Линии
Дитём, я здесь, откинувшись, лежал:
И восхищался разумом земли;
Здесь детский Илион ума дремал
И плыли древних греков корабли.
И только вновь придя, найду овраг,
Вокруг там, на болотистом просторе,
Песок, мель серая, дождь, ветер, мрак,
Тоскливый вечер, горестное море.
Всё ж, лишь случайно можно здесь найти
Подобье Ионических равнин,
Люблю свои далёкие пути,
Люблю паденье туч во тьму стремнин.
Коричневым вернётся, с шумом море ныне
Чтоб снова заявилась на линиях прямых
Бездонных берегов туманная пустыня
В круг призраков стенаний основных.
*
Lines [‘Here often, when a child, I lay reclined’]
Here often, when a child, I lay reclined:
I took delight in this fair strand and free:
Here stood the infant Ilion of my mind,
And here the Grecian ships did seem to be.
And here again I come and only find
The drain-cut levels of the marshy lea,
Gray sandbanks and pale sunsets, dreary wind,
Dim shores, dense rains and heavy-clouded sea.
Yet thro’ perchance no tract of earth have more
Unlikeness to the fair Ionian plain,
I love the place that I have loved before,
I love the rolling cloud, the flying rain,
The brown sea lapsing back with sullen roar
To travel leagues before he comes again,
The misty desert of the houseless shore,
The phantom-circle of the moaning main.
*
Alfred, Lord Tennyson
Комментарии
If
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you;
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too:
If you can wait and not be tired by waiting,
Or, being lied about, don't deal in lies,
Or being hated don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise;
If you can dream - and not make dreams your master;
If you can think - and not make thoughts your aim,
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same:
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build 'em up with worn-out tools;
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings,
And never breathe a word about your loss:
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: "Hold on!"
If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings - nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much:
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that's in it,
And - which is more - you'll be a Man, my son!
Моей мечте люб кругозор пустынь,
Она в степях блуждает вольной серной,
Ей чужд покой окованных рабынь,
Ей скучен путь проложенный и мерный.
Но, встретив Холм Покинутых Святынь,
Она дрожит в тревоге суеверной,
Стоит, глядит, не шелохнет травой,
И прочь идет с поникшей головой.
В. Брюсов
(Шутка Ивана)
Если Вы можете заполнить неумолимую минуту
С точностью шестидесяти секунд ,
Ваша - Земля и всё, что находится на ней,
И - более того - Вы будете Человеком, моим сыном!
Чтоб с большим благородством пострадать
От стрел и петель тягостной судьбы,
И развести руками море бед,
И чем закончить? Умереть: и спать;
Не больше; сном, сказать что нам конец
Шок естества и тысяча страданий
Та плоть - наследник, что доведено
До искреннего. Умереть и спать;
Спать: и мечтать: да, есть что протирать;
Поскольку в том сне смерти, есть мечты
Когда стянули смертную катушку,
Дать паузу нам: то есть уважение,
Что сделает беду для длинной жизни;
И восхищался разумом земли;
Здесь детский Илион ума дремал
И плыли древних греков корабли.
Я в детстве приходил на этот склон,
Где колокольчики в траве цвели.
Здесь высился мой древний Илион
И греческие плыли корабли.
И только вновь придя, найду овраг,
Вокруг там, на болотистом просторе,
Песок, мель серая, дождь, ветер, мрак,
Тоскливый ветер, горестное море.
Теперь тут сеть канав со всех сторон
И лоскуты болотистой земли,
Лишь дюны серые — да ветра стон,
Дождь над водой — и груды туч вдали.
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?
И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.