Власти российских регионов активно формируют нужные итоги выборов. И это можно посчитать

Власти многих российских регионов активно формируют нужные итоги выборов. И это можно посчитать

Убеждение, что на выборах «все схвачено» и поэтому они не имеют смысла, ошибочно. Схвачено, но далеко не все. Административный ресурс и электоральная свобода — явления, вполне доступные количественной оценке.

Воспользуемся официальной электоральной статистикой начиная с 1995 года, когда они благодаря ГАС «Выборы» стали публиковаться на уровне территориальных избирательных комиссий (ТИК). То есть в географическом разрезе, на уровне сельских и городских районных администраций. Выделим показатели, которые, как можно предположить, отражают влияние А-ресурса.

1. Несоразмерно высокая или низкая явка. Скажем, на весенних выборах республиканского парламента в Дагестане на 177 избирательных участках зафиксирована явка в 100%. Мы не имеем юридических оснований утверждать, что она сфальсифицирована, но видим, что эти территории выделяются на общем фоне. То же самое с явкой на уровне 10—20%: нельзя доказать, что власти работали на срыв не нужных им выборов, но можно констатировать странный «отскок» от общего фона.

2. Несоразмерно высокая или низкая доля недействительных бюллетеней. Она высока там, где избиратель раздражен или (что чаще) в бюллетенях, отданных «нежелательному» кандидату, при подсчете противозаконно ставилась вторая галочка в пользу любого конкурента. «Нежелательный» при этом теряет голос, но увеличивается число недействительных, потому что при двух отметках невозможно установить результат волеизъявления. Низка доля недействительных там, где избиратель неестественно внимателен или (что чаще) кто-то помогает ему сделать «правильный выбор», вбрасывая заранее заполненные бюллетени. В Татарстане в 1995-м было зафиксировано 17% недействительных бюллетеней. Так совпало, что именно по этому округу избирался популярный кандидат А. Салий от КПРФ, которого местная власть очень не хотела видеть победителем.

3. Несоразмерно высокая или низкая доля голосов «против всех». Она стремится к нулю там, где недовольные избиратели отсутствуют как класс или имел место массированный вброс «правильно» заполненных бюллетеней. К сожалению, с этого года показатель не работает: строка «против всех» в бюллетене устранена.

4. Несоразмерно высокая мера «монолитности» голосования. Налицо сужение свободы выбора, обусловленное неизвестными нам причинами. Например, весной в том же Дагестане на 124 участках зафиксировано 100% за «Единую Россию». Возможно, там такие национальные традиции? Не будем гадать, а всего лишь отметим ТИКи, в которых за любую из партий или кандидатов голосуют с удивительной монолитностью.

5. Разница доли голосов, отданных победителю в данной ТИК, и среднего по стране показателя по этому кандидату или партии. Это показатель регионального патриотизма; еще один знак загадочной способности местных избирателей консолидироваться вокруг одной персоны или партии.

Понятно, что «отскок» каждого из показателей по отдельности может быть объяснен случайными обстоятельствами. Но если ТИК выделяется по всем пяти параметрам и это повторяется на каждых выборах, то есть смысл задуматься. Несложно рассчитать интегральный индекс «отскока» каждой ТИК от средних по стране величин в обозначенном пространстве пяти показателей. Для этого используем алгоритм, разработанный профессором геофака МГУ В.С. Тикуновым.

Электоральная культура

Статистика не в силах юридически корректно ответить на вопрос, были фальсификации или нет. Но зато она способна строго зафиксировать факт систематического «отскока» ряда ТИК от нормы. Почему там люди голосуют почти со 100%-ной явкой, при почти 100%-ной поддержке одной из партий, полном отсутствии недействительных бюллетеней и голосов «против всех», науке не известно. Она, конечно, немножко догадывается, в чем дело, — но это будет уже интерпретация.

Неважно, с прямыми фальсификациями мы имеем дело или народ здесь действительно так страстно любит начальство. Главное, налицо социокультурная среда, которая допускает и даже предполагает формирование подобных странных электоральных результатов. О ней, о ее географии и влиятельности и идет речь. Назовем ее «особой электоральной культурой».

«Особая электоральная культура» подразумевает повышенную управляемость участников избирательного процесса, то есть способность местной власти мобилизовать избирателей, устранить конкуренцию, добиться монолитной поддержки, консолидировать голоса и обеспечить необходимые результаты на подопечной территории.

