Резо Габриадзе: «Все хорошее нам досталось от неандертальцев»

 

  • Каково это — восстанавливать старый спектакль? «Бриллиант маршала де Фантье» — это же постановка 1983 года. А пьеса вообще была написана, когда никакого театра марионеток еще не было.
  • Это вторая постановка, но спектакль все же новый. Все это начиналось тридцать пять лет назад. Театр Руставели попросил меня написать эту пьесу, но политика театра изменилась — и спектакль не поставили. А через какое-то время я открыл театр марионеток и поставил ее у себя. На это меня толкал мой друг, замечательный грузинский художник Тенгиз Мирзашвили. Он сделал очень красивые эскизы кукол, я добавил к ним свои. Спектакль имел успех. А затем перестройка, всех раскидало, кого куда. Куклы ушли в хранилище.

    И вот, через столько лет, я снова к нему вернулся. Переписал пьесу, появились новые герои. В нем звучат и голоса современных молодых актеров, и тех, кто озвучивал этот спектакль десятилетия назад: Рамаза Чхиквадзе, Эроса Манджгаладзе, Верико Анджапаридзе, Саломе Канчели, Медеи Джапаридзе. Их, к сожалению, уже нет в живых. Нет в живых и моего друга Тенгиза. Всем им я и посвящаю эту новую постановку. В общем, порванная связь времен восстановлена на нашей маленькой сцене.

    Пьеса эта написана для парусиновых балаганов. Как все-таки жаль, что их больше нет. Где шум, возбужденные зрители, леденцы, все перемешано… Помните, как у Бенуа о балагане? Это писал большой художник, он с детства столько знал! И прекрасно понимал всю ценность этого искусства. Зритель там освобождается. А у нас все пуговицы закрыты наглухо и на лице культурная улыбка.

    У комедии есть свои особенности. Ее обязательно надо смотреть со зрителями, чтобы чувствовать их дыхание. Особенно в кино. Можно сказать — «энергию», но я не люблю это режиссерское слово. Как скажут, мне сразу становится неинтересно, непонятно и глухо.

    Без чего моего театра не было бы? Без статей Гордона Крэга и немецкого романтика Генриха Кляйста. Думаю, там — лучшие мысли о театре. Они писали и о марионетках, кстати. А еще — без моего детства, без Кутаиси. Удивительно, какой там был хороший театр. Временами там работал Евгений Евгеньевич Лансере, представляете (художник, член объединения «Мир искусства», брат Зинаиды Серебряковой, племянник Александра Бенуа. —Прим. ред.)? Или режиссер Кушиташвили, который ставил спектакли на Бродвее, потом вернулся и обосновался в Кутаиси — ему было запрещено жить в столице. Я там школьником смотрел Гольдони. Прекрасно там ставили комедии и умели их играть, между прочим.
    • Уйти из кино и открыть свой маленький театр марионеток после тридцати с лишним сценариев, «Кин-дза-дзы», «Мимино», «Не горюй!» — это все-таки был довольно эксцентричный поступок. Или нет?
    • Я всегда считал себя в первую очередь художником. Но жизнь так сложилась, что мастерской у меня не было. Я жил в одной комнате с женой и ребенком. А что можно делать дома на кухне? Можно рисовать малую графику с подсветкой акварелью. А о живописи и не думать. Мои работы тех времен — размером с кухонный столик. Потом я с трудом отвыкал от этих размеров. А что еще? Можно писать сценарии. Я как-то хорошо сошелся с молодыми режиссерами — Данелией, Шенгелаей. Так я попал в кино. Но мне всегда хотелось вернуться к себе, в свой порт. А мой порт — это живопись.

