ОБЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ МОНАРХИЧЕСКОГО ПРИНЦИПА В ПОЛИТИКЕ

На модерации Отложенный

I Что такое политика

Предмет рассмотрения нижеследующих страниц составляет монархическая политика, то есть применение общих законов политики в государственной жизни, направляемой монархической Верховной властью.

Для этого необходимо, однако, предварительно остановиться на общих вопросах политики, которые имеют одинаковое значение для государств всех образов правления.

Политика, как наука, в обычном определении изучает условия и способы осуществления целей государства. Политика, как искусство, состоит в приспособлении к этим условиям и пользовании этими способами для осуществления целей государства на практике.

Поэтому, рассуждая о политике, мы должны помнить прежде всего то существо государства, из которого вытекают его цели.

В первой части настоящей книги уже сказано, что государство есть союз членов социальных групп, основанный на каком-либо принципеобщечеловеческой справедливости под господством соответствующей этому принципу Верховной власти.

Какова же цель этого государственного союза? Она состоит в осуществлении тех самых интересов, которые люди имеют, как члены социальных групп, т. е. как отдельные личности, члены семейств, союзов трудовых, умственных и т. д., но эти интересы гармонизируются идеей общечеловеческой. В самом общем определении, цели государства сводятся к охране безопасности, порядка, права и свободы. В частностях, в область охраны государства входят все интересы человека, которые развиваются в его общественном существовании или которым оно может угрожать, а также интересы самих общественных групп в их взаимных соотношениях.

Определение и перечисление таких личных и групповых интересов составляет задачу социологии, философии, психологии и религии. Собственно же политика лишь принимает к сведению и к исполнению то, что определяется этими источниками познания человеческих потребностей.

Политика изучает условия и способы удовлетворения этих потребностей лишь постольку, поскольку это входит в область компетенции государства. Говорят иногда, что цель государства есть "общее благо". Это, конечно, верно, но с тем ограничением, что задачи общего блага шире задач государства, и им не определяются, а лишь приводятся в осуществление, поскольку это находится в его полномочиях.

Такое ограничение зависит от самой природы государства, как завершения общества, как верховного защитника потребностей, созданных и определенных не им, а личностью и обществом, социальной средой.

Государство само есть не больше, как одна из потребностей социальной среды, и если бы вздумало собой заменить социальную среду, то лишь задушило бы общество, а затем погибло бы само, как паразит, задушивший дерево, на котором он приютился.

Таким образом, политику правильнее определить не как науку об общественном благе и искусство осуществлять общее благо, но какучение об обязанностях государства в отношении общества и личности, как искусство же политика дает систему исполнения этих обязанностей.

Отсюда видно, что один из основных вопросов политики составляет правильное определение компетенции государства, т. е. тех пределов, в которых оно обязано действовать и тех границ, через которые оно не имеет права переступать в своем вмешательстве.

Об этом мы скажем несколько ниже. Предварительно необходимо определить то содержание политического искусства, которое объясняет нам политика, как наука.

Политика состоит в применении государственных сил к общественному действию. Задачи ее состоят в том, чтобы произвести наиболее могущественное и удачное действие при наименьшей затрате средств, то есть наиболее производительно употребить государственную силу.

Что должно быть в наличности для достижения такого результата? Прежде всего должно действовать сообразно природе данной силы, действовать таким способом, какой ей свойственен, а не таким, к которому она непригодна. Во-вторых, требуется движущую силу государства употреблять по возможности исключительно на то, чтобы приводить в необходимое для нее движение все другие общественные силы и их заставлять работать, так сказать, на государственные задачи. В-третьих, должно по возможности не растрачивать имеющихся государственных сил, но приумножать их, для будущей или какой-либо экстренной, непредвиденной работы, имея их для этого всегда в достаточном запасе.

Для этого в-четвертых, требуется сохранять и поддерживать условия, развивающие данную государственную силу, то есть сохранять и развивать условия, ее порождающие, и бороться против условий, ее подрывающих. При соблюдении всего этого и становится возможной задача экономии силы посредством затраты ее исключительно на так называемую "полезную работу".

Как известно, во всяком механизме сила тратится на две задачи: преодоление инерции, трения и т. п. препятствий и на "полезную работу", ту, которая составляете цель механизма. Механизм тем более совершенен, чем выше процент силы, идущей на полезную работу- То же правило определяет совершенство государственного механизма. Политика должна довести до минимума количество стоящих на пути государства препятствий и таким образом как можно большую часть сил его тратить только на полезную работу.

