Мы спятили? Да

 

Я не о "86" (сopyright Кремль). Я о "14" (сopyright Кремль).

О чем мы говорим? При чем тут беженцы в Европе? Что он Гекубе? При чем карикатуры Шарли? У нас нет других тем?

Из того же ряда Кострома. Из того же – воскресный митинг в Марьино (будет тепло и безопасно, приходите на революцию, потребуем смену власти, кофе free).

У медали две стороны. Одна – нас "разводят". ГосСМИ и примкнувшие к ним "вожди протеста". Нам рассказывают о том, что, если бы бороться за голоса костромичей не так, а вот так, то всё было бы совсем не так. И мы "ведемся" – в разговор втягиваемся, поддерживаем. И обсуждаем и перспективы получения двух мандатов в костромской совет, потому что и один – это такая силища! И – судьбу несчастной Европы, которой жить осталось считанные часы. И закономерности в не менее, чем у всей Европы, несчастной судьбе парижской газеты. И еще тысячу столь же важных тем.

С этой стороной всё понятно. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы замуж не просилось. А чтобы не просилось, нужно дать пустышку. Меньше будет крика. Спокойней можно будет заниматься своими, важными делами. В общем, ничего нового: есть стадо баранов, надо дать им козла в лидеры. (Я ни на кого не намекаю.)

Но есть у медали и вторая сторона. А мы-то что? Ну, "разводят". Это понятно. Но зачем же "разводиться"? Ведут. Но зачем же вестись? Мы ведь уже не маленькие. Или – маленькие?

Ну, ладно – Кострома. Здесь еще какая-никакая тема была: про наперстки, про политическое поле, про вообще что делать. Но Европа-то к нам какое отношение имеет? Ругать ее, жалеть, обсуждать, советовать – не из нашего положения можно этим заниматься. Это как человек, у которого в доме пожар полыхает, начнет учить соседа правилам противопожарной безопасности. Крымнаш выбросил нас из мирового информационного поля: разговоры про геополитическое и цивилизационное соперничество утратили для нас смысл в момент обострения мании величия, она же – мания преследования (и это не гиперболы – это реальная симптоматика).

Много можно наговорить умных слов, но в устах психического больного они звучат неадекватно. Это наша реальность. Так зачем же люди, которые этой психической чумой еще (или уже – более оптимистичный взгляд) не заболели, бросаются в эти же темы? Что - нет других?

Да, нет – есть другие. Собственно даже не "другие", а "другая". Как нам жить и что нам делать? Тема для власти неприятная. От которой хорошо бы нас отвлечь. ЕЙ нас хорошо бы отвлечь. Но НАМ бы хорошо не отвлекаться. Хорошо бы не бросаться на любой информационный повод. Хорошо бы думать и говорить не о том, что нам навязывают, а о том, о чем нам нужно думать и говорить.

Например - о строжайшем запрете на ложь. Не для власти – для власти мы ничего запретить не можем, да и ей как без лжи, когда у нее весь талант здесь? А для себя любимых, для своих властителей дум и просто лидеров. Чтобы не читать нам победные реляции "Яблока" о кровью добытых 5 процентах на выборах в сельсовет Гадюкино, в котором и жителей-то не более двадцати. И – приглашения Парнаса на ошибках этой избирательной кампании подготовиться к следующей, чтобы провести ее на еще более высоком уровне.

Правдивость – она великая сила, грозное оружие. Вот то же Яблоко отказалось от него и получает результаты близкие к статистической погрешности. Это в целом по стране. А правдивый (во всяком случае мною не замеченный в криводушии) Шлосберг в своей Псковской губернии, мало чем отличающейся от губернии Костромской – народ-то один, одним своим примером добивается того, что не великие, но все-таки видимые без лупы, избирательные успехи у яблочников есть: там того туда избрали, здесь этого – сюда. А в сумме чуть ли не 17 яблочников начинают политическую карьеру в советах разных уровней (интересно, не могу не съязвить, сколько вырастет из них Яромизулиных?).

Требовать правдивости от Жириновского, Киселева и многих других наших товарищей, конечно, большого смысла нет. Не смогут, и если захотят. Природа... Так этого и не нужно. Ее, правдивости то есть, нужно потребовать от себя. От самих. От любимых. И себе же запретить криводушие и ложь.

И сразу же изменится очень многое.