Последнее оправдание иракской войны держится на мифе

Теперь, когда стало ясно, что у Саддама Хусейна не было оружия массового поражения, что "Аль-Каида" в Ираке только окрепла, а либеральная демократия так и не распространилась по Ближнему Востоку, сохраняется одно беспроигрышное оправдание вторжения в Ирак: в результате был свергнут жестокий, фашиствующий диктатор.

Логика следующая: даже если вторжение вылилось в катастрофические ошибки, оно руководствовалось добрыми намерениями – либеральным делом помощи человечеству. В этом смысле, как часто говорил Тони Блэр, оно подобно Второй мировой войне. Многое из того, что совершили союзники между 1939 и 1945 годами – ковровые бомбардировки немецких городов, атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки – возможно, сомнительно с нравственной точки зрения, но высшая цель войны – свержение фашистских режимов – с моральной стороны была безупречна.

Но действительно ли Вторая мировая отвечала нашим представлениям о ней? Я только что прочел книгу американца Николсона Бейкера "Человеческий дым". Она вызвала жаркие споры в США и вероятно, станет самой дискутируемой книгой года, когда в мае будет издана в Великобритании.

Бейкер, в сущности, выдвигает против Второй мировой войны пацифистские аргументы. Я не пацифист, а потому не согласен с этими аргументами. Исторические свидетельства, на которые ссылается Бейкер, отобраны произвольно и иногда ненадежны; к примеру, слова Хью (впоследствии виконта) Тренчарда, основателя Королевских ВВС Великобритании, часто цитируются в таком контексте, словно он имел определенный вес, но к 1940-м годам это уже не соответствовало действительности.

Однако книга Бейкера напоминает нам, что войну вели не ради блага человечества или демократии. Великобритания воевала с Германией по той же причине, которая всегда побуждала ее вести войны в Европе – чтобы сохранить равновесие сил и предотвратить господство одного государства на континенте. Америка воевала с Японией, чтобы остановить рост этой могущественной соперницы в Тихоокеанском бассейне.

Книга Бейкера завершается 31 декабря 1941 года. В этот момент, пишет он, "большинство людей, которые погибли на Второй мировой войне, были еще живы". Это касалось почти всех жертв того, что мы теперь называем Холокостом. "Помогло ли" развязывание войны "хоть кому-то, кто нуждался в помощи"? – задает Бейкер риторический вопрос и тут же дает свой ответ в форме череды документальных "кадров". Но в историческом плане вопрос сформулирован неверно. Война и не задумывалась для "помощи" кому бы то ни было.

Представление о том, будто войны могут "помогать" – это относительно недавняя тщеславная иллюзия. Вторая мировая война была орудием британской, а затем и американской внешней политики. Верно, она началась, когда Великобритания "пришла на помощь Польше". Как отмечает Э. Дж. П. Тейлор в "Истоках Второй мировой войны", "в 1938 году Чехословакию предали. В 1939 году Польшу спасли. В период войны погибло менее ста тысяч чехов. Шесть с половиной миллионов поляков погибло. Что лучше – быть чехом, которого предали, или поляком, которого спасли?" Тейлор мог бы добавить, что обе страны были в итоге "освобождены" от Гитлера только для того, чтобы их передали Сталину.

Задним числом мы окружили Вторую мировую таким светлым ореолом, что теперь многие уверены, что причиной войны стало зверское обращение Гитлера с евреями. Однако в тот момент о евреях почти никто не говорил.

Намерения Гитлера истребить всех евреев в оккупированной Европе были убедительно подтверждены к декабрю 1942 года. Тогда раввин Стивен Уайз, глава Американского еврейского конгресса, представил президенту Рузвельту досье на 20 страницах под названием "План истребления". Услышав об этой "чудовищной политике", Палата общин встала и провела минуту молчания. Однако никто из власть имущих не задумывался более нескольких минут о возможных методах спасения евреев.

Случился бы Холокост, если бы войны не было или если бы западные демократии раньше выступили против нацистской Германии? Этого мы никогда не узнаем – хотя вероятно, если бы Великобритания в 1940 году после захвата Франции заключила бы мирный договор с Германией, евреев отослали бы на Мадагаскар. Определенно можно сказать, что война препятствовала всем слаженным попыткам по спасению евреев.

Ресурсы, которые понадобились бы для помощи евреям, пришлось бы выкраивать из военных. Любая крупная волна беженцев была бы сопряжена с риском, что немцы внедрят в нее своих агентов. Великобритания слишком нуждалась в поставках нефти, чтобы сердить арабов, эвакуируя евреев в Палестину. Предлагались варианты обмена – например, евреев на немецких военнопленных, но все эти решения могли создать впечатление, будто союзники слабы. Кроме того, зачем было союзникам помогать Гитлеру в очищении Европы от евреев? Максимум, что мы могли сделать, – заметил в 1944 году Энтони Иден, министр иностранных дел Великобритании, – это "надеяться, что германское правительство воздержится от истребления этих несчастных людей".

Стоило нам вступить в войну с Германией, как мы переместились на тот же нравственный уровень, что и она. Бейкер отмечает, что это британцы, а не немцы начали ночные бомбардировки, направленные против гражданского населения, а Черчилль не разрешал направлять продовольственную гуманитарную помощь в оккупированную Европу. В конце войны Иден смирился с требованиями СССР, что русских, обнаруженных на территориях, которые ранее контролировались нацистами, следует возвращать на родину, хотя отлично знал, что многие из них будут расстреляны. "Мы не можем себе позволить сантиментов по этому поводу", – написал он Черчиллю. Ввиду нашего альянса со Сталиным к 1945 году наше чувство морального превосходства сводилось почти исключительно к тому, что мы не подстрекали к Холокосту. Однако, поскольку мы взирали на него равнодушно, даже это превосходство относительно.

Романтизирование Второй мировой войны все эти годы заводит нас во внешнеполитические капканы. Мы ищем возможности для новых крестовых походов против новых гитлеров и муссолини. Мы жаждем благословить наших молодых парней на "благие войны", вновь сразиться с фашизмом – этим недвусмысленным злом. Тони Блэр полагал, что чувствует заинтересованность нации в борьбе с Саддамом, так как ужасно жаждал подражать Черчиллю и одержать победу над "злом". Гитлер был чудовищем и скоплением пороков; но мы воевали с ним не поэтому, а потому, что он пытался сделать свою страну конкурирующей великой державой, при необходимости применяя силу.

Сходную внешнюю политику проводили и другие лидеры, в том числе британские и американские. Как заметил Тейлор, на международной арене к Гитлеру особых нареканий не было, за исключением того, что он представлял Германию. Точно так же не было никаких нареканий к Саддаму, за исключением того, что он был иракец. Разница между Саддамом в 2003 году и Гитлером в 1939-м состояла в том, что последний представлял собой реальную угрозу и не было необходимости ссылаться в оправдание на либеральные ценности или благо человечества.