контрабанде, и даже у следователя ФСКН, который последние три года работал в группе Лоскутова (следователь Генпрокуратуры, который вёл контрабандные дела. – Ред.), проводятся обыски. Я позвонил одному из руководителей ФСБ и поинтересовался, что происходит. Он ответил, что они ничего не знают и выполняют поручение СКП.

Тем не менее я уже знал, что группой, которая активно пытается дискредитировать ход расследования по вышеназванным уголовным делам, готовится арест меня и моих подчинённых. Понимая всю серьёзность происходящего, я заявил, что по прилёте в Москву, сразу в аэропорту, сделаю заявление для прессы и конкретно о попытках противодействия законному ходу расследования. Этот руководитель посоветовал мне не делать этого и положил трубку. Через некоторое время он перезвонил мне и поинтересовался временем прилёта в Москву. На выходе из самолёта меня и задержали. Неожиданностью для нас стали основания, по которым нас арестовали. У нас есть задокументированная в законном порядке информация, из которой следует, что ФСБ готовило наш арест как организаторов наркотрафика. При этом мой ежемесячный доход, по их версии, составлял 30 млн. долларов США. Но, видимо, осознав безумие этого варианта, они ухватились за дело заместителя начальника УСТМ ГУВД Москвы Яныкина М.В. по незаконному прослушиванию телефонных переговоров.

– Вы далеко не последний человек в спецслужбах, и ваши оппоненты наверняка понимали, какой резонанс вызовет ваш арест. Может, предпринимались какие-то попытки урегулировать конфликт «по-тихому»? Может, перед арестом в ваш адрес поступали какие-то предложения или, наоборот, угрозы?

– Нет, эти силы ни с какими предложениями на меня не выходили: они прекрасно понимают бесполезность разговоров со мной. Не было и конкретных угроз. Была просто ярость и ненависть к нашей группе и конкретно ко мне, так как я олицетворял главную опасность для фигурантов этих уголовных дел. В ходе расследования дела о китайской контрабанде, а оно основное, мы подошли к необходимости задержания и предъявления обвинения основным фигурантам. И перед ними стояла задача дискредитировать меня любой ценой. Это полученная по оперативным каналам и задокументированная информация.

– Сегодня вас обвиняют в том, что вы незаконно прослушивали телефонные переговоры. Причём через управление специальных технических мероприятий ГУВД Москвы. Неужели в ФСКН нет своих ресурсов для организации прослушки?

– У ФСКН России есть законные возможности вести все виды оперативно-разыскных мероприятий, определённые законом. При этом данный инструмент оперативной деятельности находится в одном из управлений моего департамента. У нас была выстроена жёсткая система контроля, позволяющая вычислить любую попытку или возможность какого-либо оперативного подразделения злоупотреблять этим инструментом. О ситуации в УСТМ ГУВД говорить не хочу, так как не знаю истинного положения дел в этом подразделении. То, что это невозможно в ФСКН России, я был уверен и, как человек, отвечающий за это, спал спокойно. Дело в том, что, кроме довольно жёсткой процедуры проведения таких оперативно-разыскных мероприятий, исключающей роль одного человека, у нас этой работой руководят принципиальные сотрудники, для которых это дело чести, и нет такой силы, которая может их заставить пойти на нарушение закона. Это действительно так, и это известно тем, кто реализовывал провокацию с нашими арестами. Поэтому и втянули сюда УСТМ ГУВД. Нелогичностей и нестыковок в этом деле много. «Цель оправдывает средства» – это как раз для этого случая.

– А вы, вообще, были знакомы с заместителем начальника УСТМ ГУВД Москвы полковником Яныкиным? По версии следствия, вы щедро оплачивали его услуги – 50 тыс. долларов за один прослушиваемый номер в месяц. И что по этому поводу говорит сам Яныкин?

– Нет, с Яныкиным я не знаком и никогда с ним не сталкивался по работе. Но хочу сказать, что за время моего нахождения в «Лефортово» меня часто переводили из одной камеры в другую. При этом менялись и люди, с которыми мне приходилось встречаться. И вот я пересёкся с человеком, который ранее сидел с Яныкиным. Он мне рассказывал, что Яныкина часто вызывали на допросы и предлагали свободу в обмен на дачу показаний в отношении меня. Но он всегда отказывался, заявляя, что не знает и никогда не знал ни меня, ни других сотрудников ФСКН. Я и мои адвокаты неоднократно ходатайствовали о проведении очных ставок и с Яныкиным, и с другими свидетелями и фигурантами этого дела. Это сразу бы всё поставило на свои места. И если следствие было бы уверено в своих обвинениях, то оно в первую очередь было бы заинтересовано в проведении очных ставок, которые могли бы «изобличить» меня. Но следствие отказывает нам в этом.

