Вторая гражданская-бис

До сих пор остается почти неизвестной другая война, 45-го года - война на Дальнем Востоке.

Особенность этой войны в том, что она в очень большой степени велась против русских людей. На дальнем Востоке находилось около полумиллиона русских эмигрантов, в том числе казаков - забайкальских, трехреченских. К ним =освободители= были беспощадны.

Первый отряд из русских белогвардейцев был сформирован японцами в 1937 году. Располагался он в старых казармах русской Маньчжурской армии на станции 2-я Сунгари возле Харбина. Командовал отрядом японский полковник Асано. В 1944 года его сменил полковник Смирнов, а заместителем стал казак майор Михайлов. Однако служивших в отряде по привычке продолжали называть «асановцами». 

Каждый призыв в отряд состоял из 450–500 новобранцев, в основном харбинцев, с восточной ветки КВЖД, меньше из Хайлара и Трехречья (район на северо-западе Маньчжурии в бассейне рек Ган, Дербул, Хаул, близ границы с Россией). Уже в 1938 году отряд участвовал в боях с корейскими партизанами. Среди асановцев был и мой родственник, Сергей Артемьевич Коломыльцев, многое мне рассказавший. 

В 1939 году примерно 250 человек, главным образом трехреченских казаков, перебросили в район боевых действий на реке Халхин-Гол. Командиром отборного 5-го эскадрона асановцев был капитан Василий Васильевич Тырсин — забайкальский казак Усть-Уровской станицы, первые годы эмиграции живший в Трехречье. Его вспоминали как жестокого человека. В 1932 году после оккупации Трехречья японцами он поступил на службу в императорскую жандармерию. Говорили, что на его совести трое расстрелянных трехреченцев (в том числе священник отец Александр), обвиненных в сотрудничестве с Советами. Казаков использовали на Халхин-Голе исключительно в разведке, и в бою они были всего один раз. В голой степи отряд из 60–70 асановцев столкнулся примерно с таким же по численности монгольским разъездом. В короткой схватке казаки вырубили монголов едва не до последнего цирика, а офицера доставили в расположение японской части. Сами казаки потеряли одного убитым (подпоручик Натаров) и восьмерых ранеными. Натаров был похоронен на русском. Новогороднем кладбище в Харбине. 

18 августа 1945 года в Харбине высадился советский десант в составе 120 человек, а 19 августа в город вошли главные силы. 20 августа, еще до того, как на харбинском ипподроме закончилось разоружение более 43 тыс. японских солдат, памятник Натарову был взорван, во дворе Иверской церкви были взорваны кресты на могиле генерала Каппеля и его жены. Тогда же был арестован и вскоре умер на полу камеры пересыльной тюрьмы известный русский поэт Арсений Несмелов (Митропольский). Несколькими днями позже была уничтожена часовенка на братской могиле русских солдат времен японской войны. Вообще поднялась настоящая волна уничтожения кладбищ и памятников 1904–05 годов (особенно много их было под. Мукденом, где некогда сражалась армия Куропаткина). Советский писатель Михаил Колесников в своей «Маньчжурской тетради» еще и высмеял японцев за традицию беречь кладбища и церквушки — памятники своим бывшим противникам… Начались и повальные аресты асановцев. Рассказывали, что полковник Асано, узнав о депортации в СССР своих солдат, добился после ухода в отставку разрешения приехать в Китай, на 2-ю Сунгари, и там на учебном плацу совершил «харакири», оставив на свитке собственноручную эпитафию: «Смертью своею вину перед вами искупаю».

Второй русский отряд формировался в Хайларе в 1939–40 гг. Им командовал казачий полковник Иван Александрович Пешков. Отряд называли «Пешковский». Призыв «пешковцев» состоял примерно из 250 новобранцев, преимущественно из Трехречья, Хайлара и других районов по западной ветке КВЖД. Учась в хайларской гимназии, я часто заходил в одну из казарм отряда к своим землякам — коневодам полковника Пешкова Андрею Башурову и Александру Первухину из Дубовой. 

