Война порождает новые вопросы — один неприятнее другого

1. Существует ли договоренность между властями США и России о совместных действиях против «Исламского государства»?

В ходе недавних прямых переговоров между Владимиром Путиным и Бараком Обамой Сирия была одной из главных тем. О каких-либо конкретных результатах встречи ничего не известно. Но сразу после решения Совфеда по использованию войск в Сирии официальный представитель посольства США Уильям Стивенс заявилагентству «Интерфакс»: «Я бы хотел подтвердить, что, когда президент Обама встретился с президентом Путиным, они согласились, что у США и России есть общий интерес в борьбе с ИГИЛ в Сирии. Они договорились о необходимости создать канал между военными во избежание недопониманий между коалицией и Россией. Но наша позиция ясна: президент Асад — неподходящий партнер для борьбы против террора и экстремизма в Сирии».Спутниковый снимок самолетов и вертолетов ВВС России на российской базе в Латакии, 20 сентября 2015 года

Вместе с тем Вашингтон в последние дни заметно смягчил свою позицию по вопросу о будущем дамасского режима. Госсекретарь Джон Керри в беседе с журналистами CNN подчеркнул, что если раньше США требовали немедленной отставки Башара Асада, то сейчас они согласны на постепенную смену власти и «управляемый уход» диктатора «в течение разумного периода времени».

Несмотря на смягчение позиции США, первые часы официального российского участия в сирийском вооруженном конфликте были отмечены беспрецедентно резкими заявлениями России в адрес американцев. Телекомпания Fox News со ссылкой на высокопоставленные американские источники сообщила, что российские дипломаты якобы потребовали от США немедленно прекратить полеты над Сирией, которые осуществляются в рамках коалиции против «ИГИЛ». Американцы объявили, что не собираются из-за давления Москвы как-либо менять свои военные планы в Сирии. Заявление пресс-секретаря Путина Дмитрия Пескова о том, что Россия является «единственной страной, которая будет осуществлять эту операцию (против ИГИЛ) на легитимной основе» тоже звучат совершенно не по-союзнически.

2. Будет ли «Исламское государство» единственной военной целью для российских ВВС?

На протяжении последних полутора лет, с момента начала операции по аннексии Крыма, Владимир Путин превратился из уважаемого лидера уважаемой страны в почти изгоя, политика образца 30-х годов, эпохи «Судетского кризиса», «Данцигского коридора», аншлюсов и «пятых колонн». Вряд ли для Путина было приятным осознавать себя в положении ископаемого, странного атавизма.

Теперь же хозяин Кремля вновь возвращается на международную арену как лидер, говорящий более-менее понятным языком о волнующих мировое сообщество темах, — словно в эпоху зари своего правления, когда Россия объясняла разрушительную военную операцию в Чечне именно антитеррористической борьбой. Как мы помним, тогда Кремль оппонировал европейским правозащитникам, говоря о необходимости борьбы с терроризмом, а некоторое время спустя, осенью 2001 года, путинская Россия поспешила стать партнером и помощником западной коалиции, начавшей войну с «Талибаном» и «Аль-Каидой». Вновь оседлать тему «борьбы с терроризмом» Путину диктует в том числе и успешный опыт 2001 года. Тогда получилось войти в число мировых лидеров, расстаться с образом странного лубянского офицера, ведущего кровавую колониальную войну, — получится вернуться в серьезный клуб серьезных людей и сейчас.

Конечно, за 14 лет Владимиром Путиным было многое сказано и сделано, и вновь стать вполне проатлантическим политиком не получится. В начале 2000-х Путин более чем лояльно отнесся к размещению американской военной базы в Средней Азии, а по вопросу возможного присутствия американских военных в Грузии говорил: «Никакой трагедии нет и быть не может. Почему в Средней Азии можно, а в Грузии нет?» Человек, более десяти лет размышлявший об «майданных технологиях» и «однополюсном мире», что-то подобное вряд ли сможет повторить.Бойцы «Свободной армии Сирии», противостоящие правительственным войскам Башара Асада

Но карта «антитеррористической борьбы» по-прежнему воспринимается как козырь, средство легитимизации и индульгенция. Другой вопрос — будет ли начинающаяся в сирийском небе борьба действительно антитеррористической.