Почему же мне предъявили обвинение в рамках дела УСТМ ГУВД, хорошо объяснил в последнем интервью «МК» бывший начальник Главного следственного управления СКП Довгий. Думаю, здесь излишне что-либо комментировать. (Для справки. Бывший начальник ГСУ СКП Дмитрий Довгий в интервью «МК» заявил следующее: «Сразу после создания СКП, в сентябре, Бастрыкин передал мне оперативные материалы в отношении Бульбова и его коллег и приказал возбудить дело. Никакой конкретики в этих материалах не было, но отказаться я по понятным причинам не мог. Начали думать, как быть. Возбудить сразу? Было очевидно, что Генпрокуратура такое постановление тут же отменит. Нужно было как-то обойти «прокурорское око». Один из руководителей ГСУ предложил хитрый ход: взять любое другое дело и пристегнуть наркополицейских к нему. Бастрыкину идея понравилась. После долгих обсуждений выбор пал на расследуемое в Москве дело в отношении сотрудников ГУВД; они за взятки ставили коммерсантов на прослушку. Ни Бульбов, ни его подчинённые там, правда, не фигурировали, тем не менее дело было изъято к нам, в ГСУ.)

– А о чём вы тогда разговариваете со следователями на допросах?

– С момента моего ареста и предъявления надуманного и сфальсифицированного обвинения со мной официально проведено семь допросов. При этом ни на одном из них мне не было задано ни одного вопроса исходя из предъявленного мне обвинения. На трёх первых допросах мне задавали вопросы относительно событий октября 1993 года, на остальных знакомили с постановлениями на назначение криминалистических экспертиз, к которым я никакого отношения не имею. Идёт умышленное затягивание следствия. Цель одна – найти любой компромат на меня, мою жену, родственников, друзей и знакомых.

В этом своём рвении ФСБ завела СКП и Басманный районный суд в тупик, из которого есть два выхода.

Первый: ответственные лица ФСБ и следственная группа делают явку с повинной в связи с фальсификацией моего уголовного преследования. Второй: любой ценой вынести мне любой обвинительный приговор. Комментируя ход следствия, хочу добавить, что мной и моей защитой исчерпаны все возможные формы правовой защиты. Следственный комитет продолжает оставаться в плену домыслов и фантазий. Но беда не в этом. Беда, и не только моя, в том, что Басманный районный суд находится под полным влиянием ФСБ и выполняет её указания. В этих условиях нас обвинят и осудят за всё, что угодно. Если кто-то сомневается в моей оценке роли Басманного районного суда в этом деле, то я, пользуясь возможностью, обращаюсь к созданным вновь комиссиям по противодействию коррупции при Президенте РФ и в Государственной думе с просьбой проверить ход предварительного расследования по уголовному делу № 201/432891-07 на предмет наличия в нём коррупционной составляющей.

– Не могли бы вы в таком случае назвать имена этих могущественных людей, которые командуют судом и следствием?

– Сегодня я не хотел бы называть чьи-то фамилии. И не потому, что боюсь. Просто сейчас это не то место, где надо обсуждать, тем более что вся эта полемика льётся на мельницу недругов нашего государства, которые внимательно анализируют подобные ситуации. Все фамилии будут называться только в рамках судебных заседаний.

– После ареста в некоторых СМИ вас стали обвинять во всех смертных грехах. От «крышевания» коммерческих структур до захвата земель в национальном парке «Куршская коса». Что это за история с тамошней землёй?

– Всё это следствие того, что работа по мне в целях дискредитации велась начиная с 2007 года. Что касается Куршской косы, я родом оттуда, люблю и очень дорожу своей малой родиной. Мой отец заканчивал войну в составе 3-го Белорусского фронта в Кёнигсберге. Демобилизовался там и затем переселился на Куршскую косу в посёлок Рыбачий. А моя мама приехала туда по распределению работать учителем. С первых же дней она руководила послевоенным восстановлением посёлков Косы. Длительное время работала председателем сельского поселкового совета, пользовалась заслуженным авторитетом и уважением у односельчан. Почти 50 лет, до последних дней своей жизни, она отдавала себя людям и процветанию посёлков Косы. У нас большой род, и мы разъехались из Рыбачьего по всей Калининградской области. Моя мать, жена, брат, другие родственники и односельчане уделяли много сил возрождению былой славы посёлка Рыбачий и рыбколхоза «Труженик моря». Опорой всем преобразованиям в посёлке Рыбачий являлась фирма, созданная женой Галиной и братом Валерием.

Вся деятельность велась в законном русле. Всё, что говорил специально засланный на Косу гражданин Митволь, это ложь и клевета, и мы с ним ещё встретимся в суде. Сейчас вся хозяйственная деятельность фирмы парализована, УФСБ по Калининградской области изъяло все документы. Кстати, сейчас под патронажем Митволя активизировались силы, которые ранее стремились захватить бесценные земли Куршской косы, против чего всегда выступало местное население. Это, кстати ещё одна из причин моего уголовного преследования.

– Представители Следственного комитета неоднократно заявляли, что ваш арест никоим образом не связан с расследованием громких контрабандных дел и никак не повлияет на дальнейший ход следствия по ним. Как теперь складывается судьба дел по «Трём Китам» и китайской контрабанде?

– О том, в каком направлении сейчас идёт расследование этих дел, я не знаю. Не исключаю, что сейчас будут искать какие-нибудь «нарушения» в нашей работе и по ним будет возбуждено уголовное дело в отношении следователей и нас, ведущих оперативное сопровождение.

