Петропавловская крепость станет русским Диснейлендом?

От «украшенной» к зимним праздникам Петропавловской крепости хочется бежать со всех ног. Колокольня медленно заливается мертвецки-фиолетовым цветом, затем проступает ядовито-зеленый, переходящий в лимонно-желтый, характерный для самой запущенной стадии гепатита. Какой-то извращенец высадил на кромке пляжа сложенные из неоновых трубок елки-раскоряки, и с помощью разноцветных веселеньких буковок превратил суровые бастионы в приветственную открытку грядущему хаму, поздравляющую с наступлением его времени — «С Новым годом!». 

Кошмар перед Рождеством 

«Главную площадь Красноярска к Рождеству украсили репродукцией картины Сурикова «Утро стрелецкой казни»… В Москве памятник Юрию Долгорукому на все зимние праздники стал Дедом Морозом — на него надели красную шубу с белой опушкой, такую же шапку и даже снабдили мешком с подарками. А в Петербурге Петропавловский собор превратился в новогоднюю елку!» — восторженно рапортуют дикторы центральных телеканалов. 

Помешательство, похоже, становится всеобщим и уже приобретает характер эпидемии. 

Приметы болезни проступают и на благородном лице северной столицы. Тревожные симптомы заметны были еще в период предъюбилейной лихорадки, когда ретивые деятели того и этого бросились украшать Петербург на свой вкус. Тогда, помнится, бурно отмечали превращение в новогоднюю елку телебашни, расцвеченной кричащими огнями. Но если даже в домах самых запойных пьяниц елку выносят на помойку хотя бы к марту, то у нас от дикой иллюминации на башне не избавились и по прошествии пяти лет. Так и режет глаз, который уже с трудом фокусируется на строгом силуэте Петропавловского собора. А теперь вот добрались и до него самого. Что ваш классический Петербург? Скука и гранит. Надо бы повеселее. Фестончиков добавить, блесток, стекляруса… 

Торжище 

Приметы нового времени повсеместно проступают не токмо снаружи, но и внутри крепости. Уже на входе тебя оглушает какая-то попсовая музыка, разносящаяся из динамиков устроенного в Иоанновском равелине магазинчика. Так сказать, задает тон — вполне в духе установок нынешнего руководства, нацеленного на превращение Петропавловской крепости в доходное место. На закате лета у Меншикова бастиона вырос какой-то шалман («кафе-караоке», как поясняли в дирекции крепости), призванный стать первой ласточкой в деле «облагораживания» Кронверкской набережной. В КГИОПе уверяли, что никаких согласований на эдакое безобразие не давали, а напротив, сочиняли предписания о ликвидации незаконно устроенного в заповеднике увеселительно-общепитовского заведения. Однако павильон, который обещали разобрать к концу ноября, и ныне там. 

Музейные экспозиции, годами создававшиеся лучшими научными сотрудниками, повсеместно уступают аляповатым скороспелкам, созданным на потребу жаждущей легких развлечений публике: теперь тут пучат бессмысленно стеклянные свои глаза восковые фигуры, возбуждают потаенные темные инстинкты «средневековые орудия пыток», а на самых подступах к храму идет бойкая торговля обращенными в ширпотреб символами Петербурга. Один из прилавков установлен буквально на паперти, чуть ли не поперек главного входа, рядом — замаскированный под сторожевую будку ларек. Ассортимент и там и тут ярмарочный. Карты игральные с «лучшими видами Санкт-Петербурга»: собственно Петропавловский собор — десятка бубен, памятник защитникам Ленинграда — восьмерка треф, Ленин на броневике — крестовый король, с ним на равных — отчего-то причисленный к петербургским достопримечательностям памятник Даниилу Московскому из Первопрестольной. А вот пепельница с изображением венчающего Александрийский столп Ангела. Уплатив 90 рублей, всякий хам получает возможность тушить хабарик прямо об ангельский лик. В одну цену (50 р.) — схожие недобрым прищуром намагниченные Иосиф Виссарионович и Владимир Владимирович. Первый — во френче и с надписью: «Любимый Сталин — счастье народное!» Второй — в летчицком шлеме за штурвалом истребителя, снабжен угрожающим обещанием «I’m be back» (вариант: «Putin-2012»). 