Эта задача и достигается именно такой политикой, при которой общественные силы работают на государство, в его целях, а не превращаются в силы сопротивляющиеся, которых трение приходится преодолевать.

Требуется, следовательно, разумное и искусное отношение государства ко всем имеющимся в обществе силам.

В общей сложности, мы можем вкратце выразить задачи политического искусства, и освещающей его науки в следующих тезисах.

Политика должна знать силу своего государства и пределы его действия.

Она должна знать содержание других социальных сил и разумно определять отношение к ним государства.

Она должна знать условия развития и сохранения государственных сил.

Она должна знать для этого, в чем государству требуется действовать непосредственно и в чем оно может или даже обязано действовать посредством социальных сил.

Она, наконец, должна знать особенности силы того принципа Верховной власти, который поставлен во главе данного государства

II Общество, государство и Верховная власть

В первой части настоящей книги уже выяснялось, что общество, государство и Верховная власть, хотя и неразрывно связанные в государственном существовании, имеют и свое отдельное бытие. Это особенно должно помнить в политике.

Верховная власть сама по себе не есть ни общество, ни даже государство. Это есть только сила, направляющая действие государственного союза, необходимого для объединения сил общества. Если нет общества, не может быть и государственного союза. Если нет государства, не может быть и Верховной власти. С другой стороны, невозможно создать государство без той или иной верховной власти, и невозможно обществу достигнуть сколько-нибудь высокой степени развития, не найдя для себя рамок государственности. Между обществом, государством и Верховной властью существует тесная связь, и в то же время они все имеют отдельное бытие. Абсолютистские идеи, упраздняющие общество, столь же ошибочны, столь же противны естественным социальным законам, как идеи анархические или "партикуляристские", упраздняющие государство, Практически те и другие одинаково вредны, составляя причину смешения пределов действия общественности и государственности.

В силу прямых и непосредственных потребностей, нужд и свойств личности в каждом скоплении людей складываются разнородные группы, объединяющие их в совместной жизни и деятельности. Сюда относятся семья, различного рода общины и союзы трудовые, религиозные общины и т. д. Чем развитее и разностороннее потребности личности, тем более разнообразны становятся эти основные ячейки, складывающиеся и полубессознательно (как семья), и по экономической необходимости, даже против желания (как трудовые союзы - вроде фабрик), и на основе высших духовных и умственных потребностей. Родственные группы этих союзов образуют более широкие слои (классы, корпорации). Вся эта сложная социальная ткань и образует общество.

В разнородных группах и слоях общества протекает жизнь личности. Рост и характер общественных отношений определяет деятельность личности, свободную лишь постольку, поскольку это допускает инерция среды. В свою очередь, эта социальная среда, эта сфера общественности также создается и видоизменяется усилиями личностей, приспособляющихся к условиям среды, как коралловый риф воздвигается работой миллиардов полипов.

Это расслоение социальной среды и появление в ней множества мелких союзов, которые, даже не будучи организованы, сознают свою союзность, составляет вечный закон общественности. Чем развитее личность, чем сложнее потребности ее, тем сильнее расслоение общества. В настоящее время оно несравненно сильнее, чем было, например, в средние века. На место прежних сословий или наряду с ними являются новые классы, новые группировки. Так весь фабрично-заводский слой населения уже представляет сложнейшие их сочетания. Весь слой населения, занятый независимыми, свободными профессиями, в области труда умственного или технически квалифицированного, представляет группировки не менее сложные.

