Саша (фрагмент 3)

…Много лет спустя, когда Саша  был уже студентом, а семья его пере…

В последний декабрьский день  он собирался в одну компанию,  встречать  Новый год…  И вроде нормально всё было, и пипл  предполагался клёвый, и вообще… Но на душе у него кошки скребли… Тоска какая-то томила… Потому, что… То ли он тогда английский  не сдал. То ли влюбился  безответно.  То ли девушка  какая-то его бросила.  То ли, наоборот, он сам  её бросил…  В общем, были  у него  в то время  какие-то траблзы…

…Родители на кухне хлопотали. Накрывали праздничный стол… На троих накрывали, между прочим… Мечтали втайне, что сын никуда не пойдёт, останется  с ними…   Дома… Как раньше.

…Саша,  чтобы  как-то развлечься, выключил в своей комнате свет и зажёг огоньки на ёлке.  Присел возле неё на корточки…  Сразу детство задышало… Вспомнился иней в саду на ветвях… Он, как наяву, увидел свою первую  ёлку…  Странную  такую ёлку…  Деда Мороза своего  любимого вспомнил…  да вот же он и стоит, улыбается… Жив ещё!… Только поблёк маленько, краска кое-где облупилась, нога  из папье-маше  внизу треснула… но, в целом,  ничего старый, держится… Саша посмотрел ему в глаза, а они всё такие же голубые, ласковые… Морщинки добрые вокруг… Совсем как в детстве…   

…Когда этого Деда Мороза купили  было Саше  лет пять…  Или - шесть... До того раза ни Новый год, ни Рождество в семье не праздновали… Во всяком случае  он  этого  не помнил… Зато потом…

                                                                              * * *

…вот, когда Саша это всё вспомнил, откуда-то из неизъяснимых глубин, как  кистепёрая     рыба,  всплыл тот удивительный забытый сон…  Или не сон… Или часть сна…

…такая  яркая вдруг вспыхнула картинка,  на несколько мгновений вспыхнула и пропала… и только финал сна никак не хотел вспоминаться… и это тревожило, рождало в душе какую-то пустоту, совсем маленький кусочек пустоты… трещинку… узкий провал… но всё остальное, всё что вспомнилось, всё что показалось из детства… и про ёлку, и про отца, и про аспарагус…всё  это совершенно изменило его настроение… как будто он сил там набрался, в детстве… и такими ничтожными показались сразу сегодняшние проблемы…  Какая  там ещё    несчастная любовь?..  какая  девушка?..  какой «банан» по английскому?.. какой   сэйшн?..  Да, наплевать и забыть!!.  Не важно  это  всё…

…Никуда он не пошёл. Даже звонить никому не стал. Остался дома. Сел за машинку и попытался  этот то ли сон, то ли что записать… Зачем? …Трудно объяснить. Просто захотелось… Кое-что ему удалось вспомнить. Но конец сна он  так и не восстановил в памяти. И ему стало казаться, что там скрыто что-то очень важное…

Зато вспомнилось многое другое… Но  всё это было как бы вокруг  главного… А само оно, главное,   никак не  вс… 

…Перед боем  курантов,  Саша сел с  родителями за стол…  С мамой и папой…  И так всем было тогда  хорошо…

…он  никому про этот сон и про написанный текст не рассказывал… Однако не раз возвращался к нему, припоминая всё новые  и новые  детали, заново переживая те детские ощущения…  Иногда Саша  забывал обо всём об этом,  и даже терял  свои   исчёрканные листки,  но потом они как-то  восстанавливались в памяти и он писал заново…  Писал, писал…

…Постепенно, ему стали вспоминаться и другие несколько странные, завораживающие сюжеты, которые не были снами, а привиделись или случились может быть наяву, в разные моменты жизни…  А главное никак не вспоминалось… Саша  мучительно  кружил памятью вокруг  этого места, но кто-то будто обвёл его магическим кругом…  

                                                                             * * *

…А зато Саша припомнил ещё другой свой детский сон…  Тоже хороший сон…  Приятный… Совсем уж похожий на сказку…  Вот какой он был… 

...Вначале Саша будто стоял рядом с огромным-преогромным деревом. Это был дуб выросший из жёлудя, провалившегося в подпол. Но удивительно - помещался дуб  в цветочном горшке и по виду был в точности похож на  аспарагус. Рос он  рос... Дорос до потолка. И дедушка прорубил там дырку. Потом дуб  дорос до крыши, дальше - до неба. Дедушка всё рубил, рубил… уже в небе дырку прорубал…  а потом спрыгнул на землю и убежал куда-то... Дуб же  продолжал расти... Тогда  Саша  сам полез вверх...

... через дырку в потолке.  В крыше.  А потом – и в небе.  Оно, небо, было  голубое-голубое... Шёлковистое, мягкое… Но Саша почему-то поранил об него палец… Даже  кровь закапала. …Правда, боли он не чувствовал…

…Выше  огромный ствол  дерева разделялся натрое. И в этом месте  было  дупло. Саша в него залез. Там  оказалось  тепло и приятно пахло.  Всё  внутри кто-то выложил мягким мхом… В полумраке мальчик… нет, не увидел, а почувствовал… как… Потом  Саша выбрался наружу и стал взбираться  выше…

…наверху сиял золотой свет, и  ветки сплетались так, что по ним можно было ходить...  Саша побегал там немного. И увидел людей, которые гуляли  и о чём-то тихо беседовали… А ещё выше летали ангелы  с белыми крыльями. …Лица у ангелов были добрые. …Нежные лица. …Потом Саша подумал, что пора  домой,  а то мама заругается. И  стал  потихоньку  спускаться...

