Черчилль о Троцком и коммунизме

  

Когда узурпатор и тиран опускается до литературной полемики, когда коммунист не делает бомбы, а изливает душу в капиталистической прессе, когда беглый военачальник вновь и вновь переигрывает свои сражения, когда отставленный палач превращается в говоруна у салонного камина, мы можем возрадоваться признакам наступления лучших дней. Передо мной лежит статья, которую Троцкий, он же Бронштейн, недавно написал для еженедельника John O'London's Weekly. В ней он рассуждает о характеристиках, данных мной Ленину, об интервенции союзников в России, о лорде Биркенхеде и других спорных темах. Троцкий написал ее в турецком изгнании, откуда он направлял петиции в Англию, Францию и Германию с просьбой пустить его в ту самую цивилизацию, разрушение которой было и остается главной целью его жизни. Россия, его собственная Красная Россия, которую он, невзирая на страдания других и риск для себя, кроил и сшивал по собственному произволу, выбросила его вон.


Все его интриги, все его дерзкие свершения, все его труды, все его призывы, все его жестокости привели только тому, что другой "товарищ", его подчиненный в революционной иерархии  и равный ему по количеству преступлений, правит сегодня, заняв его место, а он, тот, который когда-то был триумфальным Троцким, один хмурый взгляд которого означал смерть для многих тысяч людей, превратился в наполненный злобой бурдюк, безутешно застрявший на берегах Черного моря и позднее выброшенный на побережье Мексиканского залива.


Ему было трудно угодить. Ему не нравился царь, и поэтому он убил его и его семью. Ему не нравилось правительство Российской империи, и поэтому он взорвал его. Ему не нравился либерализм Гучкова и Милюкова, и поэтому он сверг их. Он не мог выносить социально-революционную умеренность Керенского и Савинкова, и поэтому он сел на их место. А когда коммунистический режим, за победу которого он боролся изо всех сил, наконец победил по всей России, когда диктатура пролетариата стала верховной властью, когда новый общественный порядок из теории превратился в практику, когда ненавистные традиции и культура русского народа были уничтожены, когда секретная полиция стала на службу Третьего интернационала, короче говоря, когда он приплыл на свою Утопию, он все еще не чувствовал удовлетворения. Он все еще ярился, рычал, ворчал, кусался и плел интриги.

Он поднял бедных на богатых. Он поднял нищих на бедных. Он поднял преступников на нищих. Все случилось так, как он хотел. Но пороки коммунистического общества требовали все новых жертв. Опустившись на самое дно самой глубокой впадины, он попытался нырнуть еще глубже. Бедный негодяй, на дне он напоролся на скалу. В мире нет ничего ниже преступного коммунистического класса.
Но коммунизм - это не просто вероучение.

Это план действий. Коммунист - это не просто носитель определенных взглядов, он еще и заклятый адепт тщательно продуманных средств для их осуществления. Изучены каждая фаза, каждый аспект анатомии недовольства и революции и составлен настоящий учебник по подрыву существующих общественных институтов. Способы осуществления являются такой же частью коммунистической религии, как и само учение.

Сначала для защиты младенца используются освященные временем принципы либерализма и демократии. Свобода слова, право на публичные митинги, любые формы легальной политической агитации и конституционные права идут парадом по улицам, и их никто не отрицает. Заключаются союзы с каждым общественным движением на левом фланге.

Создание умеренного либерального или социалистического режима в период общественных потрясений становится первым этапом. Но как только он оказывается у власти, его тут же свергают. Неприятности и общую нехватку всего, вызванные смутой, надо использовать. Между представителями нового правительства и рабочими нужно устраивать схватки, по возможности кровавые. Надо создавать мучеников. Из примирения правящих кругов тоже необходимо извлекать прибыль. Пропаганду пацифизма можно использовать как маску, скрывающую ненависть, которой ранее люди никогда не знали. Доверие исключено; точнее, его нельзя оказывать некоммунистам. Каждый акт доброй воли, терпимости, примирения, милосердия и великодушия, предпринятые правительством или государственными деятелями, должен использоваться для того, чтобы сокрушить их. А затем, когда подойдет время и наступит удобный момент, нужно не мешкая и без сожаления использовать любые формы смертоносного насилия - от восстания уличной толпы до убийств конкретных людей. Цитадель будет взята под флагами свободы и демократии, а как только аппарат власти окажется в руках вождей движения, вся оппозиция, все несогласные должны быть уничтожены навсегда.

В натуре Троцкого были спрятаны все качества, необходимые в искусстве уничтожения общества: организационный талант, как у Карно, холодный отстраненный интеллект, как у Макиавелли, ораторская способность увлекать толпу, как у Клеона, жестокость, как у Джека Потрошителя, стойкость, как у Оутса. Его неустанную высокую способность к действию не ослабляли ни малейшее сострадание, ни человеческие чувства родства или духовного единства.  Подобно раковой опухоли, он рос, он питался, он причинял страдания, он убивал в полном соответствии со своей природой. Троцкий был амбициозен, и амбициозен в самом обычном смысле этого слова. Никакой коллективизм в мире не мог отнять у него чувство эгоизма, который стал в нем болезнью, и болезнью роковой. Он не только должен разрушить государство, он должен затем управлять тем, что от него останется. Он ненавидел любую систему управления, если она не предусматривала его в качестве командира или по крайней мере первого заместителя.

Какое место займет он в истории? Несмотря на все ужасы Французской революции, яркий свет освещает ее сцену и лица действующих на ней актеров. Вот уже сто лет мрачно сияют на ней жизненные пути таких личностей, как Робеспьер, Дантон и даже Марат. Но скучные и убогие фигуры  большевиков не вызывают интереса даже размерами своих преступлений. Все неординарное, контрастное затоплено широким интернациональным наводнением. Даже смерть миллионов и страдания десятков миллионов не вызовут у будущих поколений интереса к их патологическим лицам и диковинным именам. К сегодняшнему дню многие из них уже поплатились за свои преступления. Из тюрем ЧК они появились на свет, чтобы сделать перед всем миром свои странные противоестественные признания. Они встретили свою смерть втайне, такой же, какая окружала смерть столь многих более достойных и храбрых людей, которых они приговаривали когда-то сами.