В них союз и борьба смешаны в несравненно более запутанных сочетаниях, нежели в прежние времена более простой общественности. Так, например, в некоторых случаях, вся так называемая "интеллигенция" чувствует и заявляет себя однородной, заявляет желания и стремления единодушно. Но в той же интеллигенции кипит жгучая борьба направлений и профессиональных интересов, причем каждый слой, охватывающий данную профессию или направление (партию), чувствует себя на сей раз уже отдельным, особым целым, готовым истребить противника. Точно так же весь слой, занятый обрабатывающей промышленностью, иногда является вполне единодушен; хозяева, администрация фабрики и рабочие готовы дружно стать за то, что нужно их производству. А в другое время слой хозяев ("капиталистов") резко отделен от рабочих (представителей груда), и они образуют два враждебных лагеря. Но и сам слой "капиталистов" стал очень неоднороден со времени акционерного ведения дел, при котором даже сам рабочий, как обладатель акций, может являться "капиталистом". Представители крупного капитала являются нередко особой группой (синдикаты), возбуждающей ненависть в представителях мелкого капитала. Рабочий класс точно также представляет ряд слоев, иногда сливающихся в единое целое, иногда жестоко враждующих между собой. В Англии Trade Unions [110] образуют своего рода аристократию, против которой резко восстают толпы чистых "пролетариев". Во Франции еще недавно рабочие "профессионалы" дрались с рабочими "социалистами" едва ли не с большей ожесточенностью, чем иной раз дерутся "рабочие" с "капиталистами". Эти расслоение и группировка современного культурного мира так сильны, так неудержимы, так вытекают из самой природы вещей, что повсюду в Европе возникали вне закона и даже в борьбе с законом. История рабочих организаций - это история борьбы с законом, который лишь вследствие этой жестокой борьбы убеждался в действительном существовании новых социальных слоев и в большинстве случаев признал наконец их право на жизнь и действие.

Социалистическое отрицание государственности появилось более всего вследствие долгого отрицания законом того, что неизбежно являлось в жизни и стало реальным социальным фактом. Политическое сознание Европы в этом случае обнаружило крайнюю слабость, как со стороны государства, так и со стороны народа.

Государство, запутанное доктринами XVIII века, долго не умело понять своей обязанности ввести в область своего попечения вновь явившиеся социальные группы, и вместо того явилось их отрицателем.

Сами же эти группы вместо того, чтобы понять действие государства, просто как проявление слабости его сознания, вместо того, чтобы требовать у государства своего очевидного права, хотя дотоле еще и не записанного в законе, начали отрицать самую идею государства.

Это исторический образчик тех зол, которые появляются, когда государство забывает, что его основы есть социальная среда и что оно обязано сообразоваться с ее развитием.

Социальная среда была до государства и существует при нем. Это есть факт самой природы общественных явлений. Лишь на общественной среде, и из нее, вырастает государство.

Чем сложнее общественность, тем более в ней разнородных интересов, а стало быть, и борьбы. Не создав государства, общество, собственным своим прогрессом породило бы в себе столько внутренней борьбы, что уничтожило бы само себя, как это видно на рабочих движениях, а также на борьбе "свободных профессий". На самом же деле все эти спои имеют право на существование, но точно так же не могут существовать отдельно. Вот почему для них всех одинаково необходимо государство.

Для установки непереходимых рамок борьбы отдельных сил и слоев выдвигается государство, организация власти, поставленной выше всех общественных сил, и обязанной их регулировать.

В каком направлении государство это производит - это определяется принципом, положенным в основу его, то есть характером Верховной власти, долженствующей организовать его и руководить им. Но этот принцип и сам вырастает только из общества, есть его создание и не может держаться, когда внутренняя работа общественных сил перестает ему соответствовать. Равным образом государство не может существовать, если умирает общество. Государство, необходимое для общества, не может заменить его собой для людей.

Между существованием государственным и общественным есть разница.

Условие жизни общества есть по преимуществу самодеятельность личности, свобода ее творчества в тех обстоятельствах, которые необходимо нарастают в общественной эволюции.

Условия жизни государства есть по преимуществу обязательность. Ценность общественной работы заключается в богатстве и разнообразии творчества. Ценность государственной деятельности - в поддержании обязательной однородности рамок (признанных необходимыми). Низвергая государство и пытаясь собою заменить его, общество приходит к анархии и бурному разложению. Пытаясь заменить собой общество, государство приходить к деспотизму, удушению всех живых сил, а потому и к собственной смерти в параличе или истощении.

Таким образом общество и государство не исключают и не заменяют, но дополняют друг друга в единстве национальной жизни. Верховная же власть в своей идее является представительницей и охранительницей этого единства, действуя теми способами, которые соответствуют силе данного принципа Верховной власти.

III Пределы действия государства. "Естественное право"

Эти обстоятельства, т. е. неизбежное существование социальной среды; существование личности, нужды которой только и дают смысл обществу и государству; наконец существование государства только во имя потребностей личности и общества создают понятие обобязанностях государства, которыми сами собой указываются и его права и пределы его власти и действия.

