Сталин на службе Гитлера

Секретариат ИККИ, избранный на VII конгрессе Коминтерна. Справа налево: В. Пик, О. Куусинен,Г. Димитров, К. Готвальд, Д. Мануильский, П. Тольятти. 1935 год.                                                                                                 23.08.39г, подписав в Москве пакт о ненападении и поделив между собой Европу, эстафету потакания Гитлеру у буржуазных демократий Англии и Франции окончательно перехватил Сталин. В ходе резкого сближения двух тоталитарных режимов настолько же круто изменилась их идеология и политика. Все антифашистские, антинацистские силы в СССР, Европе и во всем мире были шокированы, сбиты с толку, деморализованы.    Следствием этого во многом стали грандиозные успехи вермахта и проводимой оккупантами политики в Европе, катастрофическое для нас начало Великой Отечественной.                                                                                                                                                                  "Странная война" завершилась 9 апреля, когда гитлеровские войска вторглись в Данию и Норвегию, грубо нарушив нейтралитет этих стран. Утром этого дня Шуленбург посетил Молотова и сообщил ему об этих событиях. В ответ Молотов заявил, что "Советскому правительству ПОНЯТНЫ меры, на которые вынуждена была пойти Германия". В конце беседы, как сообщал Шуленбург Риббентропу, "Молотов сказал буквально следующее: "Мы желаем Германии успешно завершить её ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ мероприятия".                                                                                            В той же беседе Молотов заявил Шуленбургу о том, что Советским правительством будет немедленно исправлено "излишнее рвение нижестоящих инстанций", задерживающих поставки Германии нефти и зерна. На этой встрече, по словам Шуленбурга, "господин Молотов был сама любезность и высказал намерение выполнить все наши пожелания и обещал помочь". В советской печати и даже в документах Коминтерна поддерживалась немецкая версия о превентимном характере нападения на Данию и Норвегию. Так, в постановлении Секретариата ИККИ говорилось, что "политические и военные мероприятия англо-французского военного блока... привели к занятию Дании германскими войсками". После двухмесячных боёв германская армия полностью оккупировала Норвегию, обеспечив себя важнейшими военно-стратегическими морскими базами.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        10.05.40г германская армия перешла в наступление на западе, которое так долго оттягивалось. Благодаря пакту со Сталиным Гитлер смог перебросить дополнительные дивизии с восточного фронта на западный, обеспечив таким образом примерно равное соотношение сил с противниками: 141 немецкая дивизия против 144 союзных дивизий (французских, английских, бельгийских и голландских). Всего за несколько дней Германия захватила Голландию и Бельгию. Через немецкого посла в СССР Шуленбурга Риббентроп просил передать Молотову, "что правительство Рейха исходя из дружеских отношений спешит информировать Советское правительство об этих операциях на западе, на которые вынудила Германию нависшая угроза англо-французского наступления на Рурский район через Бельгию и Голландию". Молотов, как сообщил Шуленбург, С ПОНИМАНИЕМ отнесся к тому, что "Германии необходимо себя защищать от угрозы англо-французского нападения".                                                                                                                                                                14 июня 1940 года посол французской республики в СССР Э. Лабонн передал Молотову некоторые соображения французского правительства: "Изменение военной обстановки на суше подрывает в настоящее время равновесие европейских сил. Не считает ли Советское правительство, что имеющийся одновременно для Франции и СССР риск увеличил идентичность их интересов. Если Советское правительство имеет ту же точку зрения, как и французское, согласится ли оно на обмен мнениями о средствах сохранения равновесия, которое находится под угрозой?" По существу, французским правительством делалась попытка наладить отношения с СССР. Однако в этой беседе с Лабонном Молотов заявил, что "позиция Советского Союза определяется договорами, заключёнными им с другими странами, и политикой нейтралитета, о которой было заявлено в начале европейской войны". Чтобы "улучшить отношения с Советским Союзом", французское правительство намеревалось послать в Москву известного просоветского деятеля Пьера Кота. Министр общественных работ Де Монзи говорил Эренбургу, находящемуся в то время в Париже: "Если русские нам продадут самолёты, мы сможем выстоять. Неужели Советский Союз выиграет от разгрома Франции? Гитлер пойдёт на вас... Мы просим об одном: продайте нам самолёты... Сообщите в Москву... Если нам не продадут самолётов, через месяц или два немцы займут всю Францию". Разумеется, все подобные инициативы Франции не встречали в Москве никакого ответа. 