В ответ на неоднократные требования СССР, ближе к концу войны началось расформирование отряда. В августе 1945 года часть казаков отправили в Трехречье на заготовку бересты (из нее японцы умели вырабатывать жидкое топливо), часть оставалась в казармах. 

9 августа оставшихся пешковцев японцы погрузили в вагоны, с ними человек сто японских солдат и примерно столько же маньчжуговских. На станции Бухэду казаков выгрузили, только трое рядовых и два старших унтер-офицера (Спиридон Нерадовский и Григорий Золотарев) проследовали с эшелоном дальше. Выйдя за станционный поселок, пешковцы, составив оружие в козлы, расселись завтракать. В этот момент со стороны станции показались пешие японские и маньчжурские солдаты, а с противоположной стороны японский кавалерийский отряд. Заместитель Пешкова Борис Зимин посоветовал полковнику отдать приказ разобрать оружие, но Пешков в ответ только засмеялся. А пешковцев связали веревками по несколько человек вместе и расстреляли из станковых пулеметов. Раненых маньчжурские солдаты добили штыками. Голову уже мертвому Пешкову мечом отрубил японский капитан. Николай Тарбагаев — бывший пешковец, со слов которого я рассказываю — говорил о ста с лишним убитых. 

Вечером один русский крестьянин из станционного поселка, возвращаясь с покоса, наткнулся на страшное поле. Пахло порохом и кровью, доносились стоны. Несколько солдат были уже раздеты китайскими мародерами. Одного из раненых, который пытался привстать, крестьянин взвалил на телегу. Вторично заехать на поле крестьянин не смог — в поселке появилась советская мотопехота, а утром с поля раздались автоматные очереди: красноармейцы достреливали казаков.

Спасенный казак оказался житель Трехречья Андрей Пешков (однофамилец командира). Его потом забрали сотрудники СМЕРШ вместе с хозяином дома. 1949 году один из трехреченцев встретился с ним в лагере на Северном. Урале. «У него другого разговора, кроме как расстрела пешковцев, не было» — написал он мне.

В 1946 году, после ухода советских войск, по убитым пешковцам была отслужена панихида (до того советская комендатура запрещала ее). Давно хочется спросить японцев — за что они расстреляли казаков, своих союзников? За что в Трехречье расстреляли казачьего полковника Всеволода Леонидовича Сергеева с женой Натальей Семеновной? Расстреляли (добив потом штыками) после того, как станичный атаман Сергеев сумел набрать конные подводы для солдат японской части, отходившей с пограничной заставы Бура. В свое время я пытался поговорить об этом с господином. Хусэи, московским корреспондентом газеты «Иомиури» — но он и разговаривать со мной не стал, хотя вначале любезно согласился на встречу. 

До прихода советских войск русские жили во многих крупных городах Китая, а в городах Манчжурии (Харбине, Мукдене, Чанчуне, Даляне, Цицикаре, Мулине, Муданьцзяне, Хайларе и др.) — в каждом. По моим подсчетам, на начало августа 1945 года в Манчжурии было около 450 тыс. российских эмигрантов всех «волн». Много русских проживало в пристанционной полосе восточной и западной веток КВЖД, в центральной и северной Барге. Только в Трехречье компактно проживало более 15 тыс. человек, там насчитывалось 19 чисто русских деревень и сел. В западных отрогах Большого Хингана жили русские староверы, много русских проживало и в Синьцзяне. Никого, ничего не осталось… 

В 1951 году летом я проходил языковую практику в управлении ЮМЖД в городе Дальнем. Там познакомился с пожилой женщиной-счетоводом, которая в свое время была в близких отношениях с семьей атамана Семенова в Дальнем. Она рассказывала об обстоятельствах его ареста. 

С началом войны японцы не раз предлагали атаману катер для бегства на юг. Кореи, но он категорически отказывался. Все последние дни был бодр, а когда в город начали прибывать эшелоны с советскими войсками, одел генеральскую форму, ордена, шашку и, попрощавшись с семьей, поехал на извозчике на вокзал. Никому из своих не разрешил себя сопровождать. 

На перроне подошел к одному из советских офицеров и, взяв под козырек, громко представился: «Я — Семенов!» Офицер от неожиданности захлопал глазами, попятился и вдруг дико заорал: «Оружие!» 