От полуденного залпа оба срываются с витринного стекла и падают ниц. 

— Задолбала уже эта пушка!

— ругается продавщица, бросаясь поднимать свалившихся вождей. 
И в самом деле — кому петербургская традиция, а кому — помеха торговле. 
Никаких сил призывать милость к падшим у меня больше нет. Пеняя на собственную душевную недееспособность, в поисках подкрепления свыше переступаю порог храма. 
— Ваш билет! Без билета нельзя! — супит брови женщина на «тумбочке». 

Мне, может, и не жалко 150 рублей. Но пополнять кассу заводчиков, превращающих соборную площадь в рыночную, не хочу. 

Раньше деньги тут делали разве что на Монетном дворе. Теперь в ход идет все — от казематов, где на тюремной койке фотографируются хихикающие парочки, до императорских гробов, путь к которым лежит строго через кассу. Кстати, помещенная в соборе кружка для сбора пожертвований, воспринимаемая людьми как церковная, таковой вовсе не является — ее установила и опорожняет по мере наполнения администрация. Договориться же с ней и руководством города о возобновлении регулярных богослужений пока так и не удается. От прихожан какой прок? То ли дело — поток туристов, готовых платить за удовлетворение своего любопытства. 

До недавних пор, кстати, въезд транспорта на территорию крепости был строго запрещен. Теперь здесь колесят не только легковые автомобили с «випами» и прочими «авторитетами» (ноги их к храму, видать, не несут), но и туристические автобусы въезжают через жалобно поскрипывающий деревянный мост, катят по булыжнику и паркуются вблизи собора. Выгрузив экскурсантов, ждут их возвращения, зачастую не заглушая двигателей — насколько это «полезно» памятникам, объяснять излишне. 

— Скажите, а как можно проехать туристическому автобусу на территорию крепости — заранее в администрации надо пропуск заказывать? — интересуюсь у крепких ребят в сторожевой будке. 
— Да, заранее. Но можно и прямо нам заплатить, без лишних формальностей. 
— Сколько? 
— Триста рублей. В бумажку только заверните… 

Гульбище 

Пока непритязательные охранники зарабатывают малым вредом свою копеечку, солидные люди в серьезных кабинетах разрабатывают целую стратегию превращения сердца Петербурга в денежный насос. 

Прошлой осенью стало известно о вышедшей из недр Комитета по культуре концепции развития Петропавловской крепости «как культурно-развлекательного центра» (некоторые ее положения были опубликованы, в частности, журналом «Город»).

Идея преобразования главной петербургской святыни в русский Диснейленд предполагает организацию в крепости «постоянной зрелищной программы» (как то: прием парадов ряжеными под императоров актерами, массовые забавы вроде «перехода Суворова через Альпы» или претендующее на роль исторической реконструкции действо под названием «напутствие Патриарха войскам, уходящим на войну 1812 года» — притом, заметим, что институт патриаршества в России был упразднен в 1721 году и возрожден только после революции). Плюс — концерты, помпезные званые ужины и широкие свадьбы, обжорные фестивали и прочая. Комментируя информацию о появлении такой концепции, глава Комитета по культуре Николай Буров заметил лишь, что «дирекция музея [находящегося в крепости Музея истории Петербурга. — Прим. ред.] думает о том, как подготовиться к своему 100-летию, как вдохнуть в него жизнь» и «привести в порядок хозяйство».

Что он лично «не видит ничего плохого» в том, чтобы «в крепости проводились праздничные мероприятия». И еще — мечтает и здесь залить каток, «если погода будет позволять».