Если бы отдельные ТИК выделились повышенной монолитностью голосования, повышенной долей недействительных бюллетеней и т.д. по случайным причинам, они были бы хаотично разбросаны по территории страны. Вместо этого мы видим устойчивые зоны «особой культуры» на Северном Кавказе и в Калмыкии, на Южном Урале, в Поволжье и в некоторых других регионах, например, в Орловской и Кемеровской областях.

Характерно, что контуры республик Тывы, Мордовии, Татарстана, Башкортостана, Кемеровской, Орловской областей как бы «сами собой», как пазл, складываются из мозаики ТИК, хотя границы субъектов Федерации не были заложены в механизм расчетов. Значит, на территории этих регионов в самом деле действует комплекс причин, приводящий к систематическому отклонению электоральных данных от фоновых значений. Несколько десятков ТИК в одном субъекте Федерации сливаются в компактное поле с повышенными значениями индекса «необычности», и граница этого поля порой идеально совпадает с административными границами.

Выехал в соседний субъект Федерации — например, из Башкирии в Челябинскую область или из Орловской области в Тульскую, — и значения индекса резко падают. Стало быть, «электоральная культура» тесно связана с особенностями административной системы региона.

Иными словами:

— в составе Российской Федерации есть ряд регионов, которые резко отличаются электоральной культурой от остальных;

— весомый вклад в феномен «особой электоральной культуры» вносит административный фактор;

— предложенная методика позволяет корректно выделять такие регионы;

— вопреки широко распространенному мифу, электоральная управляемость задается не столько Центром, сколько региональными элитами. Центр лишь задает мотивационную систему для региональных элит и старается обеспечить консенсус. Ставит задачу. Дальше на местах ее решают в меру собственного разумения.

Наряду с контрастными границами между «фоновыми» и «особыми» ареалами имеется целый ряд плавных переходов от максимальных значений индекса к средним его значениям и далее к нормальному уровню. Ярче всего пограничный контраст проявляется там, где соседствуют две противоположные электоральные (административные?) культуры. При этом даже внутри ареалов с высокой степенью управляемости встречаются ТИК с относительно независимой манерой поведения избирателей и невысокими значениями индекса. Как правило, это города, особенно самые крупные. Это еще один довод в пользу того, что рассчитанный нами индекс в самом деле отражает объективно существующую неравномерность социокультурного пространства России.

Даже в сверхуправляемых Башкортостане и Татарстане столицы Уфа и Казань выглядят как инородные тела и по значениям индекса близки скорее к Нижнему Новгороду, Самаре, Саратову и другим крупным центрам. Из десятков крупных городов, состоящих из нескольких ТИК, в категорию «управляемых», к нашему удивлению, попали лишь Москва, Екатеринбург, Новокузнецк, Красноярск и Владивосток. В абсолютном большинстве других крупных городов фиксируются близкие к фону, в целом невысокие величины индекса. Здесь выше доля независимо голосующих избирателей, лучше представлены политические активисты и наблюдатели от политических партий. Это делает выборы более прозрачными и конкурентными. В крупных и крупнейших городах выборы проходят в иной социокультурной обстановке, нежели в провинции. Тем более в провинции национальных республик.

Общее число «управляемых» ТИК изменяется от выборов к выборам. Во время президентских кампаний наблюдаются поляризация мнений и мобилизация избирателей вокруг того или иного кандидата, что отражается в повышенной монолитности голосования и увеличении индекса. Методика никаким образом не учитывает собственно политических предпочтений, но лишь меру свободы и альтернативности голосования. На выборах президента в 1996 году высокими значениями индекса отличались Калмыкия и Тыва (монолитная поддержка Б.Н. Ельцина), Дагестан и Северная Осетия-Алания (столь же монолитная поддержка Г.А. Зюганова). «Электоральная культура» — показатель среды, в которой проходят выборы, а не политических симпатий или антипатий.

Тенденцию нарастания управляемости во время президентских выборов отражает и график изменения доли управляемого электората. Этот показатель рассчитывается как процент избирателей в ТИК с индексом управляемости выше 3000 (или выше 4500 для сильно управляемого электората) в общем числе избирателей страны. Надо учитывать, что даже в самых сильно управляемых ТИК, как правило, есть избиратели, голосующие по своим собственным сценариям, так что считать всех избирателей в таких ТИК поголовно зависимыми неверно. Тем не менее общая динамика колебаний не вызывает сомнений: число управляемых ТИК и вклад управляемого электората увеличиваются во время президентских кампаний и уменьшаются во время думских (см. график).

При этом лишь 73 ТИК из почти 2750 всегда имеют индекс электоральной управляемости более 3000 на всех 7 выборах. В этих 73 ТИК зарегистрировано около 1,5 млн избирателей, что составляет 1,4% всех избирателей России.