Пределы действия государства и его компетенция не могут быть определены характером интересов, выделяемых в область его ведения. Интересы, отдаваемые под охрану государства, могут быть различны и действительно меняются. То, что, при одних социальных условиях, не касается государства, становится обязательным для него при других условиях, в другие исторические эпохи. Нет никаких интересов, о которых можно было бы сказать раз и навсегда; что они не касаются государства. Компетенция его указывается совершенно иным обстоятельством, а именно обязанностью служить личности и обществу, как силам самостоятельным, делать то, что личности и обществу нужно, как силам самобытным, а потому не делать ничего уничтожающего и задушающего самостоятельность личности и общества.

Юридически государство имеет все права, но это только потому, что понятие о юридическом праве создается самим государством. Однако в природе вещей есть нечто выше, чем юридическое право: это право естественное, прирожденное, самородное, которое порождает Верховную власть, эту властительницу государства, и создательницу юридического права.

Эта точка зрения существовала с древности. В XVII веке естественное право было общепризнано, и право общественное или государственное вообще в теории признавалось законным лишь до тех пределов, пока не задевало предполагаемых естественных или прирожденных прав человека. Впоследствии, напротив, понятие о естественном праве было отвергнуто, как произвольное и фантастическое. В настоящее время к нему снова начинают возвращаться, и это совершенно справедливо.

Дело в том, что "прирожденные" или "естественные" права отвергаются, в сущности, по терминологическому недоразумению. Само собой с юридической точки зрения может существовать лишь то право, которое создано юридическим же путем, то есть так или иначе установлено законом. Поэтому если разуметь под "правом" только юридическое понятие, то, конечно, все "естественные" права суть не больше как фантазия.

Но если принять во внимание реальность политических явлений, то нельзя не признать, что как есть "законы природы", несравненно более незыблемые, чем статьи сводов законов, так есть нечто, вытекающее из законов психологической и социальной природы, вполне заслуживающие названия "естественного права".

Право юридическое есть то дозволение, та возможность действия, которая вытекает из свода законов.

Право же естественное - есть та возможность, которая вытекает из природной необходимости, по законам психологии и социологии.

В этот смысле естественное право не только существует, но оно гораздо могущественнее юридического права. Естественное право возникает само собой, без спросу, и лишь потом признается законом и становится юридическим. Но если закон даже и упорствует, то оно от этого не исчезает из сознания людей, как право нравственное, неуничтожимое и неотменимое никакими государственными законами.

Понимаемое в разумном, широко научном, а не узко юридическом смысле, естественное право, прирожденное (то есть порождаемое самой природой вещей) не только существует, но оно первичнее юридического и само порождает юридическое право.

В этом отношении и учение об общественном договоре (Contrat Social) только по форме и по частностям фантастично, но по существу глубоко проникло в природу общественности и политики. Восходя к первым моментам человеческих обществ, когда еще нет государства, мы уже в обычае видим отвердевающее, формулирующееся естественное право: именно права и обязанности людей, которые вырастали из простых поступков, подсказываемых природой человека и группы лип. Из этого обычая впоследствии вырастало право юридическое.

Но "естественное право" ничуть не исчезает и по возникновении государства и писанного закона, обсуждаемого советами и палатами, и утверждаемого Верховной властью, как обязательное руководство граждан к поведению. Как бы ни было обязательно юридическое право, какими бы угрозами кар оно ни поддерживалось, но оно всемогуще только до тех пределов, пока не встречается с нарастающим естественным правом. Если заков юридический пытается раздавить это последнее, то всегда сам оказывается побежденным.

Укажу современные этого образчики. Еще недавно право на образование считалось абсурдом. Государство и общество никому не мешают стремиться к образованию, но на каком основании это стремление может составить право? И однако через несколько десятков лет государства не только признали это, как право человека, но даже стали вменять ему образование в обязанность.

Как это могло случиться? Совершенно понятно. По мере того, как для множества занятий, и даже для политических и гражданских прав, стал создаваться образовательный ценз, совершенно неизбежно было появление идеи права на образование. Оно явилось как "естественное", вытекающее из новых условий, а затем вошло в состав прав юридических.