Рассказчица видела, как атамана окружили, отняли шашку. Через два дня она разыскала и в последний раз повидала его. Семенов был помещен в политическую тюрьму и находился в камере, похожей на клетку средних размеров. На генерале были грязные китайские штаны, такая же куртка. Он был босой. На лице и через расстегнутую куртку были видны следы побоев. Говорить с ним не разрешили, в передаче тоже отказали… За несколько дней до ареста атамана, кстати, на станции Барим (западная ветка КВЖД) были расстреляны два русских пастуха — за то, что не проявили большой радости при экспроприации табуна атаманских лошадей, а ветврач и выезжачий конюх были интернированы в СССР как подручные лютого врага советской власти.

Репрессии начинались с первых же часов появления советских войск. В Харбине, признанной столице русской эмиграции, уже в первые дни были разгромлены редакции крупнейших газет «Харбинское время» и «Заря», журнала «Рубеж». В городе Манчжурия (на западе) и на станции Пограничная (на востоке) эшелоны с арестованными русскими стали проходить через пограничные пункты намного раньше, чем эшелоны с японскими военнопленными. 

По восточной и западной веткам. КВЖД, а также ЮМЖД подчистую забрали всех, кто в 1935 году отказался добровольно вернуться на родину. Многие из них уже не работали на железной дороге, занимались сельским хозяйством. Их обвинили в «измене родине» — и все они угодили в тот же Г. УЛАГ, что и вернувшиеся добровольно 35-м! 

Уже в СССР я встречался со многими кэвэжэдинцами (зэковский юмор: там их звали «каэржэдинцами» — от «КРЖД» вместо «КВЖД»). Они очень переживали за своих детей. Детей «контрреволюционеров и японских шпионов», отлучив от родителей, свозили в спецлагеря и в спецдетдома. Многие из них никогда не увидели своих родителей. 

О репрессиях в Трехречье — особо. Этот район заселяли преимущественно забайкальские казаки, бежавшие в Манчжурию в годы гражданской войны. Часть поселенцев составляли так называемые «тридцатники» — бежавшие сюда от насильственной коллективизации в Сибири и Забайкалье в 30-х годах. 

В начале войны Трехречью еще повезло. 36-я советская армия генерала Лучинского наносила удар по Хайлару, двигаясь своим левым флангом через Старый Цурухайтуй, и лишь самая южная часть Трехречья оказалась в полосе ее продвижения. Советские войска прошли через одну из русских деревень — Светлоколуй, где жил самый богатый скотовладелец Трехречья — Бизьянов. Две отары его овец, каждая примерно в 3 тыс. голов, вместе с чабанами были переправлены на советский берег. Аргуни. 

Даже многолетняя война, когда из Манчжурии японцы вывозили все, что могли, не расшатала крепкие хозяйства трехреченцев. Край и в те суровые годы оставался хлебным и богатым; неделями отмечались церковные праздники, справлялись богатые свадьбы. А вот НКВД капитально расправился с Трехречьем всего за один август 45-го. Арестован и интернирован был каждый четвертый казак, а «тридцатники» подметены едва ли не подчистую: их обвиняли во «вредительстве колхозам». 

Многодетные семьи, лишившись хозяина, быстро разорялись. Вскоре Трехречье стало неузнаваемым. Хозяйства пришли в упадок, появились неуверенность, страх и подозрительность, стало распространяться пьянство. Много зла принесла и новая китайская власть. Нахальные некомпетентные аппаратчики подвели край к последней черте, а в 1955–56 гг. русские были насильственно выселены из района. Большинство уехали в СССР, кто-то в Австралию, Бразилию… 

http://www.gipanis.ru/?level=554&type=page&lid=532  -- свидетельствует А.М. Кайгородов, очевидец этих событий

Еще об этом:

РОДИНА ВАС ЖДЕТ!

