Герои не его романа: новая телепостановка \"Войны и мира\"

Телеканал "Россия" приступил к показу очередной версии "Войны и мира". На этот раз за переработку толстовской эпопеи взялись не отечественные мастера, а иностранные специалисты: в копродукции с 35-миллионным бюджетом поучаствовали Франция, Германия, Италия, Испания, Польша, а вклад России кроме сопродюсирования на экране заметен благодаря известным русским актерам в ролях выдающихся исторических деятелей. Ожидать от новой телеверсии педантичного следования первоисточнику не советуе.

Сценаристам, перед которыми лежат на столе четыре тома "Войны и мира", а в голове тикает воображаемый секундомер, отмеряющий всего-то восемь часов экранного времени, можно лишь посочувствовать: при всем уважении к "зеркалу русской революции", если следовать обстоятельному темпу старика Толстого, который чуть ли не два тома не дает толком познакомиться Наташе Ростовой с князем Андреем, в хронометраж никак не уложиться. Поэтому никаких, конечно, салонов Анны Павловны Шерер в телефильме быть не может: свежая экранизация, осуществленная режиссером Робертом Дорнхельмом, американским гражданином румынского происхождения, начинается не с салонной болтовни, а с карканья ворон над полем битвы -- это, впрочем, не конкретное сражение, а абстрактная иллюстрация, на фоне которой звучит закадровая преамбула, произносимая как бы голосом доброй исторички: "История наша начинается в 1805 году, когда Наполеон отказался от плана вторжения в Англию и продвигался на восток".

Быстрота продвижения наполеоновских войск, о которой толкует невидимая учительница, вполне сопоставима с той скоростью, с которой сценаристы нынешней постановки продвигаются по толстовским сюжетным перипетиям. Фильм начинается прямо с именин в доме Ростовых, где самым удобным образом сходятся все основные действующие лица. Пьер Безухов (немец Александр Бейер), который в романе данные именины, может, и посещал, но с Наташей и парой слов не обмолвился, в телеверсии является запросто, как старый друг семьи, и Наташа (француженка Клеманс Поэзи), бросившись ему на шею, требует немедленно рассказать ей о Париже. Похожий на графа Калиостро зловещий князь Василий (итальянец Тони Берторелли) и дочь его Элен (Виоланте Плачидо, похожая на своего отца Микеле Плачидо, но далеко не такая ослепительно красивая, как представлялось Толстому) забегают на минутку, ненадолго отлучившись от одра умирающего графа Безухова, у которого из-под подушки они никак не могут вытащить завещание в пользу Пьера. И наконец, беременная княгиня Болконская (француженка Элоди Френк), которую Толстой по рассеянности забыл познакомить с Наташей Ростовой, приезжает поздравить именинницу и приводит на поводке своего мужа князя Андрея (итальянец Алессио Бони).

Ненавидящий свет Андрей Болконский морщится и упирается, как и завещал Лев Николаевич, но при виде друга Пьера оживляется и несет какую-то благодушную отсебятину: "Жена захотела развеяться, и мне радость -- яд светских язычков бывает пользителен", и не теряя драгоценного времени, успевает пококетничать с Наташей, случайно столкнувшись с ней в отдельной комнате. Так что уже в первой серии, после того как князь Андрей все на тех же именинах зачитывает депешу о том, что "его величество Александр двигает войска против Наполеона Бонапарта на территорию Австрии", Наташа может с чистой совестью признаться Соне (румынка Ана Катерина Морариу), что встретила "мужчину своей мечты".

То, что герои фильма почти не пользуются толстовскими диалогами, слух не особенно режет -- скорее странно было бы слышать текст "Войны и мира" от этих условных персонажей, которые с самого начала начинают жить своей, более динамичной жизнью, независимой от великого, но склонного к занудству Leo Tolstoy. Поэтому, когда Элен, вымучивая из Пьера предложение, решительно отбрасывает все эти толстовские улыбки и односложные фразы и берет быка за рога: "Я женщина, и как все мы, хочу прислониться к мужской груди", такую энергичность можно только приветствовать.

Вообще, любая экранизация Толстого -- затея настолько же безнадежная, насколько героическая, и даже не по причине колоссальных объемов текста. В случае с каким-то другим писателем, возможно, сходство актеров с записанными на бумаге приметами персонажей не так принципиально. Но заядлый физиономист Толстой имел привычку так скрупулезно описывать мельчайшие особенности лиц, причесок, мимики и пластики каждого своего персонажа, что невозможно представить кого-то из них без этих деталей вроде коротковатой верхней губы княгини Болконской или лучистых глаз на некрасивом лице княжны Марьи.

Поэтому рассматривать киноверсии толстовских романов лучше всего, напрочь абстрагировавшись от первоисточника, как самостоятельное произведение -- в нынешней версии, казалось бы, авторы позволили себе возмутительную дерзость, сделав Наташу блондинкой, но зато тут нет совсем уж удивительных кастинговых парадоксов вроде лондонского гея Руперта Эверетта в роли донского казака Григория Мелехова или Вячеслава Тихонова-Штирлица в роли князя Болконского. То, что все исполнители старше, чем полагается персонажам книги, практика настолько обычная, что и брюзжать по этому поводу уже надоело, а остается находить в этом положительные стороны.

Так, например, в 1805 году императору Александру I было 28 лет, и Толстой то и дело упоминает его "молодое, прекрасное" лицо -- но разве не прекрасно лицо Игоря Костолевского, играющего императора в новой "Войне и мире", да к тому же более взрослый, умудренный опытом император, а не беспомощный мальчишка, как у Толстого, выглядит солиднее и основательнее, когда выпивает с Наполеоном в Тильзите. Что касается другой нашей звезды -- Владимира Ильина -- в роли Кутузова, то, возможно, он не располагает достаточно крючковатым носом, но фельдмаршальскую хитрость и стратегическое коварство передает убедительно. Так что в целом можно сказать, что Россия вышла из такого рискованного предприятия, как очередной перенос на экран "Войны и мира", с минимальными потерями -- пожертвовав верностью толстовским буквам и отдав описание жизни рядовых героев на усмотрение иностранной коалиции, но зато сохранив дух и характер двух существенных фигур родной истории.