…мимо…заметил, что из  дупла, выбивается свет. Он снова туда заглянул.  …Внутри, свернувшись калачиком  спал хорошенький-прехорошенький   младенец.  Саша подумал, что надо будет  обязательно к нему  вернуться потом …  

...другие  какие-то малыши и тоже с крылышками, только с белыми,   смотрели вниз через дырочки-звёзды. «Неужели это Рай?» - подумал Саша во сне... Да, конечно, это был Рай... 

* * *

...После обеда бабуля отправила Сашу гулять во двор. Только во двор! На улицу нельзя! Там можно попасть под лошадь. Или под машину. Или ещё подо что-нибудь можно попасть...

А во дворе было скучно.  Глухой зелёный забор. Грязный утоптанный снег. Голые яблони. Завалинка. Больше ничего.

Можно было ещё пойти на зада. Так называлось картофельное поле за домом. Но там тоже нечего делать.  Потому, что ребят никого нет. Сашины приятели были старше и учились в школе. Они придут только после обеда. Да и то ещё, может быть, к нему не зайдут.

Единственное осталось развлечение - залезть на забор. Саша умел забираться на него и сидеть верхом на столбе, упёршись ногами в слеги. Клал руки и подбородок на шершавые концы досок и смотрел на улицу.

Иногда мимо проезжали сани с лошадью. Изредка - грузовик. Один раз промчалась красная пожарная машина. Проходили люди. Кое-кто разговаривал с Сашей. Всем было смешно, как он сидит. Один прохожий солдат с лопаткой на ремне спросил: «Ну что, петух, сидишь?» «Сижу»,- грустно ответил Саша. «Ну, сиди-сиди»,- сказал солдат и отправился дальше.

Потом прошёл какой-то незнакомый мальчишка в рваном пальто и  с рваным же портфелем. Саша ему крикнул: «Э-э-й!» Тот подошёл, солидно шаркая ногами. «Чего тебе?» - спросил. Саша не знал, что и  сказать. Засмущался. А потом выпалил: «Заходи ко мне…  Поиграем… во что-нибудь». «Чи-и-во?! - презрительно сощурился мальчишка.  Ты кого зовёшь, сопля зелёная? Я вот тебе щас поиграю. Поймаю, да уши оболтаю».  Цыкнул слюнями сквозь зубы и ушёл.

Саше стало стыдно.   И совсем уж тоскливо.  Когда же это противное утро, наконец, кончится? Скорей бы ребята из школы вернулись…

…всё не было и не было…  Саша совершенно изнемог от ожидания. Когда же Манюнька и Кравец показались наконец из-за сарая, он от радости чуть не описался. Юрка помахал ему рукой. «Санёк! Пошли на зада, подухаримся».

Саша, обдирая руки, скатился с забора и, топая калошами, побежал к ребятам. Пацаны ухмылялись. Оба они были в керзовых сапогах. Телогрейки подпоясаны ремнями. Да не детскими, как у Саши, и не школьными даже, а ремесленными. Бляхи у таких ремней были не медные, а железные, с переплетёнными буковками «Т» и «Р». Трудовые резервы.

Вместе с друзьями Саша пошёл на поле. Снег там был твёрдый, слежавшийся, во многих местах посыпанный коричневой золой…

Духарились  же ребята так.  Кравец спросил: «Ну чего, Санёк, курить есть?» «Не-а,- сказал Саша, - нету». «Жаль, - сказал Кравец, - а то я, блядь, со вчерашнего дня не курил. Хоть бы чинарик найти, а то уши пухнут».

Саша удивился. Почему он спросил? Он же знает, что у Саши не может быть папирос. Да и сам  Юрка при нём ни разу ещё не курил.

Манюнька засмеялся и сказал: «А давай Саньку мудохать.» И они стали беззлобно и не очень больно пихать его кулаками в грудь. И ещё давали ему пендалей. Саша несколько раз падал, пытался убежать. Но от них  разве  убежишь...

Саша терпел-терпел и заплакал. Не от боли заплакал, а от обиды. Они же его друзья. Он же их любит. Ждал их ждал… А они теперь его... мудохают. Почему? За что?

Саша взял, да и стукнул Манюньку  ногой по сапогу. «Ах, ты ещё сопротивляешься, сука?! Ты по косточке бить?!» - заорал тот и по-настоящему, больно, ударил Сашу кулаком в зубы. Губу до крови разбил. После этого друзья кончили его мудохать. «Смотри, бабке не протрепись! - сказал Кравец, - А то поймаем, ваще убьём».

И  ушли. А Саша снова остался один. Он поплёлся домой.  Сел на терраске, забился в уголок и заплакал.  Плакал-плакал да и уснул. А закат разбросал по замёрзшим стёклам золотые и малиновые искры...