В дни, когда в Москве Патриарх Всея Руси в уста поздравлял ветеранов войны с победой на Курской дуге, в маленьком приходе Св. Иоанна Предтечи РПЦЗ (В) состоялась панихида по расстрелянным, увезенным органами СМЕРШ из Харбина, Тяньзиня, Хайлара, Цицикара и других мест Маньчжурии и Китая в 1945 году и всем невинно пострадавшим и погибшим в концлагерях ГУЛАга бывшего Советского Союза.

Аресты, по заранее подготовленным спискам, начинались уже в первые часы с занятием городов. Поэтому телячьи вагоны с заключенными в пошли гораздо раньше вагонов с военнопленными японцами.

«Как мало - пишет харбинка Ел. Рачинская, - широты, благородства, великодушия проявила Советская власть в этом наболевшем вопросе. Такая большая, могучая, победитель на полях сражений на Западе, она как за дичью охотилась за русскими эмигрантами. Грабеж шел в планетарном масштабе. На грузовиках доблестные советские воины вывозили «трофейное имущество» не брезгуя ни чем – посудой, зеркалами и т.п.

Судьба задержанных была предрешена и их, взятых в чем были, без вещей и денег, без последнего слова, начали эшелонами перебрасывать в СССР на лишения, издевательства или, быть может, еще страшнее – жизнь советского лагерника. Не покидало сознание своей полной бесправности, и бессилия, отчаяния, обманутых надежд. Молебен в Соборе об увиденном не мог вместить толпы молящихся. Всего было взято не менее 10 тыс. человек. Не хватало тюрем, их заменяли школы, учреждения. Потом их всех стали вывозить в Богом забытую страну; а Мир молчал. Ни один голос не прозвучал в нашу защиту. Нет, это была не война. Это была банда грабителей и насильников».

Уполномоченный Императорского Дома на Дальнем Востоке, редактор журнала «Штандарт» и заведывающий приютом им. Св. Тихона Задонского, быв. штабс-капитан Б.Г. Уваров проживал
в Калгане. Во время воскресной литургии в храм вошли трое из НКВД; старший подошел к молящемуся Уварову, шепнул на ухо выйти и, в ограде церкви, удостоверившись в его личности, тут же застрелил «презренного белобандита» - без ареста, допросов, следствия и суда.

80-летний Георгиевский кавалер, участник Луцкого прорыва генерал-майор Белой армии М.Е. Обухов работал сторожем на Успенском кладбище, за гроши занимался переплетением бухгалтерских документов. В августе был репатриирован на свою «исконную Родину», осужден трибуналом по литере «ПШ (промышленный шпионаж)» в пользу Японии, и приговорен к высшей мере социальной защиты.

С. Простнев
Верность № 189

Гибель русского Харбина: «успехи» советской пропаганды

Русские харбинцы, по примеру своих сотоварищей, проживавших в Западной Европе, также разделились на "пораженцев" и "оборонцев", причем последних, желавших победы СССР, оказалось значительно больше. Немалую роль в значительном увеличении в Харбине числа симпатизирующих борьбе с Германией людей сыграл "Союз возвращения на Родину", действовавший и в Шанхае, и в Харбине еще с конца тридцатых годов. Его активисты горячо убеждали представителей старой части русской диаспоры в необходимости возвращения в Россию и участия в "великих стройках социализма" делом и словом.

В особенности это касалось специалистов — железнодорожников, квалифицированных инженеров, нужда в которых все равно оставалась и в сравнительно благополучном по этой части СССР..

Просоветская газета "Родина", которая сменила с лета 1941 года свое название на иное — "Новая жизнь" — из номера в номер без устали пропагандировала преимущества советского строя среди читателей. Вот почему, говоря о рядовых эмигрантах, можно сказать, что большинство из них искренне приветствовало приход Красной армии в Маньчжурию. Делалось это ими без особых мыслей относительно собственного будущего в условиях "победившего социализма"

В феврале 1945 года советскими пропагандистами из Хабаровска было организовано вещание на Харбин и Маньчжурию некой подпольной эмигрантской радиостанции, находившейся якобы в Харбине. В передачах принимал участие советский писатель, сам бывший харбинский эмигрант Всеволод Никанорович Иванов, который с азартом рассказывал о достижениях советской власти в России, сочетая истории о благоденствии русского народа под властью советского Политбюро с призывами к эмигрантам возвращаться в лоно матери-родины. Его взволнованный высокий голос призывал "заблудших овец" эмиграции к покаянию и дружной работе на благо России. Слушатели тех лет уверяли, что, несмотря на очевидную лживость некоторых утверждений, произносимых Ивановым, о безоблачном будущем приехавших в Союз эмигрантов, в какое-то благополучие просто хотелось поверить, в особенности после всех перенесенных притеснений и обид...

