Основным направлением работы Информцентра «Сути времени» в Донецке было и есть освещение событий, происходящих в Донецке, Донецкой Народной Республике, Донбассе. Донецк подвергался интенсивным обстрелам, не проходило и дня, чтобы снаряд или ракета, выпущенные военными киевской хунты, не поразили какое-нибудь здание в жилых кварталах, промышленный объект. Горели дома, гибли люди.
И мы старались фиксировать эти преступления, сообщать о них России и миру, не давать им уйти из памяти народной, противостоять лжи, распространяемой украинскими СМИ. Снимать картинки горя людского было трудно. Горящие и разрушенные дома, раненые и убитые мирные люди, зачастую просто разорванные на части тела — смотреть на это было очень тяжело.
Я помню, как мы приехали в город Ясиноватая, к дому, рядом с которым упала ракета «Град». Она упала во двор, в котором в это время сидели на лавочках трое молодых людей. И взорвалась. Все трое погибли. Двоих погибших просто перемешало в кровавую кашу, вокруг которой были разбросаны фрагменты человеческих тел.
Мы сняли эту страшную картину. Но необходимо было, чтобы кто-нибудь из местных жителей рассказал о том, что именно произошло. Обычно люди, ставшие свидетелями трагического события, охотно делятся своими переживания на камеру. Мы подошли к небольшой группе женщин, стоявших у дома через дорогу, и обратились к ним с просьбой рассказать, что они видели. Одна из женщин как-то потянулась к нам и внезапно задала вопрос: «Их тела целы?»
Я не нашелся, что ответить. Она все поняла по моему молчанию — и упала в обморок. Это была мать одного из погибших.
Тяжело выступать сторонним наблюдателем, когда вокруг тебя столько горя. Если бы мы были обычными репортерами, гоняющимися за «жареными» фактами, я бы не смог продолжать эту работу. Нельзя заниматься такой работой, если ты не сострадаешь человеческому горю, если не понимаешь ежесекундно, что твоя задача — донести эту боль до тех, кто будет потом смотреть сделанные тобой видеосюжеты. И люди, пережившие ужас обстрелов, чаще всего понимают необходимость сообщить миру о том, что происходит на Донбассе, делятся на камеру своими переживаниями, обращаются к миру, к своим заблудшим бывшим украинским соотечественникам.
По роду своей деятельности мне приходилось и приходится много общаться с иностранными журналистами. Зачастую они приходят, как в ресторан, где в меню значится: «Попасть в аэропорт или другие горячие точки, пообщаться с ополченцами и прочее». Я взял себе за практику перед тем, как попытаться помочь корреспонденту получить доступ к желаемому для него объекту, переговорить с ним, понять его мотивацию, понять — что за человек передо мной.
Чаще всего я задаю один вопрос: «Расскажи, а что происходит в твоей стране, что тебя волнует, тревожит из жизни твоей страны». И если я вижу, что передо мной равнодушный наблюдатель, уверенный почему-то, что он способен «объективно, непредвзято» освещать события, у меня пропадает желание ему помогать. Осознает ли сам репортер или нет, но, по моему мнению, «объективный, непредвзятый, не принимающий ни одну из сторон конфликта» наблюдатель находится по другую сторону линии фронта информационной войны.
В ноябре 2014 года я приказом командира был переведен в состав боевой группы и вместе со своими товарищами неделю занимался тренировками на нашей базе в Ясиноватой, а потом по ротации поехал на боевое дежурство в Пантелеймоновку. В Пантелеймоновке мы круглосуточно, сменяя друг друга, стояли на охране бронетехники, тренировались, готовились к отражению возможной атаки вооруженных сил киевского режима.
Командиры старались по максимуму заполнить наше время: тренировки, учеба, боевое дежурство. Воспитывалась готовность в любое время дня и ночи выполнить боевой приказ, оттачивалось умение его выполнить.
Жизнь в боевой группе отличалась от той, которую мы вели в информационном центре, она в большей степени способствовала обретению состояния внутренней мобилизации. И я решил, что полезно было бы всем членам Информцентра по очереди принять участие в тренировках боевой группы «Сути времени».