22 июня было подписано перемирие между Германией и Францией, означавшее фактическую капитуляцию Франции. 84-летний маршал Петэн сформировал новое, коллаборационистское правительство.                                                                                                                                                                                                                               Одной из многих причин крушения Франции была пораженческая политика Французской компартии, которая перестала играть в этот период сколько-нибудь активную роль в жизни страны. В статье "Бонапартизм, фашизм и война", над которой Троцкий работал в день покушения Меркадера (не успел завершить и обработать её), он дал набросок классового анализа причин поражения Франции: "После пяти лет пропаганды союза демократии и коллективной безопасности, после неожиданного перемещения Сталина в лагерь Гитлера французский рабочий класс оказался застигнут врасплох". Отсутствие революционного подъёма народных масс капиталистических стран в условиях беспримерных бедствий, приносимых им войной, Троцкий объяснял тем, что, несмотря на все машины истребления, решающее значение в войне сохраняет моральный фактор, который оказался подорван в том числе и контрреволюционной политикой Сталина. "Деморализовав народные массы Европы - не только Европы - Сталин сыграл свою роль агента-провокатора на службе Гитлера".                                                                                                                                    Уже в первые дни после подписания советско-германского пакта французские коммунисты столкнулись с резким осуждением и неприязнью со стороны масс. Член Политбюро ЦК ФКП А. Раммет вспоминал, что "коммунистов оскорбляли на улице, на заводах. Ничего подобного я не переживал... Это были страшные дни изоляции. Мы не могли даже выступать, нас больше не слушали". Французское правительство 26.08.39г запретило "Юманите" и приступило к арестам коммунистов, распространявших листовки в защиту советско-германского пакта. Спустя месяц правительством была запрещена деятельность коммунистической партии и вообще всякая деятельность, "имеющая целью распространение лозунгов, исходящих или зависящих от третьего Коммунистического Интернационала". 28 сентября Президиум ИККИ направил в адрес ЦК ФКП, уже нелегальной, телеграмму, в которой требовал "порвать с политикой священного единения и разоблачать ложь французской буржуазии об антифашистской войне... Позиция национальной обороны недопустима для французских коммунистов в этой войне... Вопрос о фашизме играет сегодня второстепенную роль, первостепенный вопрос - борьба... против режима буржуазной диктатуры во всех её формах, прежде всего в вашей собственной стране".                                                                                                                                                                            Во исполнение этой директивы группа депутатов-коммунистов, оформившаяся после роспуска коммунистической фракции в новую "рабоче-крестьянскую группу", подписала письмо председателю палаты депутатов Эррио, в котором предлагала созвать парламент для обсуждения "проблемы мира", с тем чтобы заключить "справедливый и прочный мир" (письмо подписали 47 из 74 депутатов ФКП). Правительство Даладье воспользовалось этим письмом для того, чтобы лишить всех подписавших его депутатов парламентской неприкосновенности. В течение нескольких дней было арестовано более тридцати депутатов, подписавших письмо к Эррио. Оставшиеся руководители партии перешли на нелегальное положение. Продолжая вести определённую Коминтерном линию, руководство ФКП опубликовало в коммунистическом журнале "Монд", легально выходящем в Бельгии, манифест ФКП к народу Франции. В этом документе осуждалась "империалистическая война", которую "ведут друг против друга английские и германские империалисты и в которой французскому народу отведена роль исполнителя воли лондонских банкиров". Утверждая, что французские правящие круги "вводят во Франции фашистские методы", "Манифест" требовал, чтобы "в первую очередь, были обезврежены французские фашисты, враги французского народа".                                                                                                           