Петр Вайль: Конец российского парламентаризма

Эту дату – 5 сентября 2007 года – стоит внести в какие-нибудь там поминальники. В учебники истории она и так должна попасть. Не то, чтобы произошло нечто неожиданное, поразившее воображение. Просто расставлены все акценты.

5 сентября 2007 года – конец российского парламентаризма.

Ничуть не будучи склонен к пафосу, не могу не вынести эти три слова в заглавие – чтобы запомнить получше.

В этот день был опубликован указ президента России о проведении выборов в Государственную думу. Тем самым – официально положено начало избирательной кампании. Той самой, о которой на главных телеканалах страны с энтузиазмом говорят – сколько сюрпризов ожидает, какие сложные интриги переплетаются, какая острая предстоит борьба между основными конкурентами – партиями "Единая Россия" и "Справедливая Россия". Как-то честнее получилось в Казахстане: там весь парламент целиком состоит из одного пропрезидентского "Нур-Отана", все 108 депутатов. В российской Думе – тоже почти так же, но зачем-то один "Нур-Отан" называется "единый", а другой – "справедливый".

Всё к этому шло, повторим, но тут как-то суммировалось, сложилось воедино.

1. Больше не будет депутатов-одномандатников, только партийные списки. То есть, если ты не член какого-нибудь "нур-отана", то никакие таланты и достоинства тебя в парламент не приведут.

2. Проходной барьер повышен с 5 процентов до 7-ми. То есть маленьким партиям надеяться уж вовсе не на что.

3. Отменен минимальный уровень явки избирателей. То есть, хоть десять человек придут в миллионном городе – выборы состоялись.

4. Отменена графа в бюллетене "Против всех".

То есть, возможность протеста пресечена не только на уровне области или города (пункт 3), но и на индивидуальном.

Зачем это всё перечислять? И так все знают. Знают, но осознают ли – что это оно: в народе поэтически называется "подкрался незаметно, а виден был издалека".

Причем очень издалека. Еще из времен Верховного Совета, который примерно с теми же основаниями, что нынешняя Государственная Дума, именовался тоже почему-то парламентом.

Самое дивное голосование, в котором я когда-либо принимал участие, произошло со мной тогда. В мирной жизни я, разумеется, ни к каким урнам, кроме уличных, не ходил. Так что имел право считать, что когда в газетах пишут "проголосовали 99, 99 %", то вот эта 0, 01% - это я и есть. Но в армии жизнь другая. Избирательный участок в нашей части устроили в спортивном зале, развесили хоругви, но возникло серьезное препятствие. Участки должны открываться в 6 утра, а подъем в казармах – в 7. Поскольку участие в выборах – дело добровольное (записано в Конституции), заорать "Рота, подъем!" раньше семи нельзя. А проголосовать как можно раньше – дело чести каждой воинской части. И второе: в Строевом уставе ясно сказано, что по территории части передвигаться можно только строем. А раз строем – то это же не индивидуально получается, а организованно.

В результате, как всегда, победил Кафка. Офицеры, тихонько тряся за плечо, будили без четверти шесть сержантов. Сержанты, тихонько тряся за плечо, будили рядовых. И мы нестройной толпой побрели к спортзалу отдавать свой гражданский долг – совершенно добровольно и абсолютно индивидуально.

Что это вдруг вспомнилось?