                                                       * * *

...Бога Саша видел собственными глазами. В церкви, в Никольском. Они с бабулей туда ходили. В церкви висит много икон, таких картинок, на которых нарисован Бог.  И дома Он есть, только совсем маленький, грудной. Сидит у своей Божьей Мамы на ручках. А ещё дома есть Николай-Угодник. Тоже Бог. И ещё три золотых Ангела с чёрными лицами - Троица. И все они - Бог.  Этого  Саша  уже совсем  не мог понять...

…В церкви Бога кто-то прибил гвоздями к кресту. Он там висит почти голый, в одном полотенце. Висит и умирает. И Его очень жалко, Он плачет, потому, что Ему больно. И смотреть на крест - страшно. Очень страшно. А бабуля заставляла ещё этот крест целовать, как раз где кровь из ног течёт...

…Вообще, в церкви Саше не понравилось. Потому, что там тесно. И трудно дышать. И плохо пахнет. Он большую часть времени провёл, уткнувшись носом в чью-то попку. Его от этого тошнило. И было ему  там скучно и темно. И болели ноги. …Какая-то старуха ругалась на другую старуху, что та неправильно молится.

Бабуля  только иногда брала Сашу на руки, вот тогда-то он и видел крест, иконы, бородатого батюшку в красивой золотой шапке. …Но долго бабуля Сашу держать не могла, и он снова опускался во мрак и колыханье.

Когда подошло время причащаться, Саша от усталости уже не мог стоять. У него болела голова, его немного тошнило и всё плыло перед глазами…

...Да ещё какая-то бабка беззубая  золотую ложечку облизала перед ним...

                                                                                   * * *

…Но Бога Саша не смотря ни на что любил.  Больше всех на свете. Может быть даже больше мамы и бабули. Когда Саша думал про Иисуса Христа, у него в животе и в груди становилось тепло и сладко. Особенно, если представлял Его себе маленьким, рядом с Божьей Мамой...  Саша  очень любил малышей…

…А  темнолицую Троицу он тогда  боялся…

* * *

…Много лет спустя, когда Саша служил в армии,  его совсем замучила тоска по дому…  Дедушка и бабушка к тому времени уже умерли. Родители  ездили на работу в Москву и мечтали как-нибудь туда перебраться.  Судя по письмам, жизнь в деревне очень изменилась. Расформировали колхоз. А завод, наоборот, разросся, ему требовались рабочие руки. В деревне появились  чужие люди, приехавшие издалека.  А старожилов, наоборот, становилось всё меньше. Многие Сашины друзья разлетелись, кто-то не вернулся из армии, кто-то в институт поступил, кто-то махнул на БАМ , кто-то стал лимитчиком   в Москве.   Мама писала: «Грустно у нас стало. Пройдёшь  по  Большепрудной, ни одного знакомого лица не встретишь».

Но  Саша как-то не мог себе этого вообразить. В своих воспоминаниях он видел ту деревню, в которой прошло его детство. Ему часто представлялось, как  однажды майским  утром  он шагнёт из электрички на старую платформу. Наконец-то вдохнёт всей  грудью  …….  воздух и упругим солдатским шагом двинется домой. …Увидит тихие, сияющие  белыми облаками   сады…   По дороге с ним будут здороваться  знакомые, подросшие девушки, однокашники, учителя…  Он  откроет  зелёную  калитку,  почувствует запах зацветающей сирени… Родители выбегут во двор… Заплачет мама, а отец скажет: «Ну, здравия желаю, товарищ  рядовой!»  …И все долго будут обниматься, говорить какие-то  случайные слова… Соседи прибегут на него посмотреть…

…А утром он выйдет из дома,  на кладбище сходит, прогуляется по улицам, заглянет  в старую школу… Навестит на конном  дворе Ночку свою любимую… Искупается  в   пруду…  Обязательно зайдёт к…

…Эти незамысловатые  желания  были так сильны и неотступны, что во сне он,  взрослый  уже вроде бы  мужик,  иногда  плакал…

                                * * *

…За полгода до дембеля Саше сообщили из дома, что деревню сносят.  Жителей всех уже начали  переселять в две длинные пятиэтажки, выстроенные  неподалёку от  старой, полуразрушенной церкви.  А отцу, наконец-то, дали от работы квартиру в Москве. И со дня на день родители туда переедут. Жить в столице ему, конечно, хотелось, но… И на родине очень  хотелось остаться. И боролись в душе его эти два желания. И всё время как-то грустно было ему. 

…И вот  дембель  настал.

 Саша, перед отъездом из части решил, что никого не будет предупреждать,  нагрянет неожиданно.  И сначала заедет в деревню.  Невозможно было сделать по другому. Не в новую, московскую, квартиру, он отправится, а туда, туда, в детство, к родному  пепелищу…

Соскочив с электрички,  он как был в  парадке, с  чемоданом в руке  чуть не  бегом  кинулся  к старому своему  деревенскому дому…

…Небо хмурилось. Саша быстро шагал  по узким улочкам и  с тоской оглядывался вокруг. …Никого из знакомых  не попалось навстречу. Вообще, людей не было видно… Только  разорённые, непонятно чьи, дома. На месте старой школы  ревели бульдозеры. В новой – разместили  какой-то склад…  Все три пруда оказались засыпаны... И от конного двора ничего не осталось… Совсем…

…Лишь белевшие кое-где яблони  напоминали об утраченном  рае. Но было ясно, что  и им недолго осталось  цвести… 

…Да, ещё  сохранилось кладбище… То кладбище, где были похоронены несколько поколений его предков.