Укажу случай более мелкий. Нигде еще закон, признающий профессиональную тайну для врача, священника, адвоката, не признает ее, кажется, для газетного репортера. Но при современных условиях, в странах развитой печати профессия репортера по множеству материальных и нравственных условий безусловно требует профессиональной тайны. И вот уже теперь суд избегает требовать репортеров в качестве свидетелей, а когда пробует это, то нередко получает несокрушимый отпор. Уважающий себя репортер на Западе скорее выдержит все штрафы, чем станет давать показания на суде о виденном им происшествии, если видел его при исполнении репортерских обязанностей. Уже сформировалось убеждение, что репортер есть агент "осведомления", но не агент "подавления". И нет сомнения, что "профессиональная тайна" станет скоро юридическим правом репортера, как она стала раньше юридическим правом для врача или духовника.

Таких случаев можно назвать много. Даже "право на труд", столь абсурдное еще и в настоящее время, может, при известных условиях стать необходимым выводом из обстоятельств, и тогда, конечно, будет требовать юридического признания.

Естественное право вытекает из природы психологической или социальной. Поэтому оно, имея некоторый неизменный фонд, изменяется в частностях самой эволюцией этого фонда. Оно определяется нравственным сознанием, которое указывает не всегда одни и те же задачи и права.

Важнейшее обстоятельство состоит в том, что естественное право не может быть предусматриваемо государством. Некоторые говорят, что естественное право есть то, которое определяется разумом. Но во всяком случае это не разум государства, а тот, который разлит по самому обществу. Естественное право возникает в сознании отдельных лиц, как результат их внутреннего самоопределения применительно к данным внешним условиям. Это есть самостоятельное создание личности и группы лиц.

Это саморождение естественного права в обществе именно и делает необходимой связь государства с обществом через посредство Верховной власти. Если бы предположить, что государство стало отрицать бытие общества, игнорировать его существование, вообразив заменить его собой, то подобное государство очень скоро стало бы нравственно "беззаконным".

Его юридическое право постепенно разошлось бы с постоянно назревающим естественным правом, стало бы в противоречие с ним, и тогда государство явилось бы учреждением, возбуждающим всеобщий ужас и презрение, а затем неизбежно было бы ниспровергнуто.

Это обстоятельство, то есть необходимость для верховной власти быть в постоянной теснейшей связи с обществом, с нацией, а стало быть, и с личностью гражданина, требует особенно ясного сознания со стороны монархической Верховной власти.

При демократии связь общества и государства поддерживается сама собой тем обстоятельством, что одна и та же масса людей составляет и нацию, и Верховную власть. Но при монархии такую связь требуется поддерживать преднамеренно, а стало быть Верховная власть должна иметь сознание необходимости этого.

Сверх того, монархия, представляющая Верховную власть нравственного идеала, принуждена особенно заботиться о том, чтобы он постоянно в ней отражался. Естественное же право именно выражает в себе требования нравственного идеала, возникающие при каждых данных условиях жизни. Эти требования, следовательно, необходимо постоянно слышать, ощущать.

В христианской монархии чуткость отношения к естественному праву еще более необходима, так как. естественное право для нее особенно неотрицаемо.

Действительно, признавая источником Верховной власти божественную делегацию, мы неизбежно признаем обязательным уважение к тем обязанностям, которые возложены на человека Божественной Волей. Но эти обязанности дают личности право на все, необходимое для исполнения их. Такое право личности для Верховной власти, основанной на делегации Бога, не подлежит никакому посягательству. Оно является "естественным" правом личности, правом, обусловленным не каким-нибудь юридическим законом, но природой связи человека с Богом.

Это настолько ясно ощутимо по самой силе вещей, что мы во всех монархиях действительно видим особенное уважение к так называемой "справедливости", которая именно состоит в соответствии с правдой и правом нравственным, а не юридическим. В аристократиях и демократиях, напротив, господствует юридическое понятие права.

Рим выработал понятие о юридической природе государства и права, хотя сознавал существование и естественного права. В Европе учение об "общественном договоре", с подкладкой естественного права, создано было во времена монархии, хотя и положено в основу республиканских идеалов. Но когда власть демократии начала делаться верховной, учение об естественном праве стало отвергаться, и в науке возобладало понятие о праве юридическом, как единственном праве. Однако естественное право, признаваемое или отрицаемое наукой, всегда существует, и даже управляет правом юридическим.

IV Монархическая политика

Все народы в общих чертах имеют одинаковые потребности, и все государства поэтому имеют приблизительно одинаковые цели, которые различаются не столько по характеру Верховной власти их, как по обстоятельства внешним и внутренним. Монархии многому могут учиться у республик и наоборот. Ввиду этого естественно спросить себя: может ли существовать какая-то особенная монархическая политика?