Однако жизнь внесла свои коррективы. По окончании моего двухнедельного пребывания в составе боевой группы она получила задание занять позиции в донецком аэропорту. И я поехал в аэропорт вместе со своими товарищами.
Мы погрузились вместе с имуществом, оружием и боеприпасами в грузовой «Урал» и приехали к небольшому полуразрушенному дому вблизи аэропорта, выгрузились, а оттуда нас небольшими группами перебросили к хорошо известному сейчас зданию церкви Свято-Иверского женского монастыря. Мы выгрузились и бегом перебежали к небольшому двухэтажному зданию коттеджного типа — бывшему домику настоятеля монастыря.
Командир распределил нас по позициям. Меня в составе небольшого отряда отправили на позицию «Кочегарка» — это котельная и бытовой корпус, расположенные метрах в пятистах от нового терминала, еще занимаемого в то время так называемыми «киборгами». На позициях уже находилось пять бойцов из отряда «Спарта» Моторолы. Нам предстояло выполнять задачу вместе с ними. Боевая задача заключалась в ведении постоянного наблюдения за терминалом и поддержании постоянной готовности к отражению возможных вылазок неприятеля.
На «Кочегарку» мы отправились ночью, как стемнело, прошли быстрым шагом, почти бегом, груженные оружием и боеприпасами, через кладбище и ввалились в цокольный этаж небольшого бывшего административно-бытового корпуса.
Жить предстояло в темноте, электричества не было, практически не было и окон в низком помещении с обилием труб под потолком. Освещался наш кубрик лампадкой, принесенной из разрушенной церкви, был небольшой запас свечек оттуда же. Воду приносили из котельной.
Был установлен график дежурств на посту — в помещении частично разрушенной котельной. Смешанная команда из нас и «мотороловцев» приступила к работе. Мы зашли на позиции, не имея поначалу ни касок, ни бронежилетов, и бойцы Моторолы помогали нам — делились с нами своими касками и бронежилетами, когда мы заходили на дежурство. От того места, где мы расположились, и до места, где несли дежурство, было недалеко — метров тридцать, но преодолевать их нужно было только бегом в бронежилете и каске. Позиция почти постоянно обстреливалась из минометов, работали по ней и украинские снайперы.
Вскорости нас обеспечили вначале касками, а потом и бронежилетами.
Вошли в ритм жизни на позиции — дежурство по графику в котельной, днем в одиночку, ночью по двое, подготовка к возможному наступлению, обстрелы, перемещения полусогнувшись и перебежками.
Через неделю после того, как мы зашли на позиции в аэропорту, мне было приказано вернуться в информационный центр «Сути времени» и я вновь включился в работу по созданию видеосюжетов.
А боевая группа продолжала занимать позиции в аэропорту, активно противодействуя попыткам «киборгов» изменить ситуацию в свою пользу. Когда к середине января 2015 года штурмовая группа подразделения Моторолы полностью выбила киборгов из нового терминала, огневую поддержку ее работе оказали бойцы бригады «Восток» и вместе с ними одно из самых боеспособных подразделений «Востока» — 10-я рота 3-го батальона (ОТГ «Суть времени»).
Но до того, в начале января, была зимняя школа «Сути времени» на нашей базе в Александровском. Занятия школы начались сразу после Нового года, но так получилось, что я приехал в Александровское первым из донецких, еще 26 декабря, и мне довелось поработать вместе с поселенцами по подготовке к школе. Вначале было как-то неудобно, что ребята смотрели на меня как на героя, я же понимал, что никаким героем я не был. К тому же я стал узнаваемой фигурой, так как снялся в нескольких наших роликах в качестве ведущего. Но потом ко мне все привыкли, и я просто стал чувствовать себя среди друзей. Мы вместе работали, мне было приятно наблюдать, как александровцы помогают друг другу, я старался, насколько мог, вписаться в их трудовые будни.
А потом был Новый год в Александровском и школа. В ходе школы ситуация в донецком аэропорту обострилась. Часть наших товарищей — в том числе, Болгарин — уехала со школы раньше, чтобы вновь зайти на наши позиции. Впереди их ждал бой 17 января.
Читать другие рассказы ополченцев
Комментарии