– После вашего задержания СМИ в один голос заговорили о «войне спецслужб». Каковы, на ваш взгляд, перспективы конфликта?

– Нет и никогда не было войны спецслужб, нет противостояния. Весь силовой блок страны работает в тесном взаимодействии, сплочён и несёт солидарную ответственность за безопасность страны, и нет сил, которые могут это единство разрушить. Это я говорю не для красного словца и не для аналитиков ЦРУ, БНД и МИ-6. Это действительно так, организм правоохранительной системы здоров, и там работают патриоты своего дела. Но, как в любом деле, тем более после тяжёлого периода развала этого правоохранительного организма государства в 90-х годах, остались пена и нанос из чиновников, забывших, что они живут в новой стране.

– Вам часто разрешают встречи с женой? Не переживаете ли вы за её безопасность?

– За всё время в СИЗО у меня было два свидания с женой и два с сыном. При этом первое – через четыре месяца после моего ареста. По поводу безопасности – да, переживаю. Дело в том, что, понимая, что абсурдное обвинение в отношении меня рассыплется в суде, если, конечно, суд будет независимым, мощный ресурс был брошен на сбор любого компромата в отношении моих родных, друзей и знакомых. Задача одна – любой ценой осудить меня и тем самым сохранить своё лицо. В заключение хотел бы выразить благодарность всем, кто нас поддерживает. Это и руководство ФСКН, которое от нас не отказалось, как это часто бывает в других структурах, когда её сотрудники попадают в сложные ситуации. Безусловно, это моя семья: супруга Галина и сын Павел, за что им низкий поклон.

В октябре 2007 года «Наша Версия» провела собственное расследование этой истории и первой из российских газет поставила под сомнение объективность расследования уголовного дела: оказавшиеся тогда в нашем распоряжении документы красноречиво говорили о том, что с доказательствами вины Бульбова и его подчинённых следствие по делу испытывает, мягко говоря, некоторые трудности. Так, к примеру, суммы инкриминируемых генералу взяток, которые он якобы получал за нелегальную прослушку, за несколько дней в материалах дела сократились вчетверо, а единственным доказательством того, что генерал занимался мздоимством, была некая оперативная справка ФСБ. Ни показаний свидетелей, ни результатов экспертиз, ни видео-, аудиозаписей в этом странном деле не было. Не менее интересными были и детали якобы противозаконной деятельности генерала. Оказывается, по мнению следствия, генерал незаконно прослушивал граждан через своих сообщников в управлении специальных технических мероприятий (УСТМ) ГУВД по г. Москве. Зачем Александру Бульбову было привлекать к прослушке ГУВД и лишних свидетелей, тогда как в его ведомстве предостаточно для этого своих сил и средств, до сих пор не может понять никто.

Позже наши подозрения подтвердила и Генеральная прокуратура, которая заявила, что обвинения Следственного комитета прокуратуры (СКП) «основаны не на фактических данных, а на предположениях органов предварительного следствия». Правда, столь резкое заявление не возымело тогда ровно никакого воздействия ни на следователей СКП, ни на суд, который заключил генерала под стражу в следственный изолятор ФСБ «Лефортово», где генерал находится до сих пор. З

а прошедшие с тех пор 10 месяцев произошло немало громких событий: сменились руководители ФСБ и Госнаркоконтроля, были выдвинуты десятки версий об истинной подоплёке этих событий. «Бульбова посадили, чтобы охладить политические амбиции директора ФСКН Черкесова»; «Бульбов перешёл дорогу ФСБ, взяв на себя оперативное сопровождение дел «Трёх Китов» и китайской контрабанды, в которых были замешаны чиновники с Лубянки»; «спецслужбы сражаются за коммерческие интересы, и Бульбов стал жертвой этого противостояния»; «Бульбов располагал компрометирующими материалами на высшее руководство ФСБ и готовился их обнародовать».

Но это лишь версии. Были и официальные заявления, причём заявления сенсационные. Так, в конце мая 2008 года в интервью «Московскому комсомольцу» бывший начальник Главного следственного управления СКП Дмитрий Довгий прямо и откровенно рассказал, что дело генерала Бульбова… было сфабриковано по приказу главы СКП Александра Бастрыкина. Но несмотря на такие интригующие подробности, которые в любом правовом государстве произвели бы эффект ядерного взрыва, генерал Бульбов продолжает находиться в СИЗО. На то, чтобы полностью проанализировать ситуацию, у него было достаточно времени, правда, до сегодняшнего дня выводами он мог поделиться лишь с адвокатами и родственниками.

Надо сказать, что идея взять интервью у Александра Бульбова возникла в редакции давно, правда, поначалу мы отнеслись к ней скептически. Во-первых, мы сомневались, что генерал пожелает выносить внутрикорпоративные проблемы спецслужб на всеобщее обозрение. Во-вторых, опасались, что могущественные оппоненты генерала Бульбова приложат все силы для того, чтобы его откровения не вышли за пределы высоких заборов следственного изолятора. Не вдаваясь в технические детали, скажем, что на подготовку этого интервью у нас ушло более месяца.