Эти постоянно управляемые ТИК с «особой электоральной культурой» относятся к следующим субъектам Федерации:
22 принадлежат Татарстану;
18 — Дагестану;
14 — Башкортостану;
5 — Тыве;
3 — Мордовии;
по две — Адыгее, Ингушетии, Кабардино-Балкарии;
по одной — Чувашии, Краснодарскому краю, Кемеровской, Орловской и Ульяновской областям.

Если выделить только «сверх­управляемые» ТИК (с индексом всегда более 4500), то их будет всего 14:

8 — в Татарстане;
2 — в Дагестане;

по одной — в Башкортостане, Ингушетии, Тыве и Краснодарском крае.
Все эти ТИК имеют статус сельских, кроме одной — Судовой ТИК, приписанной к порту Новороссийска (Краснодарский край). Очевидно, в данном случае мы имеем вполне понятный феномен исключительной монолитности и управляемости голосования в замкнутых коллективах на борту. В целом в подобных «сверхуправляемых» ТИК зарегистрировано 225 тысяч избирателей.

Если брать в расчет не семь, а любые шесть избирательных кампаний, то «управляемых» ТИК становится 167 (из них только 6 городских), а «сверхуправляемых» ТИК — 58 (из них 3 городских). В них зарегистрировано 3,3 миллиона и 993 тысячи избирателей соответственно.

Если же, наоборот, взять ТИК, ни разу с 1995 г. не попавшие в категорию управляемых, то их оказывается гораздо больше — 832. В сумме это 31,6 млн избирателей — 30% от общего числа. Больше всего таких «фоновых» ТИК (20 и более в каждом субъекте Федерации) в Алтайском, Краснодарском, Красноярском, Ставропольском краях, Волгоградской, Калужской, Курганской, Нижегородской, Омской, Пермской, Ростовской, Рязанской, Тверской и Челябинской областях. В этих регионах доля голосов «против всех», доля недействительных бюллетеней, явка на выборы и остальные показатели управляемости близки к средним по стране. Их можно трактовать как эталон среднероссийской электоральной культуры. Это вовсе не значит, что здесь идеально свободные и справедливые выборы. Это значит лишь, что степень электоральной свободы и вмешательство А-ресурса здесь примерно такие же, как в среднем по России.
Дагестан, судя по значениям индекса, отличается ярко выраженной «особой электоральной культурой». На практике это выглядит так. На выборах президента в 1996 г. в первом туре Г. Зюганова поддержали здесь 63,2% — в два с лишним раза больше, чем Б. Ельцина. И в два раза больше, чем сам Г. Зюганов набрал в среднем по стране. То есть налицо повышенная монолитность голосования на фоне весьма высокой явки и прочих выделенных нами параметров. Но ко второму туру, через две недели, большинство ТИК Дагестана уже активно выступили за Ельцина. В первом туре разрыв составлял 34,7% в пользу Зюганова, во втором — 7,8% уже в пользу Ельцина. Амплитуда изменения в 42,5% всего за две недели в масштабе субъекта Федерации — уникальный случай во всей электоральной истории России. Сходным образом за две недели поменяли политическую ориентацию и Башкортостан с Татарстаном. «Флюгерность» — характерная черта таких территорий. Подтверждается гипотеза о том, что в подобных регионах результаты сильнейшим образом зависят от настроений региональных элит. Стоило им осознать, что они поставили не на ту лошадь, как территория радикальным образом меняет свои электоральные предпочтения. Характерно, что голосование в двух турах, хотя дало противоположные в политическом смысле результаты, было практически одинаково «управляемым» с точки зрения численных параметров социокультурной среды.

«Особая электоральная культура» не означает верности каким-то партийным или идейным принципам. Скорее наоборот. Если и можно говорить о принципах, то это принцип сохранения власти любыми средствами, в том числе через манипулирование выборами.

Иными словами, некоторая доля российского электората принадлежит не «левым», «правым», «центристским» или «националистическим» идеологам, а прагматичным региональным элитам субъектов Федерации с «особой электоральной культурой». Элиты, опираясь на административные рычаги воздействия, демонстрируют поддержку той политической силе, которая кажется им более перспективной в данный момент (см. таблицу*).

По нашим оценкам, доля «управляемого электората», итоги голосования которого решительным образом зависят от настроя региональных властей, достигает 10—12% от общего числа голосующих избирателей России. Это весьма существенная, но все же не запредельная величина.

