Филосовский бред

Смертная казнь нужна обывателю

Андрей Ашкеров, философ:

Криминализация сознания, это факт, который над нами, над всеми довлеет. Криминализация сознания, она же проявляется не только в том, что много преступлений, но, что преступления, в общем-то, вызывают какое-то внутреннее одобрение даже. Она проявляется и в том, что требуются, наоборот, жестокие методы расправы с преступниками. Мы должны понимать, что криминализация, это не только тайное сообщничество преступников, но и обратное нечто, попытка карать преступника его же собственными методами и более кровавыми даже, чем он использует. И вот эти две формы или, точнее два проявления криминализованного сознания, они сейчас очень сильны. И на уровне массового восприятия, на уровне обыденных суждений о мире, вот это требование «око за око» - оно очень распространенно, и надо понимать, что это тоже криминальное явление. Проблема нашего общества, в том, что разрушение механизмов социализации, в том числе гражданской социализации, привело к тому, что криминальное сознание, вообще, криминальный стиль поведения и стиль мышления стал таким способом социализации, авторитеты криминальные стали культурными героями. Посмотрите какой резонанс сегодня вызывают похороны «Япончика» у самых разных слоев. И у тех, кто читает желтую прессу и у тех, кто числится яйцеголовыми интеллектуалами.

Что касается проблемы смертной казни, то это такая серьезная, на самом деле, проблема. Вот, когда я думал, вообще в истории мысли, кто ближе всего подступался к рассмотрению этой проблемы, то мне вспомнился, конечно, де Местер. Де Местер, это, прежде всего, такая фигура, вызывающая очень большую настороженность в истории мысли, он стоял очень особняком. Как такой ретроград, реакционер, такай апостол кнута. И вот де Местер говорит о палаче, что это абсолютно уникальная фигура, роль которой, в общем, симметрична роли Папы и роли монаха. Помимо всего прочего, де Местер выступает поклонником средневековой монархической власти и поклонником инквизиции.

Что делает палач? Палач, с точки зрения де Местера, он скрепляет общественные узы, на нем держатся общественные устои. ''Вот уберите фигуру палача,- говорит де Местер,- и рухнут троны''. Вот это вот, казалось бы, экзотическая логика, она теперь может стать обще- распространенной, я чувствую, как эта логика прорастает в толщи обыденного сознания. Дело в том, что де Местер утверждает то, что очень близко современному среднему человеку. Де Местер говорит о том, что жизнь есть война, что люди постоянно конфликтуют. Что люди конфликтуют не только друг с другом, но они ведут конфликт непримиримый, жертвенный конфликт с самими собой. И вот палач воплощает квинтэссенцию этого конфликта. Помимо этого, палач, это некоторый ответ, который дает цивилизация на то, что человек от природы своей не совершенен. Человек от природы своей зол, человек от природы своей корыстен, человек от природы своей жаждет, в общем, некоего неудобства для другого и некоего блага только для себя. Такова позиция де Местера, но мы бы были бы очень наивными людьми, очень благодушными, если бы не замечали насколько эта позиция распространена в рамках современной этики. Этики, с которой мы сталкиваемся на каждом углу. Этики, с которой мы сталкиваемся в офисе. Этики, с которой мы сталкиваемся в метро. Этики, с которой мы сталкиваемся в очередях. Современный обыватель, в этом смысле, наследник де Местера. И вопрос о смертной казни, конечно же, вопрос о вот этой толще умонастроений, о том, что выступает средоточием этого умонастроения. Насколько, в действительности, обыватель жаждет крови и насколько кровавая фигура должна для него воплощать порядок.

Проблема в том, что раньше на все суждения, подобные де- местеровским, существовал ответ со стороны просветителей и тех, кто выступал наследниками просветительской философии. Да и в ответ на то, что люди признавались злыми от природы, несовершенными, порочными, греховными, всегда находился тот, кто, вслед за Руссо, говорил о том, что люди, на самом деле, свободны, что люди, на самом деле, тяготеют к благу, что люди, на самом деле, могут стремиться к совершенству, это совершенство безгранично. Проблема в том, что вот этот вот просветительский пост, просветительский ответ был связан тоже с развитием институтов, которые занимались воспитанием человека. Человек, в любом случае зол он или добр, стремится к благу или он злонамерен изначально, все равно, кто-то должен его опекать. И вот сегодняшняя ситуация, это ситуация кризиса вот таких вот институтов опеки. И в этом смысле, против рассуждений де Местера нет никаких возражений, более того, просветительская логика и контр-просветительская логика, которую воплощает де Местер, они сегодня соединились воедино. Потому что, обе эти логики ведут к превознесению тех институтов, которые должны ведать человеческой душой, ведать человеческой природой. Быть авторитарными по отношению к самой возможности человеческой свободы и санкционировать эту свободу, и следить за тем, чтоб человек умел ею пользоваться или не пользоваться, это, в общем, одно и тоже.

Отсюда некий кризис в рассуждениях о смертной казни. Смертная казнь становится чем-то, что нельзя обосновать. Ни с точки зрения её отвержения, ни с точки зрения обоснования её необходимости. В любом случае, мы упираемся в проблему вот этих вот институтов, ведающих человеческой свободой, ведающих человеческим предназначением, ведающих человеческим целеполаганиям. Но мы дорого заплатили за деятельность этих институтов. Ведь и ГУЛАГ был таким институтом, воспитательным. И вот вопрос о смертной казни. Это вопрос о переосмыслении институтов воспитательной власти и государства, как воспитательного института. Можно сказать, конечно, что, действительно, современный человек пытается воспринять смерть в режиме удаленного доступа. Со всеми, только не со мной, как можно дальше от меня. Для этого существуют хосписы, существуют больницы, никто не умирает дома, и уже сформировалась своеобразная этика не умирать дома. Современные люди, пока они живут, они мнят себя бессмертными. Но это делает их предельно равнодушными к проблеме смерти. Посмотрите, кто подойдет к упавшему человеку даже, если он хорошо одет в толпе, справится о его здоровье, что с ним, вообще, сталось. Почему он, собственно, упал. Все отгородятся массой предрассудков по поводу того, что, наверно, он слишком хорошо повеселился где-то, наверное, да наверное, кто-то другой обратит на него внимание. Поэтому, вот это вот отношение к смерти - оно конститутивно. Раз смерть где-то далеко, раз ты, хотя бы на какое-то время, бессмертное существо, а современный человек, он отвоевал себе право на бессмертие, здесь и сейчас, внутри своего здорового нагламуренного, закаленного фитнесом, существования. И раз он себе это бессмертие завоевал в борьбе очень жесткой, криминализация и здесь проявляется тоже. Значит, он имеет право не обращать внимание на смерть, значит, проблема смертной казни для него существует как нечто очень далекое. Современному человеку совершенно все равно, есть ли смертная казнь или нет.