В ходе своего выступления с трибуны Генассамблеи ООН Путин фактически не разделял ИГИЛ и сирийские повстанческие группировки, и, вполне возможно, российская военная авиация тоже не будет делать таких различий. Первый удар российские самолеты, по данным CNN, нанесли по району города Хомс, в окрестностях которого действуют сирийские повстанцы, поддерживаемые западной коалицией. Кто конкретно, кроме 27 мирных жителей, погиб под русскими бомбами, сказать невозможно.

Москва активно продвигает тезис о том, что главная противоборствующая «Исламскому государству» сила — это армия Башара Асада. Точек реального боевого соприкосновения правительственных войск и ИГИЛ не так уж много — это отдаленный район города Деир-эз-Зор на востоке страны, а также некоторые участки фронта в районе города Алеппо и в провинции Хомс.

Анонимный собеседник РБК в Кремле утверждает, что цель авиаударов — нанесение инфраструктуре ИГИЛ невосполнимого ущерба. При этом подчеркивается, что российская операция, в отличие от действий западной коалиции, будет успешной, так как наши ВВС будут действовать в тесной координации с армией Асада.

То есть речь идет о том, что армия Асада должна воспользоваться разрушительными последствиями ударов по ИГИЛ, чтобы перейти к наступательным действиям. Каким образом можно перейти к наступательным действиям против ИГИЛ, если Асад держит главный, самый тяжелый фронт вовсе не против ИГИЛ, а против повстанцев, — совершенно непонятно.

Действия России могли бы быть эффективны, если бы координация осуществлялась не только с силами Асада, но и с повстанцами, контролирующими значительную территорию страны и тоже воюющими с ИГИЛ, но для Кремля военная координация с оппозиционерами невозможна.

Если же предположить, что Москва действительно сосредоточит свои военные усилия на ИГИЛ, не нанося ударов по повстанцам, тогда непонятно, каким образом это поможет спасению режима Асада и всей так называемой «сирийской государственности». Ведь главные поражения Асад терпит именно от повстанцев, именно с ними его армия ведет тяжелые бои недалеко от Латакии и под Дамаском, и если режим Асада и рухнет — то не из-за ИГИЛ, а под ударами повстанческих группировок.

3. Чего ждать гражданам России от военной операции в Сирии

По отношению к событиям в Сирии (в отличие от событий в Украине) в российском обществе нет никакого восторженного консенсуса — по данным «Левада-центра», большинство россиян выступаетпротив участия наших военных в сирийской войне.Боевик-джихадист «Исламского Государства» с обломками сбитого самолета ВВС Сирии

В том случае, если России действительно удастся не втянуться в широкомасштабные военные действия на суше, а присутствующий в Сирии военный контингент ограничится охраной российских военных баз на западе страны, общество может пережить очередную военную авантюру Кремля относительно безболезненно. Правда, нельзя сбрасывать со счетов еще одну трагическую вероятность. Если хотя бы один самолет наших ВВС будет сбит и летчик попадет в плен к исламистам, видеокадры с участием этого летчика будут чудовищными. Остается надеяться, что российская авиация, так же как и американская, сможет избежать любых потерь в сирийском небе.

Также нельзя исключать, что подразделения российских воск, вопреки заявлениям кремлевских чиновников, окажутся вовлечены в бои уже в ближайшем будущем — пусть и неофициально, с нашивками каких-нибудь частных военных корпораций на рукавах. Географическая удаленность Сирии и имеющиеся у солдат значительные трудности (в отличие от Украины) с доступом к мобильному интернету помогут командованию скрывать факты участия в боях куда эффективнее, чем это было в Донбассе.

Следует также помнить, что закрепленный недавно в законе запрет на обнародование данных о потерях в ходе спецопераций создаст журналистам и гражданскому обществу серьезные трудности при поиске информации.