Однако даже эта линия вызвала недовольство А. Марти, который призывал "вести настоящие пораженческие действия". Он резко выступал против Политбюро ЦК ФКП за то, что оно не признавало империалистического характера войны со стороны Франции. Заслушав доклад Марти, Президиум ИККИ принял резолюцию, требовавшую "сосредоточить огонь против оппортунизма, выражающегося в скатывании на оборонческую позицию, в поддержании легенды об антифашистском характере войны". После прибытия в Москву 14 ноября Торез добился смягчения обвинений в адрес ЦК ФКП, но вместе с Марти заверил руководство Коминтерна, что Французская компартия будет руководствоваться лозунгом "наш враг внутри страны" ( !! ). В самой Франции нелегальная "Юманите" опубликовала статью, в которой утверждалось, что в стране "нет ни одного рабочего, который не приветствовал бы помощь Красной Армии эксплуатируемому и притесняемому пролетариату "республики" Финляндии в создании нового государства". "Выправление" линии ФКП и безоговорочная поддержка ею СССР в советско-финляндской войне вызвали публичное осуждение политики партии двадцатью семью из 74 депутатов, составлявших до войны парламентскую группу ФКП. Новые лозунги ФКП осудил и старейший французский коммунист М. Кашен, который подчёркивал, что считает главным противником Франции "нацистский империализм". Даже после серьёзного нажима со стороны других лидеров партии Кашен выступил на заседании комиссии сената с заявлением, в котором твёрдо заявлял, что главную ответственность за войну несут "тоталитарные государства", а "гитлеровские претензии на господство в Европе неприемлемы". Серьёзные колебания проявил и член ЦК ФКП Г Пери.                                                                                                                                                                         20 марта - 3 апреля 1940 года прошёл процесс над депутатами-коммунистами, подписавшими заявление, обращённое к Эррио. Многие подсудимые отказались присоединиться к совместной декларации с одобрением политики ФКП, подготовленной для зачтения на суде. Часть других присоединилась к декларации лишь в силу партийной дисциплины или из-за солидарности с товарищами. В выступлениях подсудимых на суде содержалось, к неудовольствию руководства ФКП, "много патриотических утверждений" и отказ подчеркнуть "верность Коммунистическому Интернационалу". Максимальное наказание, применённое судом, в том числе к осуждённым заочно руководителям партии, составляло 5 лет тюремного заключения. Депутаты, отмежевавшиеся от политики ФКП, были приговорены к условному заключению. Прогерманская линия сталинской политики, наложившая отпечаток на деятельность Коминтерна и всех его секций, сохранялась и после того, как агрессивная направленность политики Гитлера определилась со всей полнотой. При подготовке текста первомайского воззвания Коминтерна 1940 года Жданов внёс в него положение о правящих кругах Англии и Франции и их "социал-демократических прислужниках", как поджигателях войны, а также тезис о том, что "именно благодаря предательской роли" социал-демократов "буржуазии удается отравлять известные слои рабочего класса ядом шовинизма и национализма".                                                                                                                                                                                     В декларации ФКП, утверждённой Секретариатом ИККИ 19 июня, т. е. накануне капитуляции Франции, впервые за всё время войны появилось упоминание о том, что коммунисты "боролись и борются против закабаления нашего народа иноземным завоевателем". Однако даже здесь запоздалые призывы к сопротивлению фашистскому нашествию по настоянию Сталина и Жданова были приглушены, а нападки на правящие круги Англии и Франции были вновь поставлены во главу угла. Была СНЯТА содержавшаяся в проекте декларации фраза о том, что "коммунисты сейчас выступают сторонниками самой решительной защиты против иноземного нашествия и обращаются к армии, рабочим, крестьянам и к народным массам с призывом напрячь все силы, чтобы отразить внешнее нашествие и обеспечить независимость и целостность страны". Троцкий подчёркивал, что ярче всего деморализация народных масс сказалась на судьбах Французской и Английской компартий, которые Коминтерн вынудил атаковать свои собственные правительства, ведущие войну с Гитлером. "Но это внезапное пораженчество - не интернационализм, а искажённая разновидность патриотизма: отечеством эти господа (лидеры Компартий Франции и Англии. - В. Р.) считают Кремль, от которого зависит их благополучие. Многие французские сталинисты ведут себя под преследованиями с несомненным мужеством. Но политическое содержание этого мужества загрязняется прикрашиванием разбойничьей политики враждебного лагеря" (Гитлера-Сталина. - В. Р.).                                                                                                                                                    