Несомненно и непременно.

Несмотря на общность целей и сходство средств политики всех государств, различие между политикой монархии, аристократии и демократии неизбежно существует. Это зависит от различия свойств верховных принципов. В общем арсенале политики есть средства действия, наиболее подходящие для одной формы Верховной власти, наименее для других.

Для того, чтобы осуществлять цели государства наиболее действительно, быстро и экономно; нужно уметь пользоваться именно той силой, теми свойствами, которые представляет данная верховная власть, пробуя при ней действовать по незнанию или недоразумению, так, как это свойственно какой-либо другой форме верховной власти, мы можем только истощать и компрометировать свою. Во второй части настоящей книги, мы видели, каким роковым осуждением легло на судьбы Византии ее неумение отбросить от себя старо-римский абсолютизм, который был неизбежен и логичен в римском императоре, но для византийского самодержца остался лишь плохой традицией. Точно так же и сознательная подделка какой-либо формы верховной власти под способы, действия другой не имеет ни малейшего смысла и составляет лишь признание своего бессилия и приглашение нации к изменению образа правления. Государства, сознательно подделывающиеся под формы действия других, неизменно осуждены на гибель, Франция пережила нисколько таких проб за XIX век. Попытка Карла Х изобразить неограниченного монарха и попытка Луи Филиппа стать "лучшей из республик" имели одинаковый роковой результат.

Всякая форма верховной власти требует некоторых особенностей политики. Поэтому государственная наука в учении о политике вообще должна рассматривать в отдельности "политику чистой монархии", "политику аристократии", "политику демократии".

Направление государственной деятельности дается Верховной властью. Политика монархическая есть именно политика Монархической Верховной власти в достижении тех целей, которые имеет государственная политика вообще.

"Всякий образ правления, - говорит Чичерин [Чичерин. Курс государственной науки, политика, стр. 126-175], - имеет свои выгоды и свои недостатки, проистекающие частью из самой его формы, отчасти из способа пользоваться властью".

Способ правления поэтому тем искуснее, чем более он основан на понимании особенностей данной верховной власти. Это относится и к Монархии. При чрезвычайных преимуществах в одних отношениях она имеет и свои сравнительно с другими формами власти слабые стороны. Возможно лучше и полнее пользоваться сильными сторонами, возможно полнее парализовать действие слабых сторон своих - в этой двойной задаче лежит основа политического искусства.

Сознание этого и как результат его стремление сочетать различные формы власти явилось издревле. Оно дало основу совершенно ошибочному учению о "сочетанной верховной власти". Я уже говорил в первой части книги, что сочетанной верховной власти не бывает и не может быть. Но это сочетание различных принципов власти всегда бывает необходимо в управительной области. Для возможности применять его политика должна знать свойства каждого из этих принципов.

Такая задача стоит и перед монархической политикой, для которой составляет также и вопрос самосознания, т. е. необходимое условие политической правоспособности.

V Свойства различных принципов власти

Я остановлюсь на том анализе свойств различных принципов власти, который производит Чичерин в своей "Политике", сравнивая свойства монархии, аристократии и демократии. Это, кажется, наиболее обстоятельный анализ, по поводу которого лишь местами приходится сделать замечания.

Выгоды монархической власти, по Чичерину, следующие:
1. Ею наилучше обеспечивается единство власти, а из единства власти проистекает ее сила. С единством власти связана также ее прочность.
2. Монархия по независимости своей непричастна духу партий. Монарх стоит вне частных интересов; для него все классы, сословия, партии совершенно одинаковы. Он в отношении народа есть не личность, а идея.
3. В силу предыдущего Монархия наилучше обеспечивает порядок. Должно прибавить к подсчету Чичерина, что монарх есть наиболее справедливый третейский судья социальных столкновений.
4. Нет, говорит далее Чичерин, образа правления более пригодного к совершению крупных преобразований.
5. Крупной личности точно так же легче всего проявить на общую пользу свои высокие качества именно в монархии.

