Почему американские бомбежки ИГ протеста не вызывают, а наши – вызывают?

Вдумайтесь – ведь в самом деле странно. Я не фанат Штатов. Мне резко не нравилась не только иракская авантюра Буша, но и афганская, поддержанная всем миром. И бомбежки Югославии тоже не нравились резко – и сегодня уверен, что это была большая глупость, негативные последствия которой несоизмеримы с позитивом. Но война американцев против ИГ такого протеста у меня не вызывает. А вот наша – вызывает.

Почему? Ведь казалось ИГ и Талибан – близнецы-братья. Почему же у Буша не было права обрушиться на Афганистан в 2001-м, а у Обамы в 2015-м такое право появилось? И почему, если оно есть у Обамы, его нет у Путина? (То есть читай – у нас всех, Путин ничего без нашего разрешения не делает, а раз мы на улицы миллионами не выходим, значит, не против.)

Тонкие материи. А разобраться необходимо. Потому что внутренний голос вполне уверен. Обаме можно, а Путину нельзя. Обаме можно, а Бушу (и до него Клинтону в Югославии) было нельзя. Что это он так странно судит? Ведь нелогично. Тем более, что он, голос этот так же уверен, что и Обаме было нельзя – в Ливии. Где логика?

Давайте начнем с "них". Что было не так в действиях американцев в 99-м, в 2001-м и в 2003-м году?

"Не так" было силовое вмешательство во внутренние дела. "Не так" было и вранье, очевидное в 2003-м году, менее очевидное в 2001-м и еще менее очевидное – в 1999-м. Под лозунгами демократизации американцы боролись за собственные геополитические интересы, неся смерть демократизируемым. Они действовали как весьма архаичный волк-прагматик в шкуре овцы-гуманиста. Но хвост-то из-под шкуры почему-то торчал волчий. И рот был почему-то в чем-то красном, для овцы нетипичном.

Можно ли вмешиваться во внутренние дела и даже такие, как гражданские войны, силой? Вопрос кажется не таким и простым – ведь детские-то драки мы разнимаем. Но он становится совсем простым, если обратиться к мотиву вмешательства. В геополитике он, этот мотив всегда эгоистичен и направлен всегда на получение выгод для себя: цель не защитить слабого, а обобрать обоих драчунов. Возможно, в мире и нужен был бы мировой полицейский, но мы еще не доросли до того, чтобы следить за тем, чтобы этот полицейский не занимался рэкетом.

Вот и ключ ко всем загадкам. Войны Запада против Югославии, Афганистана, Ирака, Ливии и даже предотвращенная тогда еще очень сильным, действительно сильным внешнеполитическим ходом Путина не начатая война против Сирии были войнами, в общем-то, захватническими, агрессивными.

Ситуация с ИГ совершенно другая. Здесь мы видим зло не внутреннее, как Талибан, а зло экспансивное, зло расширяющееся – зло, которое нужно ограничить. Это уже не два малыша, сцепившихся из-за машинки, которых не стоит разнимать, и особенно – с намерением забрать машинку себе. (Если только их борьба не грозит серьезными травмами, но и тогда присваивать машинку раздора себе нехорошо.) Это другой случай – здесь банда покинула пределы своего двора и идет терроризировать весь район. И, естественно, их надо остановить и объяснить им теми методами, которые могут до них дойти, что хулиганить нехорошо даже в собственном дворе.

Но тогда, чем же мне плох Путин? Ведь он вроде бы занимается тем же делом.

Да, нет – тем же, да не тем же. Только "вроде бы". Мотивы здесь, совершенно очевидно, другие. Не борьба с вышедшим из берегов хулиганством. Есть тут и эгоистичный геополитический интерес, и не менее эгоистичный интерес политический внутренний: много есть резонов, о которых активно пишут политологи, которые заставляют РФ метать бомбы в Сирии. Но чего здесь точно нет – это стремления ограничить зло.

Потому что мы сами сегодня – точно такое же зло. Точно такая же банда, решившая потеррорезирировать район. И наш "русский мир" в той версии, какая существует сегодня , если сравнивать его с их "мировым халифатом", имеет только одно отличие. Он наш, а не их. Платочки вместо паранжи, более терпимое отношение к водке и ветчине и менее терпимое к опиуму и гашишу – вот, пожалуй, и все отличия между нами.     

Мы не полицейский, выступивший на защиту мира от хулиганов. Мы – шпана, решившая по тем или иным причинам – неважно даже, по каким, подраться с другой шпаной. А это, конечно, внутреннему голосу нравиться не может.

Может ли шпана стать полицейским? Жизненный опыт некоторых наших политических деятелей настраивает их оптимистично: дескать, не то, что может, а было уже  – уже становились.

Но, вообще говоря, это возможно только в одном случае. При полном раскаянии в своем шпанистом прошлом.

Потому что без раскаяния шпана прошлой не бывает.