Средний харбинец, не отягощенный лишними знаниями о жизни в СССР, вспоминал, если позволял возраст, тихие уголки родных русских мест, воображая идиллию русской жизни, казавшейся буквально райской на фоне неспокойных лет, проведенных на чужбине. И невольно в новых разговорах при свечах, если в городе гасло электричество из-за взорванной китайскими повстанцами подстанции или наступал комендантский час, харбинцы предавались мечтаниям о том, как славно заживут в России, пусть и при коммунистах, но "ведь все равно русские же они люди! — авось хуже, чем при японцах, не будет"...

Успех захвата города советскими войсками был обусловлен и тем, что советское генеральное консульство создало в Харбине штаб обороны под руководством своего сотрудника Н. В. Дрожжина, в который входило до 3000 русских. Из них лишь 240 были советскими гражданами, а все остальные 2760 — русскими эмигрантами… По многим воспоминаниям участников тех бурных событий, русские жители Маньчжурии оказывали всевозможное содействие советским солдатам. Это было и в Харбине, и в других крупных городах — Чанчуне, Мукдене, Дальнем и на множестве маленьких станций КВЖД. За это после окончания Второй мировой войны, согласно указам Президиума Верховного Совета СССР, определенной части эмигрантов было предоставлено право получения советского гражданства.

Обманутые и наивные харбинские обыватели, собравшиеся возвращаться на родину, не раздумывая, вывозили с собой целые библиотеки, собранные двумя поколениями горожан, в надежде на то, что в послевоенной России печатное слово будет неприкосновенно и свободно, а оттого стремились вывезти большое количество эмигрантских изданий, собственных рукописей и даже архивы. Протоиерей о. Михаил Ардов сообщает такую подробность, касающуюся одного из первых эшелонов возвращенцев, пересекавшего китайско-советскую границу в самом начале 1946 года, услышанную им от непосредственного свидетеля произошедших затем событий.

Пассажирские вагоны с репатриантами едва пересекли границу, как паровоз втащил их на один из запасных путей приграничной советской станции. Радость на лицах возвращавшихся в Отечество свое харбинцев, смотревших во все глаза в окна, постепенно сменилась нараставшим изумлением. Вдоль вагонов было выставлено плотное оцепление из солдат. На соседнем пути стояли, видимо, заранее пригнанные "теплушки". В вагоны поднялись офицеры МГБ и, проходя вдоль купе, просили прибывших приготовить свои книги для проверки перед ввозом их на территорию СССР на предмет соответствия нормам, предъявлявшимся к книгам, ввозимым из-за границы.

Следом за офицерами, в вагоны вошли солдаты, собиравшие вносимые в коридор книги в холщовые мешки. Пройдя весь состав, эта первая часть проверяющих лиц сгрузила мешки на землю, а затем изумленные харбинцы вдруг увидели, как солдаты поволокли изъятое к железнодорожному рву на противоположной стороне. Еще большее удивление и даже возмущение вызвали действия солдат, бесцеремонно вытряхивавших любимые книги из мешков в ров, но возмущение достигло своего накала, когда подошедшие солдаты стали обливать бензином книги, лежавшие во рву. Послышались возмущенные крики "Это произвол!" и "Мы будем жаловаться!", но бедные возвращенцы не знали, что за расправой с книгами последует расправа и с их человеческими и гражданскими правами.

Поднявшиеся в вагоны солдаты войск МГБ приказали, захватив только самое нужное, выходить из пассажирских вагонов и строиться возле стоявшего напротив состава с теплушками. После небольшой переклички недавним угнетенным японцами, но относительно свободным людям, пришлось забираться в товарные вагоны, конечным пунктом назначения которых были фильтрационные пункты, откуда большинство приехавших начали свою одиссею по обширной сети советских концентрационных лагерей.