Слабые стороны монархии, по Чичерину, состоят в следующем:

1. Замещение власти совершается не по способности, а по случайности рождения. Это ставит судьбы народа в зависимость от случайности: может родиться гений, но может родиться и малоспособный- 2. Безграничная власть производит плохое влияние на некрепкую душу. Великая душа сдерживает себя. Слабый человек, напротив, превозносится или становится двоедушным. Противостать искушениям, окружающим власть, очень трудно, а когда на престоле царствует пророк, говорит Чичерин, то и подчиненное общество следует тому же примеру- 3. К искушениям власти присоединяется лесть и ухаживанье окружающих. Монарх есть источник всех благ, и их стараются получить лестью и раболепством. Эти качества становятся господствующим качеством придворных и чиновных сфер. Вокруг монарха образуется мираж официальной лжи, заслоняющей истинное положение дел. 4. Монархия легко переходит в произвол. 5. Она легко предпочитает внешний порядок внутреннему. Отсюда беспорядки в управлении: "сверху - блеск, снизу - гниль". 6. В случае произвола - право теряет ограждение, и Чичерин находит, что, даже и помимо злоупотреблений, монархия менее охраняет право, чем другие власти. 7. Личная и общественная самодеятельность в монархии, по мнению Чичерина, ослабляется, исчезает инициатива. Монархия все и всех "опекает", и это ослабляет развитие народа.

Этот список "слабых сторон" монархии у Чичерина изложен очень картинно и горячо. Необходимо заметить, однако, что большая часть указываемых "неудобств" приписывается "монархии" чисто по недоразумению. Так, например, безграничное "спекание" всех есть свойство собственно абсолютизма, а не самодержавной монархии.

То же самое относится к предпочтению "внешнего порядка" внутреннему и к легкости произвола, со всеми этого последствиями.

Таким образом, целый ряд "слабых сторон", указанных Чичериным, сводится собственно лишь к одной опасности; к переходу монархии в абсолютизм, т. е. к потере ею духа верховной власти. Это действительно есть наиболее частая болезнь монархии, которой следует особенно тщательно оберегаться. Но это не есть свойство здорового ее существа.

Что касается вопроса о личных способностях и качествах монарха, то при разумном строе это гораздо менее важно, чем думают критики монархии. Преувеличенное значение личности возникает у Чичерина только потому, что он - как и вообще наши государственники - под "неограниченной монархией" способен понимать лишь "абсолютистскую", совершенно не разумея смысла самодержавной.

В отношении же сильных сторон монархии, как Верховной власти, к ним необходимо присоединить еще одну наибольшую способность единоличной верховной власти давать место сочетанию принципов власти в управительной системе.

Монархия, будучи выразительницей нравственного идеала, а не какой-либо социальной силы, во-первых, наиболее нуждается в поддержке со стороны социальных сил, а потому легко дает им место в управлении. Во-вторых, монархия не имеет основания бояться аристократии или демократии, пока является действительно выразительницей нравственного идеала нации, ибо в этом отношении ни аристократия, ни демократия не способны ее заменить. Если монархии в истории нередко приходилось обуздывать узурпаторские стремления аристократии или демоса, то совершенно упразднять власть аристократии или демократии, то есть стать на чисто бюрократическую почву - это есть не норма, а только болезнь монархии, ее абсолютизация.

Переходим к свойствам и частным особенностям аристократической и демократической власти. Чичерин дает такое определение их.

Сильные стороны аристократии состоят: 1) в том, что хорошо обеспеченный и образованный слой, члены которого смолоду привыкают к государственным делам, развивает способность к управлению. 2) недостаток способностей у одного члена сословия пополняется способностями других. 3) аристократия лучше всего обеспечивает обдуманность решений (что не всегда бывает у одного липа, а тем более у массы). 4) аристократия наиболее обладает твердостью и постоянством воли. 5) аристократия отличается наибольшей привязанностью к преданию и историческим началам, 6) аристократия наиболее охраняет юридическую законность. 7) она, наконец, в собственной среде находит надежные орудия исполнения своих решений, не имея надобности искать их у других.

К этим подсчетам Чичерина должно добавить, что аристократия здоровая, не павшая, высоко развивает в своих членах чувство человеческого достоинства, идеал человеческой личности, дух независимости, является образчиком рыцарских, благородных чувств, вырабатывает наибольшее презрение к пошлости и подлости. Эти качества аристократии, если даже она и не старается передавать их народу, являются образчиком для всеобщего подражания, идеалом, и этим подымают личность в нации повсюду, где имеется аристократический слой.

Но аристократия имеет и