…Саша с трудом разыскал свой  дом.  Поднялся по ступенькам. …Всё здесь стало чужим, холодным. …Двери кто-то снял. Рамы унесли. Пол выломали. И была разобрана печка.  А на земле, в том углу, где в прошлой жизни рос аспарагус, чернело кострище. Вокруг  валялись  пустые  бутылки, смятые пачки из-под  сигарет…

…Солдат сел на чемодан и заплакал.  Будто хоронил кого-то…  …как во  сне… …р глаза,  достал  сигарету…

…Он понял вдруг, что уже никогда - никогда! - не увидит ни зелёного забора, ни клумбы с душистым табаком,  ни боярышника у школы. Понял… нет, спинным мозгом почувствовал, что прошлое прошло… Что оно имеет такое отвратительное свойство -  проходить… И уходит навсегда…  И вернуться в него невозможно… И вернуть его нельзя… Эта банальная мысль оказалась для него новой и страшной  ... Так пройдёт всё?!.  Неужели всё?!

Да. Всё.  …Умрут близкие. Обветшает и рухнет дом. Исчезнет твоя страна. Земля погибнет. Потухнет Солнце. Потом наступит тепловая смерть Вселенной или ещё какая-нибудь общекосмическая херня. А сам ты умрёшь ещё раньше. Совсем скоро… Через мгновение… И не важно, даже, что будет после этой смерти. …Воскресение, реинкарнация или тьма вечная. Как бы там ни было, но всё, что есть у тебя здесь,  всё, что ты любишь сейчас, ты потеряешь. …Обязательно потеряешь… Этого «здесь и сейчас» уже не будет никогда… 

…Никогда…

* * *

…Когда  Саша собрался уходить, он вдруг заметил на земле небольшую тёмную доску. Видно кто-то из незваных гостей подкладывал  её под себя, чтобы на сырой земле не сидеть. Саша  нагнулся,  поднял её…

…стёр рукой грязь. Всмотрелся. И по каким-то ему самому непонятным признакам понял, что перед ним икона. Та самая «Троица», что висела когда-то в родном доме, в красном углу. Та, которой Саша боялся в детстве…

От золочёного оклада ничего не осталось, только маленькие ржавые гвоздики торчали по краям доски…  Оказалось, что под окладом была совершенно чёрная от копоти поверхность. Ещё бы! Сколько лет,  десятилетий, может быть целый век, горела перед образом лампадка… Сколько поколений предков  молились на… …теперь невозможно было ничего разглядеть. Ни одной линии, ни одной краски! Ничего! Только копоть! Чёрный квадрат! Тьма!..

…Вот почему у Ангелов  были чёрные лица… 

…Он бережно   завернул икону в свежую газету и  сунул в  чемодан. Пока добирался  домой,  всё думал  о том,  что вот  хорошо  бы было её отмыть, а потом … 

* * *

...Сквозь вой пурги звенели бубенцы, тройки развозили пьяных гостей... Невеста укладывала в сани жениха. Целовала его в лоб бескровными губами. …Будто накладывала печать. …Ледяными пальцами закрывала глаза.  Потом, понукая костистого одра, увозила суженого в серый клубящийся морок...

...А пурга всё плакала, всё причитала. Застилала поле. Небо занавешивала...

* * *

...сле того разговора с Ом-мой прошла целая вечность. Кончилась зима. И настали счастливые дни. У школьников начались весенние каникулы.

Ребята, и маленькие и большие вместе, целыми днями крутились на улице. Теперь бабуля выпускала Сашу за забор. И это было настоящее счастье.

Светило солнце. Пахло нагретым деревом, тающим снегом и лошадиным навозом чуть-чуть… Начинали набухать горькие почки сирени.  По мостовой текли потоки талой воды. Главным развлечением ребят в такое время становилось сооружение плотин.  Де-лалось это вот как.

Все приносили из дома большие лопаты и снегом из осевших сугробов перегораживали пол-улицы. Мутный поток останавливался, отдыхал, набирался сил. Разливалось настоящее море. По нему пускались бумажные, а то и деревянные корабли. Между ними  устраивались морские сражения.

Когда воды набиралось совсем много, она прорывала запруду и с рёвом устремлялась дальше, унося за собой весь флот. Корабли кружились, кувыркались, тону-ли. Матросы прыгали в ледяную воду, едва успевая доплыть до берега…

…Сашина лопатка была маленькая, деревянная, но работал он, как и все. У него имелось несколько лодочек. Саша сам выстрогал их из сосновой коры. А кору - отодрал от поленьев, которыми топили печку. Он каждый раз успевал догнать свои лодочки и вытаскивал их из воды вместе с моряками…

*  *  *

…Но самое главное – запах... Ах, какой тогда стоял удивительный запах! И какой был у жизни  вкус… И солнечное тепло на щеке… Саша это ощущение нёс потом в себе всю жизнь…

* * *

...Напротив Комаровых были свалены брёвна. На них вечно кто-нибудь сидел. Они от этого стали гладкими, приятными на ощупь.

