Православный строй и коммунистический режим

События октября 1917 г. явились логичным продолжением тенденции демократизации общества. Большевики победили под лозунгом гуманных общенациональных ценностей. Власть перешла к Советам, которые являлись на тот момент национальной формой воплощения русской демократии. Отражая волю рабочих, солдат и крестьян, т. е. подавляющего большинства населения России, они заложили основу новых властных институтов, демократичных по своей изначальной природе.

Говоря о сложившемся после февраля 1917 г. двоевластии, нужно учитывать, что правительство своими действиями, и прежде всего продолжением войны, откладыванием решения земельного вопроса, оттолкнуло от себя подавляющее большинство граждан. Другой важнейший аспект состоял в том, что парламентаризм, ассоциировавшийся в народном сознании с результатами деятельности Третьей и Четвертой Дум, был безнадежно скомпрометирован, поскольку, в силу избирательного закона от 3 июля 1907 г., действия этих двух Дум не отражали действительного волеизъявления народа, что зеркально проявилось, например, в безоговорочной поддержке Четвертой Думой войны с Германией. Отсюда и недоверие к правительству, в котором заседали думские деятели и которое продолжало проводить старую линию по двум важнейшим вопросам — войны и земли.

На первоначальном этапе партийный состав Советов был неоднороден, но к октябрю 1917 г. перевес получают большевики. И прежде всего потому, что выступили за немедленное прекращение войны (еще в 1914 г. социал-демократическая фракция в Четвертой Думе открыто выступила против начала войны). Программа большевиков того периода отражена в докладе В. И. Ленина «О задачах пролетариата в данной революции». И основные ее элементы были чисто демократическими: рабочий контроль над производством, национализация земли, банков и крупнейших монополий. Легкость свержения Временного правительства и быстрое малокровное установление власти Советов объясняются тем, что народ видел в большевиках выразителей насущных требований. Второй Всероссийский съезд Советов принял Декрет о мире, где война объявлялась преступлением против человечества, и Декрет о земле, отразивший дух 242 крестьянских наказов, утвержденных как приложение к Декрету. Особое внимание стоит обратить на то, что Декретом о земле предусматривались жесткие меры по борьбе с анархией, когда порча конфискованного имущества объявлялась тяжким преступлением и каралась революционным судом, а на уездные Советы крестьянских депутатов возлагался контроль над конфискацией, учетом и охраной имущества. Основой Декрета о земле большевикам послужила эсеровская программа. Ее реализация отвечала многовековым чаяниям народа и воспринималась как акт социальной справедливости, а само большевистское правительство получило огромную поддержку крестьян, и никого не интересовало, чья это программа с точки зрения партийной принадлежности.

Первые декреты Советской власти были чисто демократическими: о рабочем контроле, о семье и браке, о бесплатном медицинском обслуживании, о страховании, об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Все эти мероприятия обеспечили полную поддержку новой власти со стороны населения России. Большевистское правительство признали все воинские части российской армии. В период до весны 1918 г. не было и речи о терроре, Ленин считал, что Гражданская война окончилась к апрелю 1918 г. На тот момент правительство было еще коалиционное — большевиков и левых эсеров. Советская власть сумела закрепиться в стране всеобщей экономической разрухи, голода, массового оттока населения из городов в деревню при постоянной угрозе наступления немецких войск. Успехи в такой тяжелейшей ситуации объяснялись тем, что большевики проводили политику, отвечавшую интересам народов России.

Успешному становлению Советской власти способствовал еще один важный фактор: Православная Церковь открыто объявила себя врагом нового режима. В народном же сознании несправедливый социальный строй прочно ассоциировался с государственным Православием, которое ни разу не было замечено в поддержке социальных требований рабочих и крестьян; в силу этого призывы Православной Церкви к борьбе «с большевистской чумой» только усиливали сознание того, что это правильная, народная власть, если у нее появился такой враг, как Православная Церковь. Уместно остановиться на послании Священного Собора Российской Православной Церкви от 11 ноября 1917 г. Это послание начинается с извращения картины октябрьских событий и действий большевиков, поддержанных народом и пришедших к власти без значительного сопротивления. В послании говорится: «Одна часть войска и народа, обольщенная обещаниями всяких земных благ и скорого мира, восстала на другую часть». Собор дал оценку и действиям Советского государства по национализации земли: «Давно уже в русскую душу проникают севы антихристовы, и сердце народное отравляется учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого». Негативное отношение к национализации земли было легко объяснимо, если учесть тот факт, что после Октября было национализировано более 8 млн. десятин (8275 тыс.) церковной земли, именно такое количество, которое было секуляризовано Екатериной II в 1764 г. в пользу государства.