      Мне однажды предложили сделать что-нибудь для Тбилисобы — у нас есть такой городской праздник, День города. И я неожиданно сказал, что открою театр марионеток. Первым делом поставил современную версию «Травиаты» — «Альфреда и Виолетту». Ничего оригинального. «Дама с камелиями» и «Травиата» — это ведь безотказные вещи. Всем молодым режиссерам советую с них начинать. Там все, что нужно для театра.
    • А как ваши коллеги и друзья отреагировали на то, что вы занялись марионетками?
    • Не думаю, что они это считали большой драмой. Собственно, связь с Данелией продолжалась. Одно другому не мешало. Сценарии обычно писались два-три месяца, не больше. Кроме «Кин-дза-дзы», ее мы очень долго делали. Она все-таки сложновата по композиции.
    • Лет 10 назад было ощущение, что от марионеток вы немного устали: вы ничего не ставили, даже говорили в интервью, что трюк с театром затянулся и разговоры о нем вас угнетают.
    • В какой-то момент я почувствовал себя заложником театра. Такое и с кино было. Поэтому несколько лет я ничего не ставил и много-много рисовал. И как-то подуспокоился. Сделал спектакль, потом еще один. Театр — это все-таки радость.

      Пьесу я эту когда-то писал в Питере, моем любимом городе. Как вылечусь, обязательно туда слетаю. Без Питера мне трудно дышится. Это завораживающий город. Самая крайняя, самая северная точка Средиземноморья. Кончалось Средневековье, случился взрыв Ренессанса, и камни от него потом очень долго падали. Ньютон, Декарт, Гете… И наш Александр Сергеевич. В Петербурге про Ренессанс можно многое понять.

      Я люблю Питер, каким его рисовали мирискусники. Они мне очень помогали, действие спектакля же происходит в Париже. А я хотя и бывал в Версальском саду, но, рисуя Версаль, все время вспоминал «Прогулки Людовика» Бенуа. Одно из великих чудес человечества — этот сад Версаля. Очень похож на музыку.
      • Откуда у Грузии такая прочная связь с Францией? Иоселиани ведь неслучайно стал именно французским режиссером. В советской мифологии грузины как раз были такими тайными французами.
      • У России с Францией связь все-таки сильнее и длиннее. Вообще, Франция — она для всего мира! И расположение чудесное: снизу — Средиземноморье, сверху — теплый Ла-Манш и Атлантика. Когда стоишь в виноградниках Бургундии, понимаешь, как важна эта география Франции. Страны вечной весны. И вина, величайшего их достижения. Как красиво выглядит одинокий француз, сидящий у окна в полупустом кафе и смотрящий на бокал вина!

        Впрочем, и Англия довольно теплая страна. Она называет себя нордической, но мне говорили, что во дворе Шекспира стоит лавка, сделанная из туты, под которой когда-то сидел Шекспир и иголкой кушал туту, боясь вымазать кружева на рукаве. Тута — дерево южное. Криво стояло у забора моей бабушки. Тута из Китая, тутовый шелкопряд шелк делает. Так что в нордичности Англии я засомневался.
      • Почти все, что вы делаете, так или иначе вертится вокруг темы памяти, ностальгии, воспоминаний детства. Но ведь так было не всегда — ваши киносценарии были скорее про современность. В какой момент детство становится важнее, чем то, что происходит с миром прямо сейчас?
      • Вот что такое счастье? Ощутить его сразу же, в ту же секунду, мне никогда не удавалось. Но, наверное, есть такие люди, у которых это получается — почувствовать, когда оно происходит. А у меня счастье всегда в воспоминаниях — и всегда оно покрыто патиной времени, без ненужных деталей. Никогда не угадаешь, когда придет счастье. Иногда это просто листочек случайный. Вы молоды, вам может это быть непонятно. У вас-то все еще впереди. 