Один раз летом Валька Данила, самый старший из ребят, а с ним Кравец и Манюнька собрались на этих брёвнах.  Сидели, разговаривали… Саша пристроился рядом. …Пацаны после каждого слова ругались матом. Они всегда ругались, когда рядом не было взрослых. Потому, что взрослые могли за это и уши надрать. Или отвесить оплеуху. Хотя сами-то взрослые матерились каждую секунду… Им это почему-то разрешалось…

…Саша не ругался никогда. Стыдился говорить плохие слова. Когда он был маленьким, Кравец как-то сказал одно матное слово. Саша захотел узнать, что оно значит. И Юрка научил: «Иди у мамки спроси. Она тебе за это морожено купит». Саша и спросил. А мама его в угол поставила. И ещё прощенья  заставила просить.

Так Саша узнал, что это плохие слова и, что говорить их - грех.

И вот они сидели на брёвнах, а Кравец сказал: «Вальк! Я знаешь чего вчера видел? Как Джон свою Лизку ебал». «Не пизди!» - удивился Валька. «Зуб даю! - заорал Кравец, - У себя в кинобудке. Я хотел зайти, а дверь заперта, блядь. Слышу там сопит кто-то. А вверху - окно. Я залез на тубаретку. А он её там гоняет».

«Да уж… Джон давно Лизкой все печки в клубе пообтёр»,- жмурясь, сказал Валька. Все услужливо заржали. Кроме Саши.

Саша «про это самое» давно уже всё знал. Ему ребята ещё когда он был маленьким рассказали. Но он каждый раз испытывал ужас, когда слышал такие вещи. Просто обрывалось всё внутри и падало в ледяную мутную воду. Саша был уверен, что это - страшный грех. Такой грех! Ничего нет на свете страшнее этого греха. И тех, кто его совершает, наверное, милиционеры ловят и сажают в тюрьму. За такое ужасное преступление.

Как-то раз Валька показал ему одну штуку, похожую на спущенный воздушный шарик. Он сказал, что это называется «гандон». И объяснил, для чего тот нужен. Чтобы приятней было «это самое». И ещё сказал, что такие штуки в аптеке продаются.

Саша ему не поверил. Он твёрдо знал - это неправда. Что же получается? Само государство помогает людям совершать преступление? Так не может быть. Никогда! Это, наверное, просто такой  шарик... Или...? Нет, не может быть.

Саша понимал, что «это самое» - грех. Но чем больше он этого греха боялся, тем сильнее тот его к себе притягивал. Саша ни к чему такого интереса не испытывал. Когда он пытался себе представить то, о чём говорили ребята, у него сразу…  …становилось горячо. …Это было приятно. И  очень стыдно. И  почему-то страшно...

...Незадолго до того разговора на брёвнах они с соседской Наташкой спрятались в омшанике и стали там играть в больницу. Она сказала: «Сделай мне укол. В попку. Щепочкой...» И сняла трусики. Он её понарошку уколол. А она показала ему «одно место». И он ей показал. Потом они стали голыми попками тереться. И друг у друга всё трогали. А потом он вз...

* * *

…Спустя много-много лет, когда ему  было уже за сорок… случайно встретились. Оказались  рядом в самолёте. В Сочи вместе летели. Он  её  сразу узнал, обрадовался...   А Наташка - нет.  И не узнала, и не обрадовалась. Когда имя услышала,  долго-долго лобик морщила… Но так, видно, и не вспомнила, бедняжка… Всё забыла…  И детские шалости… И  то, как  у них в юности любовь большая была…  

 …Это уже после того случилось как он школу закончил… В Физтех не попал, а поступил сдуру  на курсы китайского языка… Для чего?! Один Бог знает… Иероглифы  по ночам зубрил …  Так это ему и не пригодилось никогда… Хотя…

…А было так. Однажды зимой, в воскресенье, зашёл к однокласснице поболтать… Сидим, пьём чай. Вдруг – звонок… Входит Наташка… Шубка на ней беленькая,  на щеках румянец, снежинки в волосах блестят… И такая она вся свежая, радостная…  так пахнет от неё… даже не скажешь  чем… морозным воздухом, парным молоком, скошенной травой,  морем, ливнем, счастьем, свежим арбузом… короче, всем, чем в литературе полагается пахнуть девушкам… Сама девушка  смеётся, глаза сияют…  А я сижу как дурак, слова  вымолвить не могу…  Будто впервые её   увидал… Обычное дело… Для литературы

…Такое потом началось!.. Она тоже… сразу… И в тот же вечер… …по-взрослому, страсти-мордасти, love-glove, любовь-морковь…   Наташка стала перв… и… …должное. …Страстной, нежной, …ной… …в то время, разумеется, этого не понимал и  не мог оценить… поскольку сравн…