(из кн. О. Г. Гончаренко. Русский Харбин, 2009)

Еще о белом движении из (бывшей) Желторосии

9 июня 1941 г. на Соборной площади в Харбине состоялось торжественное открытие уникального монумента – памятника борцам с коминтерном. Нужда в памятнике возникла после гибели русского бойца Квантунской армии Михаила Натарова у Халхин-Гола (Номонгана). Памятник имел подчёркнуто национально-русский и православный (барельеф памятника изображал архистратига Михаила, поражающего дьявола) характер, хотя воздвигался не только в честь русских героев. Величественный монумент выполнял двоякую функцию: напоминал жителям маньчжурского государства о заслугах русских в борьбе за Новую Азию и сплачивал народы империи на фундаменте противостояния общему врагу – СССР.

Знаменательно, что в то время как в агонизирующей Французской республике русским ветеранам отказывалось в праве возлагать венки на могилу неизвестного солдата («Россия нас предала!»), в Маньчжу-Ди-Го русская эмиграция пользовалась почтением местных властей.

На церемонии открытия присутствовал весь спектр сил русской общины – от монархистов-легитимистов до фашистов Родзаевского, а также представители всех национальных групп Харбина. С речами выступили начальник БРЭМ генерал Кислицин и японский генерал Янагита. Ниже приводится отрывок из репортажа в журнале «Луч Азии», содержащий ключевые моменты этих выступлений.
«По окончании молебна состоялась официальная церемония открытия памятника, начатая оглашением Начальником Главного Бюро граматы следующего содержания:

«В день сегодняшнего торжества, в день открытия и освящения единственного в мире по своей идее и своему значению памятника борцам с коминтерном, перед нашим мысленным взором проходят светлые образы тех, кто пал в борьбе с темными силами зла и подвиги которых увековечены сооружением этого памятника.

С глубочайшим благоговением мы склоняем наши головы перед священной особой Е.И.В. Государя Императора Николая Александровича, Его Августейшей Супруги Государыни Императрицы Александры Федоровны, Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича, Августейшего Атамана всех казачьих войск, Великих Княжен: Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии Николаевны, умученных и убиенных за верность России, в городе Екатеринбурге, Вел. Кн. Михаила Александровича, убиенного в городе Перми, Вел.Князей: Павла Александровича, Георгия Михайловича, Сергия Михайловича, Николая Михайловича, Вел. Княгини Елизаветы Феодоровны, Кн. Иоанна Константиновича, Константина Константиновича и Дмитрия Константиновича, убиенных в Петербурге и Алопаевске.

Мы свято чтим светлую память умученных иерархов и священно-служителей Православной Церкви и погибших вождей Белого Освободительного Движения – адмирала А.В. Колчака, ген. Л.Г. Корнилова, атамана А.И. Дутова, атамана А.М. Каледина, ген. М.В. Алексеева, ген. А.П. Кутепова, ген. бар. П.Н. Врангеля, ген. В.О. Каппеля, ген. Е.К. Миллера, ат. И.П. Калмыкова, ат. И.Н. Красильникова, ген. гр. Ф.А. Келлера, ген. Н.Н. Духонина, ат. Анненкова, всех генералов, адмиралов, офицеров, юнкеров, кадет, врачей, сестер милосердия, чиновников, унтер-офицеров, урядников, солдат, казаков и матросов Белых армий и флота, павших в борьбе за нашу родину – Россию и за торжество Правды и Добра во всем мире.

Мы вспоминаем сегодня русского юношу-героя М. Натарова, жизнью своей заплатившего долг благодарности приютившей нас стране за всех нас.

Мы отдаем сегодня долг почитания памяти героев – ниппонцев пор. Уэда, пор. Сиотами, подпор. Сато, старших унтер-офицеров: Таканами, Кудо, Хагиока, Отани и Ичикава, мл. ун.-оф. Танака, ефрейторов Хамада и Сугизава, бомбардира Такесита, рядовых: Хирано, Ками, Симокане, Жузо, Сато, Хосои, Хирамацу и Абе, павших смертью храбрых в рядах Особого Маньчжурского Атамана Семенова отряда и кровью своей скрепивших узы боевой дружбы русских и ниппонских патриотов.