Даже после захвата Германией ряда европейских стран советская и коминтерновская пропаганда не заменили своих политических установок, продолжая оценивать войну как несправедливую и империалистическую с обеих сторон и подчёркивать особенно реакционный, агрессивный характер политики Англии. После захвата гитлеровцами Франции руководство ФКП вписало в историю своей партии одну из самых позорных страниц. Речь идёт о переговорах ряда деятелей ФКП с немецкими оккупационными властями о получении их разрешения на легализацию деятельности партии. Для ведения этих переговоров в июне 1940 г. из Москвы во Францию прибыл Жак Дюкло. В письме, направленном руководству Коминтерна, Дюкло сообщил, что он и другие активисты ФКП пытались договориться с оккупантами о легальном издании газеты "Юманите".

В этих целях он организовал встречу двух представителей руководства ФКП с Отто Абецем, назначенным Гитлером представителем германского МИДа при военной администрации в Париже, а затем - послом Германии во Франции. После встречи в германском посольстве Абеца и других нацистских чиновников с представителями ФКП немецкие власти распорядились освободить группу коммунистов, арестованных парижской полицейской префектурой. При встрече коммунистических функционеров с Маесом, руководителем пропаганды нацистской партии во Франции, было получено согласие на издание газеты "Се Суар" и освобождение заключённых, осуждённых за поддержку советско-германского пакта. В ходе беседы на эту тему Маес сказал: "ПОБЕДА НАД ФРАНЦИЕЙ БЫЛА ОБЛАГОПРИЯТСТВОВАНА ГЕРМАНО-СОВЕТСКИМ ДОГОВОРОМ. Он способствовал собиранию немецких масс и дезорганизации французских масс... Ваша листовка, воспроизводящая октябрьское письмо коммунистических депутатов к председателю палаты депутатов, распространена в недостаточном количестве экземпляров. Должны её распространять больше. Прибавьте несколько выдержек из речи Гитлера о международном мире".                                                                                                                                     В конце июля руководством Коминтерна были получены из Франции письма Дюкло и других деятелей ФКП о продолжении переговоров парижского руководства ФКП с представителями германских оккупационных властей. Лишь 5 августа руководство Коминтерна выработало проект директивы, обращённой к Компартии Франции, где указывалось на попытки немцев "использовать партию в качестве орудия для создания среди масс благоприятных настроений в отношении оккупантов", ради чего "делаются упорные попытки со стороны оккупационных властей войти в контакт с партией... проявляется временно показной либерализм в отношении коммунистов". Директива требовала "категорически отвергать и осуждать, как предательство, всякое проявление солидарности с оккупантами. Необходимо избегать статей, деклараций, переговоров, встреч такого порядка, которые носили бы характер солидарности с оккупантами или предоставляли бы одобрение или оправдание их действий". Однако даже в этой директиве не содержалось установки на полный отказ от сотрудничества с германскими властями, а предлагалось "ОГРАНИЧИТЬ отношения с властями оккупантов строго и исключительно лишь вопросами формального и административного характера". Но и когда мировая обстановка изменилась коренным образом, советско-германский пакт существенно ослаблял идеологические позиции коммунистов, сохранивших верность своему знамени.                                                                                                                                    