…Потом, когда она вдруг уехала, он часто вспоминал…  …её лицо, изгиб руки… …морская  раковина… …представлял  как мы когда-нибудь встретимся…  И вот, свершилась мечта идиота, встретились… А она всё забыла... Всё! Даже  имя…  Что уж говорить о том свидании  у  Графского пруда… Последнем, как оказалось,    свидании…

* * *

 …Солнце в тот вечер никак не могло опуститься за  линию горизонта. Стоял  золотой, удивительный  штиль. …И можно было гулять по зеркальной воде, как по бесснежному ноябрьскому  льду… Над заливом… …голландский домик. …Нет, не «Зимний пейзаж с птицами», а «Охотники на снегу»... Детвора носилась.  К  валенкам  у мальчишек приклячены были   коньки-снегурки…

…Из усыпанного золотыми и серебряными листьями парка доносился гулкий стук топоров. Там  вот уже третий месяц бородатые мужики пытались срубить вековую умирающую лиственницу. Но её ствол  был толст как крепостная башня, а древесина столь прочна, что топоры  упруго отскакивали от неё, а то и, вообще, разлетались  вдребезги, будто сделанные из хрусталя…  

…Стайка ребят  гоняла по льду самодельными клюшками, шлыгами, банку из-под пива «Гёссер». Кто-то катал на санках малышню. Вдалеке, у самого острова, пацаны постарше со… …на своих железных  тарантайках…  

 …А стоял между тем конец июля и в воздухе пахло нагретой пылью и кипящим на огне малиновым вареньем… Из людской тянуло малосольными огурцами, укропом, и кто-то смотрел сквозь открытую дверь  обречённо… 

…Сделанные из тиснёного серебром картона журавли неподвижно висели в дрожащем воздухе. Они  сильно покоробились от жары  и с тоской глядели куда-то на юго-восток… Неподалёку от острова двое юношей в конических соломенных шляпах  и синих рубахах с обрезанными рукавами удили рыбу… Лунки во льду  протаяны были    дыханием…  …луна…  …грелся   фарфоровый чайник с  вином…

…Рыбаки зачарованно сидели в чёрном своём челне. Глядели отчуждённо. И тени  их  на льду напоминали два иероглифа в стиле цай цзы написанные великим Ван Сичжи.  Причём один из иероглифов выглядел как чжи, а другой – как  сы.  Покрытые  хрустальными каплями пота лица юношей были задумчивы и тревожны, будто у глухонемых.   Казалось, рыбаки напряжённо вслушиваются в  летящую издалека мелодию. Но нежные звуки у шэн вязли в жёлтом дрожащем воздухе… Таяли, размазывались по  куполу неба, как серый пластилин по горячей фарфоровой чашке… 

…жирные, пахнущие тиной, караси  всё никак не могли доесть на дне прошлогоднего  утопленника… веки его с редкими ресницами были широко раскрыты, а глаза высосаны водяными змеями, но об этом никто не знал и  всем было хорошо, спокойно…  Мальчишки кричали, звенели дальние топоры, Илья-пророк грохотал в небе своей грозовой колесницей, но при этом стояла удивительная, совершенная тишина…  влюблённые молча  сидели на скамейке… обнявшись сидели…   прижавшись друг к другу… ласкались незаметно для окружающих… порыв ветра ворвался в сокровенную обитель дворца… упала роса… …любовались   позолоченными облаками… …розовые лепестки… …и казалось, что время остановилось, что вечер  этот  не кончится никогда, причём все основания для этого у него были…  

…буквально на следующий день после того нескончаемого золотого вечера,  она вдруг, не предупредив никого, даже собственных родителей, взяла да и сбежала с проезжим гусаром. …Он был не старый ещё человек с усами как у Сальвадора Дали и погонами капитана.  Служил командиром роты прожектористов на  военном аэродроме.  А  фамилия  его была  Дуб… Капитан Дуб. …Безо всяких шуток. 

Когда и как удалось бравому наземному авиатору охмурить ветреную Наташку известно одному только глумливому  офицерскому  богу…

…Молодые быстренько расписалась в сельсовете и  в тот же вечер уехали куда-то за Урал. К чёрту на рога…  К месту службы  жениха, то есть. Всё это Сашу  тогда как обухом по голове у…

…да в самолёте он попытался  ненавязчиво, намёком, напомнить Наташке об их младенческих забавах, о юношеской их любви и том прощальном  вечере, а также сообщить, что умирающая лиственница так до сего дня в парке и стоит, Наташка ничего не поняла и не вспомнила…  Мало того, девушка стала поглядывать на преданного  возлюбленного насторожённо, даже испуганно, будто заподозрила  его  в каких-то дурных намерениях… 

…из разговора выяснилось, что у Наташки две взрослых дочери, а Дуб уже дослужился до генерала. И стал, кажется, зампотехом дивизии. …То ли армии… Наташка точно не помнила… Сама же  она  возглавляла  какое-то  гороно…