Мы молитвенно преклоняемся перед памятью всех борцов за идеалы Добра и Справедливости, павших в борьбе с темными силами зла, именами же их Ты, Господи, веси.

Вечная им слава, вечная память и вечный покой!»

Яркую речь произнес Начальник Военной Миссии генерал Янагита:

«Сегодня, пользуясь торжеством открытия памятника, воздвигнутого в честь павших за новый грядущий порядок, за возрождение Азии и единение обитающих в ней народов, я возношу им в лучший мир свою молитвенную благодарность и перед их светлой памятью почтительно склоняю голову.

– Мир оказался в настоящий момент в полосе неопределенности и внезапных перемен. Европейская война, в своем неизбежном расширении, охватила Ближний Восток. Но в Восточной Азии, через расцвет и рост Ниппон и Маньчжу-Ди-Го, неуклонно приближается к заветной к заветной цели дело установления новой, справедливой системы межгосударственных отношений.

– Однако, на пути к завершению этого гигантского труда, встретятся еще многие препятствия и затруднения. И для преодоления их потребуется объединенная и решительная воля многих наций.

– В такой серьезной и ответственный момент власти и население Ниппонской и Маньчжурской Империй проявляют искреннее сочувствие российской эмиграции. Под широким флагом равноправия наций, являющегося основной идеей создания Маньчжу-Ди-Го, власти устраивают настоящую торжественную церемонию, увековечивающую память павших.

– Быть может, мы и запоздали в выполнении нашего святого долга перед погибшими, но никогда не поздно, что освещает значение создания Маньчжу-Ди-Го и пропагандирует великую идею «хакко ичи-у» – мир под одной крышей.

– Среди российских эмигрантов имеется много пионеров страны, которые вложили свои силы и энергию, много лет тому назад, в дело развития Сев. Маньчжурии. Они героически вступили в пределы дикой, пустынной страны, вливая свою кипучую энергию в строительство путей сообщения и промышленности и неся огни культуры в самые девственные и глухие углы.

– Многие из них, преданно служа идеям Маньчжу-Ди-Го, оказывали большие услуги молодому государству, даже жертвуя, ради его прогресса, своими жизнями.

– Теперь, через десять лет после основания Маньчжурской Империи, на несокрушимом фундаменте покоится ее правовой порядок, растет хозяйство и крепнет государственная мощь. Одновременно с этим, несравнимо поднялся и международный авторитет Империи среди других держав мира.

– В этом поразительном успехе, за столь короткий промежуток времени, немалую роль сыграли и российские эмигранты, нередко жертвовавшие своими жизнями для прогресса Азии и устроения жизни на справедливых принципах Ван-Дао и дружественного единения наций.

– Благодаря этому, когда был поднят вопрос о постройке памятника, как власти, так и население, не делая различия в религии и национальности, оказали дружную поддержку этому делу.

– В результате этого единения, мы являемся свидетелями сегодняшнего редкого торжества.

– Белая башня памятника – земной символ доблести тех, в память кого он воздвигнут, и нам всем здесь присутствующим, он, как-будто, указывает должный путь и, как-бы, призывает еще бодрее и тверже стоять за свое святое дело.

– Сегодняшняя церемония должна еще более ободрить нас и укрепить наши силы в борьбе за достижение великой цели – возрождения и обновления Азии. И тем, кто сложил свои жизни за новый грядущий порядок мира, в светлую память кого построен этот величественный памятник, мы с глубоким волнением благодарности провозглашаем вечную славу и вечный покой».

«Луч Азии», № 82, 1941 г., с. 30-32.

После прихода в Харбин большевиков памятник был взорван. Сегодня на его месте стоит другой памятник – красноармейцам, погибшим при «освобождении» Маньчжурии.

(из журн. Ф.Мамоноваhttp://ugunskrusts83.livejournal.com/)http://ugunskrusts83.livejournal.com/353542.html