Ущербная позиция французских коммунистов в 1939-1941 годах привела к утрате доверия к ним миллионов французов и в конечном счёте стала одной из причин столь быстрого поражения Франции. Линия на сотрудничество с оккупантами проводилась летом 1940 года и руководством компартий Скандинавских стран, подвергшихся германской агрессии. На собрании Копенгагенского партактива председатель КП Дании А. Ларсен назвал события 9 апреля 1940 года "незамедлительным ответом Германии на провокации Англии в форме оккупационных действий". "Отсюда ясно, - заявил Ларсен, - что тяготы и временные ограничения национальной свободы и самостоятельности нашего народа, являющиеся следствием вызванной английскими атаками военной оккупации нашей страны, отпадут вместе с окончанием войны, что мир вернёт нам полную свободу". В день, когда произошла оккупация Норвегии, лидеры социал-демократии, редакции газет, руководители профсоюзных организаций покинули Осло. В тот же день газета Шведской компартии "Ню Даг" писала о положении в норвежской столице: "Рабочее движение может легально продолжать свою работу и, несмотря на строгую военную цензуру, издавать газеты". Спустя несколько дней в статье своего корреспондента, возвратившегося из оккупированной немцами территории Норвегии, "Ню Даг" утверждала: "В организациях КП и комсомола наблюдается небывалая активность... Политика партии может быть выражена в следующих лозунгах: мир для Норвегии, возобновление работы на предприятиях... спокойствие и дисциплина".                                                                                                                                                                                                           Орган ЦК КП Норвегии "Арбейдерен" заявлял, что "восстановление мира в нашей стране означает восстановление единства в стране и среди народа... Это важная предпосылка реализации лозунга: все свободные руки должны работать". Восьмого июня в Осло состоялось расширенное заседание Политбюро ЦК КП Норвегии с участием всех членов ЦК оккупированных районов. В качестве центральной задачи было выдвинуто установление единого фронта норвежского рабочего класса; борьба за ликвидацию социал-демократии внутри рабочего движения и за широкое развитие коммунистической партии. Это произошло в разгар боёв между германскими войсками и объединёнными англо-норвежскими силами на территории Северной Норвегии. Как сообщила из Стокгольма 8 июня 1940 г. газета "Пресс ок Бильдченст", при вступлении немцев в Берген "всё население ушло из города в близлежащие леса. Работа повсюду прекратилась, торговцы закрыли магазины. Немцы застали мертвый город". Коллаборационистские настроения проявились и в Компартии Голландии, теоретический журнал которой "Политика и культура" опубликовал в июле 1940 года редакционную статью, содержавшую требование соблюдать "корректное отношение" к немецким войскам.                                                                                                                                       В Англии влияние компартии среди рабочего класса быстро приближалось к нулю, так как её "миротворческие" лозунги вступали во всё более острое противоречие с антифашистскими и патриотическими устремлениями рабочих, среди которых политика Черчилля, особенно после поражения Франции, находила всё большую поддержку. Как сообщал 22 июня в Москву Майский, "теперь уже можно с полной определённостью сказать, что решение британского правительства, несмотря на капитуляцию Франции, продолжать войну находит всеобщую поддержку населения, в особенности в широких рабочих массах... (среди наиболее передовых представителей пролетариата, включая и кое-кого из коммунистов) вырастает примерно такая концепция: нынешняя война, начавшись как "империалистическая" и "несправедливая", теперь, в ходе событий, вопреки воле её инициаторов, превращается в войну "освободительную" и "справедливую" со всеми вытекающими отсюда последствиями... Все думают только об одном: как бы отбить предстоящую немецкую атаку". В то же время, как подчёркивал Майский, "течение, возглавленное Черчиллем, стоит за "войну до конца", причём ради этой цели склонны идти довольно далеко навстречу рабочим в сфере внутренней и экономической политики (обложение богатых, ликвидация военных прибылей... и тому подобное)".                                                                                                                                   