Предвыборный расклад

Административный ресурс наиболее уверено чувствует себя в провинции, где нет надлежащего контроля и социокультурная реальность не способствует свободным выборам. Однако 73 процента граждан России живут в городах. Чем пассивнее горожане участвуют в выборах, тем больший относительный вклад в итоговый результат вносит смиренная глубинка. По понятным причинам, в том числе с помощью А-ресурса, она показывает на выборах явку на 15—25% более высокую, чем в городах. По этим же причинам она демонстрирует удивительно монолитную поддержку «партии власти» — естественно, при условии, что местные элиты хорошо мотивированы. Сегодня это так. Руководство на местах осознало, что рыночная экономика при условии сохранения власти в руках бюрократии открывает гораздо более заманчивые перспективы, чем при советской власти. В этом, с одной стороны, секрет путинской стабильности, а с другой стороны, причина смещения электоральной поддержки В. Путина и «Единой России» из урбанизированных территорий (за некоторыми важными исключениями вроде Москвы) в провинцию.

В условиях раскола элит в 90-х годах Б. Ельцин был «президентом городов», в то время как провинция выступала с консервативно-коммунистических позиций. Сегодня ситуация зеркальная. В. Путин скорее «президент провинции», тогда как города в основном игнорируют выборы или дают на 10—15% сниженную поддержку «Единой России».

Парадоксально, что более свободная манера поведения городского избирателя реализуется прежде всего в растущей поддержке КПРФ.

Весной на выборах в Орловской области регион в целом при активном использовании А-ресурса влиятельного губернатора Е. Строева обеспечил победу «Единой России» — естественно, в основном за счет провинции. В самом же Орле «ЕР» получила гораздо меньше голосов и уступила КПРФ. Аналогичная ситуация сложилась в Самарской области, с той разницей, что в г. Самаре «ЕР» уступила «Справедливой России». На Ставрополье консолидированные городские элиты с помощью городских избирателей сумели выиграть не только сам Ставрополь, но даже в краевом масштабе пересилить административный ресурс губернатора Черногорова, который работал на «ЕР», опираясь, само собой, на «управляемую» глубинку.

Судьба грядущих думских выборов в руках горожан. Консолидированный административный ресурс не сможет обеспечить «партии власти» прибавку более 10—15%. Для этого у него просто нет свободных мощностей. Чтобы уравновесить 10%-ный прирост явки в сравнительно свободно голосующих городах, потребуется поднять (натянуть) среднюю явку в управляемой провинции примерно на 30% — ведь горожан втрое больше! Это при уже достигнутых на селе значениях явки порядка 60—70% сделать технически невозможно. Даже в суперуправляемом Дагестане суммарная явка не превышает 75—80%. Похоже, это технический предел.

Аналогичным техническим пределом для электоральной поддержки «партии власти» при максимальной эксплуатации А-ресурса служит порог в 55%. Больше невозможно сделать без скандальных нарушений избирательных процедур и возвращения России в социокультурную реальность, напоминающую вчерашний СССР или сегодняшний Дагестан. Это сделать гораздо труднее, чем кажется: среде свойственно сопротивляться. Данную операцию лучше всего проводить, поместив города под идеологический наркоз. Так, например, случилось с Москвой, где продвинутые граждане считают аполитичность чуть ли не главной гражданской доблестью и позволяют при низкой реальной активности манипулировать городскими выборами почти как в деревне Гадюкино.

Между тем все просто. Если горожане, вместо того чтобы оправдывать себя разговорами о том, что «все равно ничего не поделаешь», не поленятся и просто придут голосовать — кому как больше нравится — то суммарный результат будет далеко не таким предсказуемым, как видится сегодня. Миф о всесилии А-ресурса работает прежде всего на А-ресурс — как это всегда бывает с тоталитарными страшилками.

лошадь, как территория радикальным образом меняет свои электоральные предпочтения. Характерно, что голосование в двух турах, хотя дало противоположные в политическом смысле результаты, было практически одинаково “управляемым” с точки зрения численных параметров социокультурной среды.

“Особая электоральная культура” не означает верности каким-то партийным или идейным принципам. Скорее, наоборот. Если и можно говорить о принципах, то это принцип сохранения власти любыми средствами, в том числе через манипулирование выборами.

Иными словами, некоторая доля российского электората принадлежит не “левым”, “правым”, “центристским” или “националистическим” идеологам, а прагматичным региональным элитам субъектов Федерации с “особой электоральной культурой”. Элиты, опираясь на административные рычаги воздействия, демонстрируют поддержку той политической силе, которая кажется им более перспективной в данный момент.

Таблица