В послании содержалось парадоксальное (на взгляд со стороны) для религии с ее заповедью «не убий!» неприятие выхода России из войны с Германией.

Правительство, объявившее о прекращении войны, унесшей уже более 6 млн, человек, объявлялось «изменниками Родины, которые чинят неслыханное предательство России и верных союзников наших». Это послание продемонстрировало, насколько Православная Церковь была далека от чаяний народа, уставшего от войны и хотевшего мира и работы на земле; церковные иерархи не могли взять в толк, что такими «анафематствованиями» они лишь укрепляли Советскую власть. Непонимание собственного народа зашло настолько далеко, что 19 января 1918 г. патриарх Тихон в послании к архипастырям и всем верным чадам Российской Православной Церкви не только проклял Советскую власть, но и призвал к открытому сопротивлению и организации Союза духовных бордов. При этом указывалось, что противостояние предстоит не мирное и не духовное: «А если нужно будет, и пострадать за дело Христово зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою».

На фоне этого бескомпромиссного воззвания Декрет СНК об отделении Церкви от государства и школы от Церкви от 23 января 1918 г. выглядит весьма либеральным и мягкотелым. Он ввел Православную Церковь в рамки буржуазно-либеральных норм и гарантировал, что «каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются». Вводилась возможность замены (по решению суда), в силу религиозных воззрений, одной гражданской обязанности (несение воинской службы) на другую. В ответ на это 27 января 1918 г. Собор выпустил воззвание, где опять прозвучал призыв к сопротивлению: «Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание». Для всех этих документов характерна еще одна особенность: это отсутствие какой-либо критики предшествующего строя, более того, утверждалось, что «доселе Русь называлась святою». Причиной событий, сотрясавших Россию, назывались всенародные грехи. Особенно странным выглядело осуждение народа за стремление вырваться из нищеты, «соблазн чувственных земных благ, которыми и прельстился наш народ». Но всякий раз, когда речь заходила об итогах самодержавного правления, иерархи безмолвствовали. Открыто объявляя себя врагами Советской власти и призывая, по сути, к вооруженной борьбе, высшее руководство Православной Церкви поставило под удар весь клир, поскольку с начала Гражданской войны духовенство расстреливалось по принципу принадлежности к организации, открыто заявившей о своей борьбе с новой властью еще в мирный период. Только поражение белых армий заставило патриарха Тихона выпустить послание от 8 октября 1919 г. с призывом о невмешательстве в политическую борьбу и подчинении Советской власти. В этом послании он писал, что Церковь «подпала под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению Советского строя». Если принять во внимание предыдущие послания, то говорить о «скрытой контрреволюции» не приходится, позиция была самая что ни на есть открытая.

К концу 1920 г. Гражданская война была закончена и большевики решили, что настало время, когда можно вплотную заняться воплощением уже своей, чисто марксистской, доктрины. Именно с этого момента начнется откат назад — от народовластия к деспотическому режиму. Большевики, придя к власти, не имели продуманной доктрины государственного строительства. Единственная работа В. И. Ленина о перспективах дальнейшего развития Советского государства — «Государство и революция» не содержит ни глобального видения, ни детального плана. Упор делался на учет и контроль, но это были общие принципы деятельности любого экономически развитого цивилизованного строя. Экстремальная политика военного коммунизма была не способна обеспечить подъем экономики в эпоху мирного строительства. На продразверстку деревня отвечала восстаниями. Маршал М. Н. Тухачевский, который по методам подавления Тамбовского крестьянского восстания может быть сопоставлен с царским фельдмаршалом князем Репниным, писал Ленину, что причина восстания — это «недовольство продразверсткой и неумелое и исключительно жестокое ее проведение продотрядами на местах». Однако Ленин понимал, что «длительного применения жестокостей народные массы не вынесут», и большевики были вынуждены перейти к нэпу

. В начале 20-х годов XX в. Россия могла либо пойти по общедемократическому пути к социальному рыночному государству, либо вернуться к деспотическому политическому режиму, прикрытому марксистской экономической риторикой. Третьего, коммунистического, пути не было, поэтому никто из большевиков не знал, что же делать практически и как двигаться к коммунизму. Этой растерянностью объясняется, по-видимому, тот факт, что Ленин не назначил себе преемника, поскольку со всей очевидностью понял, что дело не в личности.

// Л. Андреева. Религия и власть в России. Эпилог.//     Продолжение следует