…Подруга детства хоть и была малость напугана его подозрительными намёками,  говорила бойко, напористо, ни на минуту почти не  останавливаясь.  «…Знание  иностранных языков – это для современного молодого человека совершенно необходимое условие достойного трудоустройства… …Мы не настолько богаты, чтобы покупать  дешёвые вещи… …Нужно специальным указом запретить показ бразильских сериалов, поскольку они  извращают   художественный вкус населения, особенно молодёжи,  и приводят к дальнейшему упадку традиционной российской духовности… Ну куда ещё ни шло - американские, «Санта-Барбара» например…»   И т.д.,  и т.п.  И вот такими вот именно словами…

… Уже через полчаса Саше пришлось  попросить у  стюардессы  гигиенический бумажный пакетик…  Совсем  вестибулярный  аппарат ни к чёрту стал…

* * *

…она, наверное, и в молодости была  не умнее. Но мороз и солнце, и день чудесный, и снежинки на ресницах,  и румянец, и искристое молдавское вино, и чёрная прозрачная кофточка, и золотой  закат, и юношеский переизбыток  половых гормонов не оставляли ни времени, ни сил, на то чтобы оценивать её интеллект. И вообще, влюблённые, как известно, не оценивают… К тому же,  в девичестве  Наташка всё больше молчала…  И вообще  была  девушка загадочная… На мужчин смотрела  рассеянно и в то же время насмешливо, свысока… Ну, как  можно было в неё не влюбиться?.. 

…Теперь у неё тоже выросли далиевские усы.  …а может быть даже и погоны…     Жарко было в самолёте…  До чего же, блин, жарко… Просто хоть вешайся…

* * *

…Каждый раз, встречая  прежних  своих  подружек,  Саша испытывал  досаду и что-то вроде стыда… «На кого я когда-то тратил жизнь?!»  …Любил,  мучился, на стенку  лез…  Бред!.. 

…Впрочем, это были не они… Не те… Девушки, которых он любил когда-то,  остались в  другой жизни. …Вернее в других жизнях. …Остались такими, какими были раньше… такими, какими он их тогда видел… А эти  расплывшиеся   тётки  с тёмными пятнами подмышками не имели к его   возлюбленным  никакого отношения… 

…Возможно тела и души тёток -  это пустые истрепавшиеся оболочки, вроде сброшенной змеиной кожи, которая неизвестно зачем, сама, без хозяйки, бродит по земле и  делает вид что живёт…  А хозяйка… она  там, далеко…  В другом мiре…

…Вспоминая какие-то, слова, жесты, ситуации, тогдашние  свои чувства, Саша нередко испытывал разочарование, поскольку  знал  что случилось потом,  чем стал тот или иной человек… Теперь, задним умом  он понимал  дурацкие мотивы стоявшие  за чьими-то  словами и поступками.  И это знание девальвировало те прежние  чувства… Вот почему воспоминания о них имели привкус горечи… А  ведь это плохо,  неправильно…  

…Но как же, как же? Получается, что мы всё выдумываем!.. И всех выдумываем… А на самом-то деле…  Что «на самом деле»?  На самом деле всё совсем не так?  Или вообще, никакого «на самом деле» нет? Если взять жизнь  в полноте,  в ней можно найти  всё что угодно… Все версии и варианты…

…В живой жизни любой дискурс легитимен… Вопрос в том, на чём мы хотим сосредоточить своё внимание… Здесь можно выбирать… Прошлое таково, каким мы хотим его видеть!!!  Хотелось ли Саше видеть Наташку в прошлом обыкновенной дурочкой и пустышкой?  Что хорошего дало бы ему такое видение? Да ничего…  Пусть она лучше остаётся прекрасной и загадочной,  пусть не тают снежинки у неё на ресницах и пусть никогда не кончается тот золотой   вечер…

… и точка.

* * *

…А может он просто вырастал из женщин и друзей  как из старой одежды?  «Кто-нибудь и про меня, наверное, так же  думает. Для кого-то и мой размерчик стал маловат» - грустно усмехался  Саша…

* * *

...Валька закурил. Он учился уже в восьмом классе и дымил открыто.  Отец ему даже папиросы «Прибой» покупал. Пачку - себе, пачку - ему.

Кравец стал клянчить: «Дай закурить! Дай закурить!» «А ты хуем не будешь дурить?» - со смехом спросил Данила. …И не дал.

А Саша всё не мог прийти в себя после рассказа о Джоне с Лизкой. У него  сердце билось сильно-сильно. Он покраснел. Ребята это заметили. И стали его дразнить.

-Ты чегой-то Санёк? - спросил Валька, - Красный весь стал. Небось, тоже Лизку хочешь выебать?

Все засмеялись. А Манюнька сказал: «Он ещё маленький. Он к мамочке хочет. Он не любит, когда про еблю говорят».

Валька спросил: «Сашок, а ты хоть знаешь, откуда дети берутся? Небось, думаешь, их в капусте находят?» Все опять захохотали. А Саша сказал насупившись: «Дети берутся из живота». «А в животе они откуда?» - не унимался Валька. «Сами заводятся, от сы-рости». Ребята так и покатились со смеху.

-Дурачок! От ебли они заводятся. От ебли. Мужик бабе палку кинет и готово... И я так получился. Папанька мой постарался. И все так же. И ты… Думаешь, мамочка твоя особенная? - злорадно спросил Валька.