Но даже подобные сообщения не могли побудить сталинскую клику к проведению более гибкой внешней политики, связанной с отказом от односторонней "привязки" к колеснице Гитлера. В сообщении ТАСС, опубликованном на следующий день после капитуляции Франции, подчёркивалось, что "добрососедские отношения, сложившиеся между СССР и Германией в результате заключения пакта о ненападении, нельзя поколебать какими-либо слухами и мелкотравчатой пропагандой, ибо эти отношения основаны не на преходящих мотивах конъюнктурного характера, а на коренных государственных интересах СССР и Германии". На следующий день после появления сообщения ТАСС Геббельс записал в своём дневнике: "Русские ещё сильнее опровергают приписываемую им попытку проведения враждебной Германии политики. Это производит глубокое впечатление". Когда И. Эренбург вернулся в конце июля 1940 г. из Парижа, он написал письмо Молотову о том, что хочет рассказать ему о хозяйничаньи гитлеровцев во Франции. Вместо Молотова Эренбурга принял заместитель наркома иностранных дел С. А. Лозовой, которого Эренбург знал ещё по дореволюционному времени, когда Лозовой выступал в Париже на собраниях социал-демократов. "Он слушал меня рассеянно, - вспоминал Эренбург об этой встрече, - печально глядел в сторону. Я не выдержал: "Разве то, что я рассказываю, лишено всякого интереса?" Соломон Абрамович грустно улыбнулся: "Мне лично это интересно... Но вы ведь знаете, что у нас другая политика..." ("Я всё же оставался наивным, - комментировал свой рассказ об этой встрече Эренбург, - думал, что правдивая информация помогает определить политику: оказалось наоборот - требовалась информация, подтверждающая правильность выбранной политики").                                                                                                                                      Лишь с осени 1940 года, когда решительно обозначилось укрепление позиций Германии в Европе, в документах Коминтерна появились установки, направленные на борьбу с немецкими оккупантами и на восстановление независимости захваченных ими стран. В резолюции Секретариата ИККИ "О положении в Венгрии и задачах КПВ" от 20 августа 1940 года говорилось: "Подчинение Венгрии германскому и итальянскому империализму и её приспособление к нему в целях собственных завоеваний уже сейчас всё больше ведёт к лишению народа последних остатков прав на свободу, к ещё более жестокой эксплуатации и несёт с собой прямую опасность установления открытой, террористической диктатуры буржуазии". Это было первым более чем за год упоминанием в коминтерновских документах определения фашизма, выдвинутого на VII конгрессе Коминтерна. В директивном письме руководству Компартии Австрии от 7 октября 1940 года были внесены новые существенные моменты в оценку политики Германии. "Германские империалисты, - говорилось в этом документе, - оккупировали пол-Европы; они подвергли невыносимому гнёту народы оккупированных ими стран и беззастенчиво проливают их кровь, приносят в жертву последние резервы трудящихся для того, чтобы грабительскими методами создавать в Африке и Азии свою колониальную империю. Неслыханная жестокость, с которой они закабаляют народы, доводя их до нищеты, голода и унижения, безудержность, с которой они претендуют на всё большую часть в добыче, с беспощадной основательностью опровергают лицемерные утверждения национал-социализма о том, будто он ведёт "революционную войну" и ратует за "социализм".                                                                                                                                                       Среди народов оккупированных стран возрастало стремление к сопротивлению германским захватчикам. Ощущая нарастающую угрозу Советскому Союзу со стороны Германии, руководство Коминтерна склонно было поддерживать это движение сопротивления, но предпочитало вести эту работу "осторожно", чтобы не вызвать чрезмерного недовольства Берлина Москвой. "Мы ведём курс на разложение оккупационных немецких войск в разных странах и эту работу, не крича об этом, хотим ещё больше усилить, - говорил Димитров 25 ноября 1940 года Молотову. - Не помешает ли это советской политике?" "Конечно, это надо делать, - отвечал Молотов. - Только делать это надо бесшумно (!? - В. Р.)". НАКОНЕЦ в конце 1940 - начале 1941 года сталинское руководство стало ориентировать Коминтерн и его секции на борьбу с фашизмом. В "Предложениях для ЦК КП Франции", написанных Торезом и Марти и отредактированных Димитровым 8 января 1941 года, рекомендовалось направлять "главный огонь кампаний против агентов оккупантов, против всех сторонников и проводников политики соглашения с оккупантами, ведущей к рабскому закабалению французского народа". Примерно в то же время в коминтерновских документах стали появляться упоминания о временном характере германских завоеваний и гитлеровского "нового порядка". В "Рекомендациях Секретариата ИККИ Компартии Чехословакии" от 2 декабря 1940 года указывалось: "Пропаганда якобы обеспеченной уже победы Германии является блефом. Иллюзорен и так называемый новый порядок в Европе под руководством Германии-Италии".                                                                                                                                                   