        Есть такое состояние — медитация. Вы, наверное, помните, это бывает в детстве: когда отключаешься и просто стоишь, ни о чем не думаешь. Недолго, может, минуту, может, и больше. Может, эта минута и была счастьем. Трудно об этом говорить. Как о прошедшем мимо ветерке.
        • Но вы ведь всегда были очень внимательны к мелочам, к деталям. Вам совсем неинтересно, как сейчас устроена жизнь?
        • Как может быть неинтересно это безумие, которое происходит сейчас? Конечно, умный собеседник скажет, что мир был безумным всегда. И что температура этого безумия постоянна. Она такая же, как и при великом полководце Чингисхане. Но у Чингисхана не было химии. А сейчас любой магазин «Чистый дом» — это военный склад. Можно что-то с чем-то смешать, и полгорода не станет. А еще компьютер, а еще интернет. Лучше об этом не говорить. Мне иногда кажется, что дороговизна нефти — это спасение. Потому что, если кто-то найдет, чем ее дешево заменить, нам всем конец.
        • Так она как раз подешевела сейчас.
        • Подешевела. Ох, не хочу я вести разговор туда, где политика. Что я хочу сказать — человек, вооруженный абсолютной энергией, ничего не придумал лучше, чем разрушить Эверест и сделать из него бюстгальтеры, пончики и новые брюки.

          Я иногда подсчитываю в уме, сколько же асфальта на земле. Думаю, если сложить все вместе, территория будет не меньше Европы. Это страшновато. И вот еще какая важная вещь: вы заметили, что из городов исчезли птицы? У нас на проспекте Руставели во времена моей молодости стоял такой мат! Потому что прилетали птицы и лили нам на пиджаки. А сейчас тишина. Я думаю, все дело в фейерверках. Чуть что, сразу стреляют. Сорок пять лет назад родился какой-нибудь толстый дядя, и в его честь пальба по ночному небу. У птиц — разрыв сердца, собаки прячутся в ванной, младенцы заикаются. Просто беда.
        • А как вам кажется, человек с возрастом становится мудрее?
          • Я что-то не особенно за собой замечаю. Боязливее становится. Это обычно и называют мудростью. Просто появляется опыт. Опыт, конечно, ценная вещь. Молодым опыт может быть полезен. Ведь было время, когда стариков скидывали со скалы за ненужностью и за «лишний рот». Впрочем, тогда и старики-то были какие? По 35 лет. «Сильвио был глубокий старик», — писал Пушкин. А Сильвио было 32.

            Опыт — да, а с другой стороны — уже возраст, тяжело. Я же все делаю вручную. Рисую задники, делаю кукол. Спектакль театра марионеток — это не постановка, а строительство. Кукол надо вылепить, выточить. Знаете, сколько всего нужно сделать, чтобы кукла просто сделала шаг? Бельгийские кукольники в этом большие мастера. И итальянские. Какие есть кукольные театры на Сицилии! Там до сих пор играют «Неистового Роланда» Ариосто. Все 49 тысяч страниц. Про это есть красивая история: спектакль уже кончился, кукольник заснул, и вдруг в полночь кто-то стучит в дверь. Он выглядывает: «Это ты, Джулио, почему не спишь?» «Как спать, когда Орландо в плену? Освободи его!» Ну, пришлось открыть, отпустить Орландо или Роландо, не помню. Вот такие зрители были! У нас были такие в Кутаиси. Один за любовь к театру серьезно поплатился. Он думал, что каждый вечер в театре показывают новый спектакль. И посреди вечера как закричит с галерки: «Ты зачем опять ее душишь, маму твою так?!» Отсидел три года за хулиганство.
            • Я где-то читал, что китайским традиционным куклам после спектаклей обязательно отвинчивают головы. Чтобы они ночью не жили своей жизнью. Эти все кукольные дела — они же с ритуалов, с магии начинались. Ну, вам это лучше меня известно.
            • Да, конечно. Нет, на самом деле это все от неандертальцев пошло. Все хорошее — музыка, философия — нам досталось от неандертальцев. Их просто оболгали. А это были нежнейшие люди. Умнейшие. Они первыми посмотрели на небо и поняли, что мы оттуда. Вся великая пещерная живопись — их. Покажите мне хоть одного художника из великих, кто отказался бы от этих работ. Вот этот пещерный художник и есть неандерталец. Тот, который думает о нас. А все остальные — банальные гомо сапиенс, как мы с вами, вы согласны?

              И девушки у них были красавицы. А у человека что? Одно совершенство — Одри Хепберн. А больше никого и нет. Да еще моя бабушка Домна. И ваша.