-Но у меня же отца нет! - проговорил растерянно Саша. И только сейчас впервые в жизни осознал, что у него нет отца.

-Ну да, нету! Просто залётный какой-нибудь. Поматросил и бросил. Отец у всех есть…

…Валькин отец был горький пьяница, и каждый вечер их с матерью дубасил. А иногда и с топором   гонялся.

У Саши от этого разговора испортилось настроение. Врут они, конечно. Всё врут. Неужели мама?..  Не может быть. Нет. Не может быть...

* * *

…Годам к сорока Данила окончательно сошёл с круга. Пропил оставшуюся от матери квартиру. Даже не  пропил, а кинули его добрые люди. Выписали куда-то в Калужскую область, квартиру продали, обещали денег за неё дать… И не дали...

…Он из Москвы, конечно, не уехал, стал бомжевать. Вскоре отморозил по пьянке ноги. Некоторое время  побирался, нарядившись в камуфляж и медали, бегал на протезах по проезжей части с костылями, бросался под колёса мерседесов… Кричал, что афганец, матерился, плакал, грозил небу кулаком… Спал обоссанный  в бывшем своём подъезде.  А через год  пропал…

 …Поклевал  ягод и улетел. Больше  мы его не видели…

…Кравцу с Манюнькой в жизни повезло больше…  Закончив восьмилетку, они на пару ограбили кого-то, шапку сняли ондатровую, и попали в колонию для малолеток…  Так  с тех пор по тюрьмам пацаны и пошли. …Обзавелись там приличными знакомствами. Со временем стали авторитетными людьми...  Сейчас, наверное, уже олигархи… Или  депутаты…

* * *

…картошку копали в конце сентября. …Саша бегал по полю, собирал ботву в кучи, а дедушка их потом поджигал. Кучи разгорались с трудом, потому, что ботва была сырая. Иногда приходилось даже поливать её керосином. От костров валил белый дым, из которого к вечеру получался туман. Вместе с прибежавшими на зада Кравцом и Манюнькой Саша пёк  картошку в золе.  Дым ел глаза,  все кашляли, бегали чумазые друг за другом, было весело… Бабушка приносила  детям  соли, лука и чёрного хлеба… Костёр она называла теплинкой…

…Расходились  в темноте… А  туман  до утра стоял  в почерневшем поле…

* * *

...А тут как раз и бабуля появилась.  Она на пруд шла бельё полоскать. И взяла Сашу с собой...

…Чёрная вода в проруби пахла свежестью и тухлой рыбой. Бабуля вывалила бельё на вмёрзший в лёд деревянный мосток. Отполосканное клала назад в таз.  Руки у неё стали красными.  А на глазах выступили слёзы.

Саша бегал по берегу, потому, что к проруби бабуля его не подпускала. …Снег уже успел подтаять, в нём зияли проплешины… Там виднелась пыльная прошлогодняя трава… 

Высоко в небе роилось несметное количество ворон. Их крики не сливались в один общий гомон, а звучали как бы по отдельности. Ещё выше, в стороне, виднелся другой вороний рой. Его совсем не было слышно, да и сами птицы выглядели едва различимыми чёрными точками. Саша посмотрел на этих ворон и сказал потихонечку: «Чур, мои деньги все до копейки!»

С другой стороны пруда, прямо по ноздреватому льду, к ним направлялась деревенская дурочка, побирушка Баба-Хая. В руках у неё была чёрная клеёнчатая сумка, с которой она обычно ходила по домам. На голове - сшитый из разноцветных тряпочек колпак…

…Говорили, что раньше Баба-Хая была врачом. А потом сошла с ума. Кто-то у неё на войне вроде погиб. Сын что ли? И она от горя  помешалась.

А другие говорили, будто, наоборот, она ещё давно, до войны, сама своего сына утопила в речке. Из-за какого-то мужика, чтобы он на ней женился. А тот  не женился, а взял да на неё в милицию и заявил. Вот после этого женщина  умом-то и тронулась.

Мальчишки её всегда доводили. Просто кричали: «Баба-Хая! Баба-Хая!» и всё. А она гонялась за ними. Плевалась, кидала комьями грязи. Ну и они тоже в неё кидались...

…Баба-Хая постояла у проруби, глядя на бабулю слезящимися глазами. Бабуля негнущимися пальцами достала из кармана  телогрейки копеечку и  дала ей. Тогда Баба-Хая ушла...

* * *

…На самом деле страх никогда и никуда не уходит.  Он просто ныряет в воду,  под лёд, опускается на дно и прячется под корягу, как какой-нибудь свиноголовый налим… Или рак… У него формируются жабры, клешни,  щупальца, головогрудь,  сосательный хоботок… он дышит там, растёт… и незаметно высасывает  душу. И человек оказывается однажды просто  пустой оболочкой…

…А иногда, выплеснувшись из своих  тайных  глубин до неба,  страх овладевает разумом… Тогда…

…растёт как невыявленнная опухоль, разбрасывает метастазы, отравляет всё продуктами распада... Это происходит в каждом человеке… В тебе, например… Нет?! Не происходит?.. Ты ничего на свете не боишься?.. 

 …Ну-ну…