Диктуя те или иные тактические шаги компартиям зарубежных стран, Москва, как и прежде, неизменно ориентировала их на то, чтобы подчинять свои действия интересам внешней политики СССР. Когда Советское правительство выразило своё недовольство усилением германской активности на Балканах, особенно в Болгарии, Болгарской компартии была дана директива Коминтерна "выступать решительно против переброски германских войск в Болгарию" и развернуть кампанию за улучшение советско-болгарских отношений. При этом, однако, подчёркивалось, что эта кампания не должна носить антигерманский характер и её следует вести "не на классовой, а на общенациональной и государственной почве". Активную роль коммунисты играли в Югославии, где численность компартии выросла с октября 1940 до июня 1941 года вдвое, достигнув 12 тыс. человек, несмотря на то, что на протяжении двадцати лет компартия находилась здесь на нелегальном положении. С июня 1939 года в Загребе был создан пункт радиосвязи с Коминтерном, который в дальнейшем использовался ИККИ для шифрованной переписки с компартиями ряда оккупированных, в том числе балканских стран. Когда королевское правительство Югославии стало склоняться к присоединению к Тройственному пакту, Димитров отправил 22 марта 1941 года радиограмму Тито, в которой рекомендовал "взять решительную позицию против капитуляции перед Германией. Поддерживать движение за всенародное сопротивление попытке военного вторжения (Германии). Требовать дружбу с Советским Союзом...". Однако, когда в обстановке подъёма в стране массового протеста против присоединения Югославии к Тройственному пакту КПЮ предложила организовать всенародный отпор германо-итальянскому вторжению в Югославию, Димитров в соответствии с указаниями Молотова потребовал отказаться даже от организации уличных демонстраций.                                                                                                                                             Лишь в апреле 1941 года, после нападения Германии на Югославию и Грецию, Сталин одобрил предложение Димитрова считать войну этих стран против германских агрессоров справедливой. Вместе с тем сталинская клика и на этом этапе продолжала сохранять оценку войны со стороны Англии как империалистической. В апреле 1941 года Жданов заявил: "Балканские события не меняют общей установки, занятой нами в отношении империалистической войны и обеих воюющих капиталистических группировок. Германскую экспансию на Балканах мы не одобряем. Но это не означает, что мы отходим от пакта с Германией и поворачиваем в сторону Англии. Те наши люди, которые так думают, недооценивают самостоятельной роли и мощи Советского Союза. Им кажется, что надо ориентироваться либо на одну, либо на другую империалистическую группировку, а это глубоко неверно". 20 апреля 1941 г. Сталин на ужине с членами Политбюро поставил вопрос о роспуске Коминтерна и превращении его секций в партии, которые "не оглядывались бы на Москву", а "разрешали бы стоящие перед ними конкретные задачи в данной стране самостоятельно". За этими демагогическими словами (Сталин, конечно же, не собирался выпустить из-под своего жёсткого контроля и диктата ни одну коммунистическую партию) крылось стремление Сталина прекратить деятельность Коминтерна ради сохранения "дружбы" с Германией. Однако в середине мая Сталин отказался от этой идеи. Роспуск Коминтерна был осуществлён в мае 1943 года в целях укрепления коалиции Советского Союза с США и Англией.                                                                                                                                                                                               Проповедуемое по указке Москвы европейскими компартиями пораженчество не являлось главной причиной разгрома вермахтом государств, подвергшихся агрессии. Так например "Военно-политическое поражение Франции в 1940 г. явилось следствием неуклонно развивающегося системного кризиса государства: государственной власти, внутренней и внешней политики и экономики". ссылка на www.dissercat.com  Не только Сталин, но и Рузвельт и даже Черчиль, будучи заинтересованы в устранении сильного конкурента внесли свою лепту в разгром Франции.